Близился закат, огненные лучи скользили по улицам и заливали таверну оранжево-золотым светом. Люд в харчевне навострил уши и, спрятавшись по углам, с ужасом взирал на щуплого старика, который стоял в отблесках заходящего солнца. — Так вы не сможете помочь? — сорванным голосом спросил Милас. — Хоть что-нибудь, ради Ямеса. Зостра покачал головой и развел руками. — Я не смогу убить их всех. И как только они, ценой нескольких жизней, убедятся, что я один — сразу же применят в другой части города рассеивающий камень и прорвут вашу оборону. Так что, молодой человек, — обратился к массивному Миласу тщедушный Зостра. — Город в любом случае будет взят. Не тешьте себя пустыми надеждами. Мы — мертвецы. Все вокруг молчали. Над людьми нависла тень ужаса, которая хватала за горло и душила. Багряный луч солнца стал медленно отползать от ног мага к выходу из таверны — солнце садилось. А где-то вдалеке зазвучали барабаны и запела труба. В углу, около деревянного стола, неожиданно расплакался маленький ребенок, который вспомнил, что после такого гула погиб его папа. В таверну ворвались несколько дозорных одновременно. — Господин! — Началось! Зостра, хоть и стоял величаво посреди паникующей толпы, не сдержался и вздрогнул. Он вышел следом за Миласом, прошел улицу, шепнул пару слов на Хор’Афе и поднялся на галерею. Из лагеря неприятеля выдвинулся крупный отряд: лучники, мечники, люди с таранами и лестницами. Под гулкое пение трубы войско направилось к главным воротам. Сопровождали полчище девять чародеев. — Стреляют! — закричал кто-то со стены. Зостра поднял глаза, и тут же перед самым его лицом чиркнул о невидимый щит наконечник стрелы, высек искру и рухнул наземь. С дрожью Милас посмотрел на спокойного мага. — Полсотни мужиков на южную стену! — кричал где-то вдалеке Хильд. — Куда ты пошел, болван! Живо на стену, не смей прятаться! — закричали в сторону юнца, который пытался скрыться в доме. Милас обеспокоенно смотрел на подступающее войско. Все вокруг застыли, с окаменевшими плечами и тяжелыми руками. На атакующих из тисовых луков полился дождь стрел. В сторону тарана полетели факелы, однако они лишь скользнули по щиту и упали наземь. Таран спокойно подтащили к воротам, и над Корвунтом разнесся грохот железа об окованные ворота. Слева от фланкирующей башни смахнули бревном лестницу. — Сделайте же что-нибудь, черт вас побери! — закричал Милас южному магу. — Неужели в Вас нет ни капли сочувствия? Или Вам собственная жизнь не дорога? Ради Ямеса, я умоляю, помогите! Зостра, сложив руки на парапет, помялся. Как бы не были тщетны надежды, но умирать не хотелось. Не так быстро. Поэтому маг вздохнул, недовольно взглянул на Суйгурию и его младших колдунов и прошептал заклинания. Они разнеслись песней над галереей, и защитники, стоящие рядом с магом из Нор’Алтела, в ужасе отшатнулись. Щит вокруг тарана вспыхнул и начал трескаться. Суйгурия вскинул голову и нашел взглядом Зостру. Предводитель Змеи нахмурился, и с его губ сорвался Хор’Аф, колдуны начали вторить ему, отчего их слова сплелись в дружный хор. Дыры в щите стали зарастать, стенки утолщаться, но Зостра усилил голос, вцепился гневным взглядом в одного чародея. Барьер взорвался брызгами разноцветных огней, обжег людей под ним и вокруг, а тот, кого буравил взором Зостра, закричал дурным голосом и упал замертво с кобылы. Помощник Суйгурии, Барлеотон, полноватый и нежный колдун с мягкими вихрами, выкинул вперед руку, пользуясь моментом, пока Зостра атаковал, и с его губ слетели злые слова. — Зар'Ерлъе'Лясъя! Молния зигзагом соскользнула с пальцев Барлеотона и растворилась в барьере Зостры, на