— Престранно это все… — упер руки в боки граф. — Некуда им было бежать, да и незачем. Может берег обыскать… Дальше, в можжевелом лесу… Мариэльд, глядя на разговор сына и слуги, недовольно нахмурилась. — Сын мой, сейчас не время для выяснений, что было в голове у айоров. Кьенс со всем разберется самостоятельно. Нам пора в путь. Двум отрядам предстояло добраться до Луциоса, чтобы там расстаться. На многолучевой развилке, меж трех высоких дубов, Мариэльд со слугами свернет на восток, к Лорнейским вратам, и уже сквозь них отправится на север. А Юлиан вместе с учителем Вицеллием проедет по южному большаку, к границе с Детхаем. Конечно, можно было двинуться в Гаиврар и на корабле отплыть до Ор’Ташкайя, главного портового города Элейгии. И уже из Ор’Ташкайя на лошадях попасть в Элегиар. Но Мариэльд покачала головой и настоятельно посоветовала, что являло собой приказ, чтобы Юлиан увидел срединный Юг своими глазами, а не мельком из каюты. Нырнув в объятия тисовой рощи, отряд спустя десять минут явился на большак из древесного полусумрака сплетенных меж собой крон. И медленным ходом двинулся в сторону Луциоса. Ближе к обеду, когда уже вовсю туда-сюда сновали ослики с товарами и груженые телеги, вампиры остановились на развилке. Той самой, стоящей меж трех громаднейших дубов. — Матушка, я буду скучать по Вам! — Юлиан протянул руки и обнял худенькую женщину. — Передавайте мои сердечные приветствия герцогине Моренн. — У тебя не будет времени скучать, Юлиан. Уже через пару месяцев твои мысли займут совсем иные дела, — сказала женщина и, вскинув насмешливо бровь, обняла сына. — А коль твои пожелания моей подруге так сердечны, езжай со мной. Амелотта будет рада. — Нет, матушка… Нет! Я к такому не готов. Только хочу попросить Вас. — О чем же? — Если я не успею возвратиться раньше, чем вы с герцогиней явитесь сюда. Прошу, не позволяйте ее орде кошек топтать мои спальню и лабораторию. Заприте их, а еще лучше заколотите! И объявите обязательно, что там остались опасные яды, от которых вся живность герцогини издохнет сиюминутно. Хозяйка Ноэля, растеряв ледяное высокомерие, расхохоталась от мрачного вида графа Лилле Адана, и от той тучи, что нависла над ним при упоминании Амелотты. Затем взор Мариэльд перепорхнул на веномансера и сделался еще теплее и ласковее. — Прощайте… госпожа. Вицеллий поправил жесткую суму с ядами, скрипнув кожаной тканью, и поцеловал поданную Мариэльд руку. Веномансер и графиня замерли, оба молчали, но что-то в их глазах говорило, что они друг друга понимают без слов. Графиня тепло кивнула, с явной неохотой убрала длань в тонкой перчатке и взобралась на белоснежную кобылу, украшенную у седла и уздечки декоративными цветами олеандра. Расставание стало коротким — никто из присутствующих не любил долгих прощаний, и каждый был уверен, что все еще друг с другом обязательно увидятся. Наконец, матушка вместе со слугами скрылась за горизонтом, а Юлиан обернулся вперед и глубоко вздохнул от нахлынувшего на него чувства предвкушения. Их путь лежал к Олентьюку, что покоился у гор Аше за бурной речкой Олен. Путники должны были по плану достичь города поздно ночью, проехав несколько поселков и деревень поменьше, и минуя мельничные пруды. В Олентьюке располагался весьма средненький постоялый двор, но выбирать не приходилось. Отряд пустился в долгое путешествие. * * * Кони бодро шли по широкому тракту Оленто, приближаясь к утопающему в зелени Олентьюку. Вицеллий задумчиво читал книгу, которую он позаимствовал из библиотеки Лилле Адан, безвозвратно. Граф склонил голову набок, увидал название «Паруса» и удивленно воззрился на поглощенного устройством такелажа старика. Фийя и Кайя брели позади господ, на некотором расстоянии, да тихонько болтали меж собой. Вицеллий купил Кайю по дороге в Ноэль, в Детхае, тридцать лет назад. Она тогда была еще юной девочкой лет десяти, но видимо приглянулась старику из-за смуглого южного личика правильной формы и карих глаз насыщенного теплого цвета. Сейчас же Кайя подросла, стала крепенькой и коренастой женщиной, на вид лет двадцати, чуть сутулой, но весьма симпатичной. — Фийя, — ущипнула айорку за бедро сквозь серое платьице Кайя. — Да, Кайя? — повернула свою головку с несколькими косами айорка. — А мы куда едем? — Как? Ты не знаешь? — распахнула глаза женщина и посмотрела на другую служанку. — В Элегиар же! — Где это? — Ну… Там, где-то на Юге, — деловито вскинула бровь Фийя, которая и знать не знала, где это королевство. — Понятно… А что мы там будем делать? — Ну… Не знаю. А ты в курсе? — Нет, — помотала каштановой копной Кайя. Юлиан, который услышал разговор двух девушек, не смог не улыбнуться от его комичного содержания. — Учитель, — обратился он к старику, плетущемуся вровень со Старейшиной, на серой кобылке. — А? Да-да? — вскинул голову от книги веномансер. — Расскажите, пожалуйста, о Нактидии гор’Нааде. Я никогда ранее не слышал, чтобы вы упоминали о нем, однако в своем письме он обращался к Вам очень тепло. — Это… — Вицеллий прикрыл книгу и обвил себя суконным