мгновение вспыхнув. Отряд Белой Змеи побледнел. — Двусловец! Это двусловец! — завопил Барлеотон и, не успев создать вокруг себя барьер, умер от колкого заклинания Зостры. По настилу тарана расползлось пламя, и воины попытались отступить, погибая под шквалом стрел. Суйгурия вместе с помощниками сбились в плотную кучу, бросив глеофян умирать, и под небольшим, но крепким щитом спешно отошли. Колдуны взглядами испепеляли Зостру. Зостра же приложил руку ко лбу, вытянул ладонь вперед и интеллигентно поприветствовал предводителя Белой Змеи, по-южному, с мягкой улыбкой. Лицо того же в злобе перекосилось. — Дайте мне что-нибудь надеть, — обратился со вздохом к Миласу маг. — Я не смогу после истощения держать одновременно и свой щит, и атаковать. Зостре мигом выдали полное облачение и, одевшись в ближайшем доме, старик заходил туда-сюда по галерее, посматривая вниз. Над Корвунтом сгустились сумерки. Стремительно темнело, и обеспокоенный маг водил глазами по волнам атакующих, выискивая колдунов. Чуть погодя маг из Нор’Алтела увидел вспыхнувший в ночи от стрел щит одного колдуна. Тот, посланный трусливым Суйгурией, отчаянно ринулся к южной стене, прикрываясь воинами. Поодаль, на холме, застыл в ожидании и сам Суйгурия Авари. Зостра очень живо побежал, протискиваясь в узком проходе. Зазвучал Хор’Аф, и, не успев уложить камень у стены, колдун с криками умер, когда его щит разорвался, а сердце лопнуло. Зостра же, тяжело дыша, облокотился о зубцы стены — слишком стар он уже для таких забегов. В это время другие чародеи, завидев смерть товарища, вернулись в лагерь, к расписному шатру. Там уже стоял гневный Кидот Порфилиус. — Он один, — сказал Суйгурия. — Там один маг. — Один? Тогда почему вы не смогли пробить вчера стену? — спросил неверяще военачальник. — Почему ты стоишь здесь, а не там, на поле битвы, Суйгурия? — В договоре было оговорено, что мы должны помочь рассеять стену, — огрызнулся Суйгурия. — Мы не должны были бороться с выходцем из Байвы! Именем Моэма, там двусловец, который может плести одновременно два заклятья, Кидот! — Один маг, даже из Байвы, не сможет долго защищать город. — Мы тоже не сможем защищаться против него в открытом бою! Он специально убил сильнейшего щитоносца, который держал над нами барьер. Если мы еще раз туда пойдем, Кидот… Он сломает щит Фоэрла, Фоэрл не так силен, и положит всех нас. А чтобы нам напасть на него, Кидот, ты понимаешь, что нам нужно отказаться от своих барьеров! Это смерть против двусловца! — Мне плевать! — рыкнул Кидот Порфилиус на расиандском, а затем, успокоившись, предупреждающе похлопал по ножнам. — Иди и сделай, что положено, или я передам послание в Гиратион. Сколько у вас осталось рассеивающих камней? — Три камня, Кидот, — трясущимися руками Суйгурия, счастье которого зависело от осады, снял шлем, и миру явилось худое лицо с мягкими щеками и полными губами. — Этот Прафиалов ублюдок спалил вчера пять артефактов и сегодня один, вместе с Седрилом. Но мы… Мы разделимся, под покровом ночи попадем к стенам с помощью иллюзий и сделаем дыру. — Так ступай! Чего встал! Неожиданно Суйгурия замер и побледнел. Кидот непонимающе посмотрел на колдуна, но затем услышал и сам. Топот. Топот коней. Со стороны Западного тракта земля вздрогнула под копытами нескольких тысяч огромных жеребцов, и эта дрожь докатилась и до лагеря глеофян. Послышалось пение солровского рога. — Строиться! — закричал Кидот мерифиям, а сам бросился к коновязи. Весь Корвунт затих, жители с бледными лицами вслушались в приближающийся гул. Никто не верил. Всем казалось, что это иллюзия, отклик надежды в сердце, которая отдавала в больные и уставшие головы. А затем город накрыл вопль счастья. Мимо Корвунта на размашистой рыси пронеслись всадники. Бледная луна вышла из-за облаков, и нагрудники, шлемы с вороньими перьями и оружие засияли благодатным и даже священным для жителей Корвунта светом. Сверкающее во тьме войско мчалось по предгорным равнинам к вражескому биваку. Люди привстали в седлах, упершись в стремена, а острия копий нацелились на неприятеля. В лагере Глеофа царил хаос. Не успев построиться, глеофяне уже кинулись врассыпную. Никто не ждал Белого Ворона так рано, но сейчас он был во главе Солров и вел их за собой. Войско Филиппа разделилось на несколько крупных отрядов, и хрипящие злые кони миновали палисад и ворвались в лагерь, вспоров его. Равнины наполнили крики, лязг металла и визжание лошадей. В глазах солров плясала сама смерть, и глеофяне вопили, когда их грудь протыкали копья, а головы, будто кочаны капусты, разбивали тяжелые копыта. Суйгурия вместе с двумя колдунами уже мчался верхом к реке, в горы. Оглянувшись, чародей увидел, как от места побоища, что было когда-то лагерем, отделились несколько солров и пустились вдогонку. Мужчина побледнел и остервенело впился пятками в бока коня, подстегивая. В воздух со свистом взвились стрелы и чиркнули о магический щит. Защита вспыхнула, заискрилась и на мгновение залила все вокруг ярким светом, но барьер выдержал. Это заприметил высокий всадник в зеленом плаще, и, отдав короткий приказ, тут же поскакал следом. Солры стали догонять наемников с юга. Помощник Суйгурии обернулся, шипяще бросил заклинание на Хор’Афе, и один из черных всадников с воплями рухнул наземь. Из-за заклинания колдуна его щит на мгновение исчез, за что чародей и поплатился — умелый конник выбил его из седла. Глухой крик, скрежет доспехов — колдун замер. С Суйгурией Авари слева поравнялся крепкий воин, и его стремительное копье уперлось в сверкающий щит. Предводитель Белой змеи оскалился и вытянул в сторону верхового руку, рявкнул слова на Хор’Афе. С пальцев сорвалось пламя, полыхнуло в глаза коню — тот захрипел и споткнулся на полном скаку. Раздался хруст ломающихся костей, а затем и крик второго помощника, чья лошадь запнулась об рухнувшего всадника. Стиснув шенкелями бока уже вымученной кобылы, радостный Суйгурия огляделся и помчался дальше в горы, к переправе через Мертвую Рулкию. Вдруг справа в свете луны мелькнул черный силуэт, и из-за скалы вылетел на галопе огромный мерин. Блеск острия — и бок лошади Суйгурии пропороло копье. С сухим треском обломилось ясеневое древко, и коня со страшной силой опрокинуло наземь. Суйгурия исступленно завопил от боли, когда кобыла рухнула на него и переломала чародею все, что было ниже пояса. Высокий мужчина в дорогих одеждах выскользнул из седла. Уверенно и мягко ступая по камням, он, подобно дикой рыси, пошел в сторону колдуна. В руках заблестел меч. Суйгурия постарался взять себя в руки и, рыдая, вытянул вперед пальцы, растопырил их, прокричал заклинание. Ничего… Корчащийся от вспышек боли колдун, приподнявшись на руке, еще раз отчаянно выкрикнул страшные слова, будто разрезающие прохладный горный воздух ножом. Но воин продолжал идти, сотканный из металла и вороньей символики. Из-под шлема проглядывали белоснежные волосы. И тут Суйгурия все понял. Он разрыдался, рухнул обратно на землю и воздел к неумолимо приближающейся статуе трясущиеся руки. — Пощадите! — взмолился колдун. Мужчина замер над дрожащим и стонущим Суйгурией, придавленным лошадью, и в шею предводителю Белой Змеи, в зазор между доспехами, уперлось сверкающее под луной лезвие. — Ты с