плащом, словно замерз. — Мой давний товарищ, я с ним долго общался до того, как пришлось покинуть Элегиар. — Весьма странно с его стороны напоминать о старом вкладе. Не по-банкирски это. — Но по-Нактидиевски! — ответил Вицеллий. — Там не все так просто, Юлиан. Нактидий — друг Пацеля, а Пацель — мой давний товарищ, с которым я познакомился в Элегиаре. Нактидий, как самый настоящий златожорец, ценит свою репутацию, а потому, не желая терять лицо среди аристократии, очень трепетно относится к расчетам в злате со своими вкладодержателями. Во время празднества Гаара, — старик закатил глаза к голубому небу. — В 2100 году это дело было, подле Пущи Праотцов, где проводят жертвоприношения. Тогда Нактидий испытывал денежные затруднения, но сидел в первому ряду рядом со мной. А я незадолго до этого дослужился до кресла Консула и стал Королевским Веномансером. Тогда же, после церемонии жертвы Гаару, я и согласился стать вкладчиком его банка. Конечно, после сотни уверений в чистоте намерений. Потому что в те годы, когда отменили запрет на выдачу кредитов населению, банков стало, как чертят по осени. Юлиан удивился столь развернутому и открытому ответу. Ранее за веномансером не было замечено, чтобы он делился чем-то из своей прошлой жизни. Вицеллий был скрытным, вредным и молчаливым вампиром, но сейчас, похоже, он расщедрился на воспоминания. — То есть Нактидий узнал, где вы сейчас живете, от Пацеля? — Возможно. — И вы уверены в нем? — Да, я же тебе уже сказал, — недовольно пробормотал веномансер, снова утыкаясь в книгу. На этом, похоже, общительность Вицеллия истощилась. — Вы же сами говорили мне, что верить никому нельзя. Помните? А теперь едете в Элегиар, после всего того, что произошло. Рискуете жизнью за восемьсот сеттов. Да, сумма не малая и для богатых господ, но, Вицеллий, Вас упоминали даже в книгах истории, едва ли не как главного участника события. Остерегитесь! Еще есть время вернуться! — Прошло тридцать лет, Юлиан. Все всё забыли, во дворце сменилось целое поколение, — Вицеллий поерзал тощим задом по седлу и еще плотнее закутался в легкий плащ. — Восемь сотен сеттов на дороге не валяются, ты сам только что это и сказал. — Рассуждаете очень нелогично, — Юлиан мотал головой и не верил. — Тридцать лет — это много для простого человеческого люда, но не для вампиров из дворца. — Нактидий — мой хороший и старый друг. — У Вас нет друзей, вы сами это обронили один раз. — А ты, я гляжу, очень памятливый? — веномансер захлопнул с шумом книгу и зыркнул на молодого графа исподлобья. — Я не хочу проблем. Вы выбрали имя, которым представитесь страже при необходимости? — Да. — Какое же? — Вицеллий Гор’Ахаг. — Да вы с ума сошли! — воскликнул Юлиан. — Я был когда-нибудь похож на сумасшедшего? — Вицеллий посмотрел серьезно на графа колючим взглядом. — Пока нет, — с неохотой признался Юлиан. — Я похож на самоубийцу? — Нет… — Тогда ты, не зная, что произошло в Элегиаре на самом деле, не смей судить по книгам истории, — Вицеллий отвернулся, поджал губы и стал смотреть куда-то вдаль. — Не разочаровывай свою Матушку, Юлиан. Она возлагает на тебя большие надежды. Снова потерявшись под накидкой из тонкого сукна, Вицеллий втянул голову в худые и тщедушные плечи, ссутулился в седле и продолжил чтение. Лишь колючие глаза бегали туда-сюда по строчкам, да шевелился палец, чтоб листнуть страничку. На этом разговор, видимо, по мнению веномансера, закончился. * * * Время шло, а небольшой отряд из четырех вампиров продолжал двигаться по гравийной дороге. Вдали громыхнуло, и молния ярким зигзагом расчертила небо. Оттуда, со стороны утонувших в свинцовой туче хребтов Аше, подул сильный ветер. Пожалуй, скоро стоило ждать доброго проливня — на побережье непогода имела свойство сгущаться очень быстро. И спустя полчаса с порывами ветра в лицо всадникам стали кидаться брызги дождя. А затем и вовсе стремительно приползла туча и извергла из себя ливень: скоротечный, но мощный и прибивающий к земле. К шее лошадей склонились под капюшонами четыре фигуры. Через четверть часа, когда облака уплыли дальше на восток, вампиры скинули капюшоны — распогодилось. На головы путников теперь разливало свой свет солнце, кутаясь в истончавшиеся кучерявые облака. Юлиан и Вицеллий говорили друг с другом мало. Разве что перекинулись парой слов до Олентьюка касаемо способа извлечения яда из афенских медуз. Старика невероятно взволновало, как быстро погибли два столь могучих и больших Левиафана. Чуть позже, когда солнце уже закатилось за молодые и острые шапки гор, и на Ноэль осела вечерняя полутьма, граф Лилле Адан вновь обратился к старику-веномансеру. — Учитель, а вы ничего странного не замечали в мое отсутствие? Вицеллий нехотя оторвался от книги в сумраке, болезненно поморгал и посмотрел своими старыми прищуренными глазами на ученика. — А что я должен был заметить, Юлиан? — Пропали два стражника на калитке. Ответом были лишь вздернутые вверх плечи. — Сбежали. — От нас никогда не сбегали айоры, учитель. Тем более, у Бисая осталась жена с ребенком.