юга? — спросил сухой и чистый голос. Суйгурия нервно закивал, разглядывая острые металлические ботинки под самым его носом. Под подошвой хрустел мелкий камень. В страхе колдун обхватил себя руками и всхлипнул, корчась от боли. — Выкуп… — простонал он с акцентом. — Меня выкупить… — Сними шлем, — последовал холодный приказ. Колдун с трудом стащил с себя красивый шлем, воздел глаза к нависшему над ним мужчине, но тут же получил сильный удар в лицо и провалился во тьму. Филипп фон де Тастемара с легкостью откинул труп кобылы, подхватил закованное в доспехи тело, словно не чувствуя тяжести, и перекинул пленника через заднюю луку седла. Затем ловко и по-молодецки запрыгнул на коня, словно сросся с ним, и поскакал назад. Чуткие уши слышали крики победы. * * * Спустя несколько часов, когда луна бледным пятном висела в черном небе, в распахнутые ворота Корвунта, от которых отодрали брусья и доски, ввели немногочисленных пленных. Обычных воинов Глеофа безо всякой жалости зарубили мечами, чтобы не плодить лишние рты. Под ощерившимися копьями по брусчатой улице шагали военачальник Кидот Порфилиус и два его мерифия. Голодные и уставшие жители Корвунта, которые, впрочем, не чувствовали ни голода, ни усталости, воодушевленно кричали и плевались в сторону побежденных. Впереди процессии, рядом с Филиппом, отставая на полкорпуса от него, ехали изнуренные после напряженного марш-броска военачальник Шарлон Рэ и его помощник Лука Мальгерб. Обоз войска должен прибыть только к обеду следующего дня. — Ну что же, ты вошел в город, сэр Лонос, — обратился к не успевшему сбежать мерифию хохочущий и невероятно довольный Милас. — С закатом, как и обещал! Мерифий промолчал. Сейчас, без сияющего шлема и в промятых доспехах он казался уже не таким напыщенным, а вокруг мужественного рта залегли глубокие морщины. Рядом с пленниками вышагивал и счастливый Хильд, держась за разрубленную и обмотанную тряпками руку. Оборона города присоединилась к сражению уже на его исходе, но один из глеофян умудрился попасть тесаком в щель между доспехами капитана. — Господин, там в комнате постоялого двора находится маг… — наконец, обратился Милас к грациозно покачивающемуся в седле графу. — Что? Какой маг? — спросил Филипп, который не успел еще никого расспросить об осаде в пылу битвы. Черненый нагрудник графа с зарубками от мечей, тесаков и копий врага все также сиял в бескровном свете луны, а белоснежные волосы опустились на плечи. На сгибе локтя Белый Ворон держал шлем, украшенный в навершии пучком вороньих перьев. Пленного бессознательного колдуна тащили два воина позади Филиппа. — Так… Господин. Эти свиньи, — Вождь указал на Суйгурию, у которого были связаны руки и обмотан в несколько слоев тряпками рот. — Они же не смогли разрушить стену благодаря южному магу… — Какому магу, Милас? — сердито повторил граф. — Он в комнате постоялого двора отдыхает, того, с зеленой крышей, дальнего. Говорит, устал. Старик пришел с юга, якобы вы пригласили, господин. — Как зовут? — Кажись, Зостра… После этих слов глаза Филиппа расширились от великого удивления, и он покинул торжественную процессию, обогнал ее и стремительно понесся по побитой из требушетов камнями улице, на которой уже почти растащили баррикады. Около постоялого двора Белый Ворон выпрыгнул из украшенного кисточками седла и бросился сквозь толпу, наверх. Если с пару минут назад Филипп думал о Глеофе, то теперь его мысли занимал лишь южный маг. В коридоре стояла охрана. Стражники с тоской прислушивались к счастливым воплям на улицах и мечтали лишь о том, чтобы вернуться к своим семьям, с которыми уже успели попрощаться.