— Я никогда так не делал. — Погоди, — не веря собственным ушам, начал Мигель. — Что? Не удивительно, что член Олдриджа повис тряпочкой, вся кровь прилила к лицу. — Я ни разу не занимался сексом... в такой позе. — Никогда не был сверху и лицом к лицу? Для меня это проблематичнее, чем для тебя. Но я довольно гибкий. Как ты уже заметил. Олдридж фыркнул. — Да. Ты, безусловно, гибкий молодой человек, — легкая улыбка исчезла с губ Олдриджа. — Но я хотел... послушай. У меня не так много опыта. У меня было всего несколько партнеров. И многого я не делал. Можно собрать целую библиотеку из того, что я не пробовал. В основном я импровизирую: порно и воображение помогают отлично. Поэтому прости, если я все испорчу. Мигель не стал спрашивать что именно. У него была идея получше. Мозги у парня немного поехали. У тридцатилетнего Олдриджа было еще меньше гомосексуального опыта, чем у Мигеля, который геем не был и до недавнего времени себя даже бисексуальным не считал. Поэтому идея была умопомрачительной. — Ты справишься. Я могу... например... помочь тебе с экспериментами. Никакого осуждения. Никакого риска. Тебе только попросить нужно, и мы попробуем все. Все, что ты захочешь. И не старайся произвести на меня впечатление, и уж тем более не переживай из-за обратного. Твой извращенский флаг может спокойно развеваться. Олдридж скептически скривил губы. — Ага, сегодня все отлично пошло. — Во-первых, умник, шлепками никого не удивишь. Во-вторых, ты в одной постели с невероятно горячим парнем. Для тебя все удачно складывается. Олдридж фыркнул. — Собственно, сейчас я не чувствую себя извращенцем, и флаг не в настроении развеваться. — Прелестно. Тогда поцелуешь меня? — Поцеловать? — Угу. Я уже в курсе, как твоя тощая белая задница умеет целоваться, — Мигель сложил губы куриной жопкой. Олдридж нахмурился. — Ты похож на рыбу. И моя задница не тощая. — Откуда мне знать. Я ее в глаза не видел. Ставлю на то, что она плоская, как блинчик. Черт, да она, наверняка, еще и вогнутая. — Что? — взвизгнул Олдридж. Мигель изо всех сил старался не заржать над профессорским лицом, возмущенным от нанесенного оскорбления его телосложению. — Я только хотел сказать, что всегда любил пышные попки, — Мигель в воздухе обозначил нужную округлость. — Но ты мне нравишься, док. И для тебя я определенно сделаю исключение, даже несмотря на впалую задницу. — Я... — Это проблема всех белых. Не конкретно твоя. На генетическом уровне, понимаешь? — Ты невозможен, — прошипел Олдридж. Мигель ухмыльнулся. — Поцелуй меня. А еще лучше покажи задницу. Грустную, малюсенькую попку. — Да блять! Клянусь, я завалю тебя, — Олдридж скинул штаны и пинком откинул их на пол, а затем для большей убедительности сорвал с себя рубашку. — Вот! Теперь ты целиком счастлив? — его грудь, покрытая легкой порослью волос, раздраженно вздымалась. Мигель — дважды занимавшийся сексом с полностью одетым мужчиной — уставился на Олдриджа во все глаза. Док был стройным, но не тощим. У него, как у Мигеля, не было шести кубиков, но и пивного брюшка тоже. Док был подтянут с чертовски бледной кожей, и, несмотря на то, что волос на его теле было больше, чем у Мигеля, они были тонкими и серебристыми, практически незаметными взгляду. Мигелю отчаянно хотелось коснуться и убедиться, что на ощупь кожа такая же мягкая, как и на вид. Профессорский член, Мигель заметил, уже был полувозбужден. Значит все не так херово. Великолепно. — Покажи попку. Если ее будет трудно разглядеть, дашь свой бинокль? Олдридж зарычал. Он сердито повернулся боком, отвернув при этом лицо. — Я буду с удовольствием добивать вас на экзамене, мистер Кордеро-Руис. Мигель хрюкнул. Он все усилия прилагал, чтобы не облапать задницу Олдриджа, далеко не вогнутую и даже не плоскую. Такой выпуклой попы можно было добиться только тоннами приседаний. Круглая, идеальной формы, и на ягодицах еще чертовы ямочки. Ямочки на заднице. Еще тридцать секунд назад Мигель не подозревал, что у него фетиш на ямочки на заднице, но ведь каждый день о себе что-то новое узнаешь. Ему хотелось как можно скорее облизать задницу Олдриджа, как тарелку после tembleque. Отчего он даже фыркнул. — Другое дело! — Доволен? — огрызнулся Олдридж. «Даже близко нет, но однажды я все-таки до нее доберусь». — Пойдет, — согласился Мигель. Олдридж в ярости уселся обратно. — Пойдет? Серьезно? Ты хоть представляешь, сколько раз я приседал с двумя копиями «Анатомии Грея», чтобы так выглядеть? — «Анатомия Грея»? — переспросил Мигель. — Она тяжелая, — ответил Олдридж. — И удобная. — Да пофиг. Я признаю, что у тебя фантастическая задница, слепленная по учебнику, если ты пересмотришь свое мнение о моих навыках минета. — Так вот оно что? Шантаж? — что-то в серых глазах Олдриджа изменилось, и они потемнели. Док наклонился ближе к Мигелю. — Ты очень-очень плохой мальчик. Должно было прозвучать глупо, но это не так. — Не такой уж и плохой, — возмутился Мигель. — Может слегка непослушный. — И что мне с тобой делать? — Олдридж зарычал. — Поцелуй меня. «Коснись меня, возьми, трахни, оставь рядом» Мигель передернулся под тяжелым взглядом Олдриджа, казалось, обладавшим собственной гравитацией. — Пожалуйста, Профессор. Поцелуй меня, и обещаю вести себя хорошо. Глава 23 Олдридж выходит за рамки обычного секса Суббота, 14 декабря. Постель Олдриджа. Эванстон, штат Иллинойс. — Пожалуйста, Профессор. Поцелуй меня, и я обещаю вести себя хорошо. Откровенно искренние слова Мигеля тяжело отозвались в душе Олдриджа. Если кто и заслуживал наказания, то точно не Мигель. Скорее именно Олдридж, потому что в очередной раз все испортил. Но Мигель, как оказалось, очень легко его простил. Но парень не сможет вечно прощать Олдриджа. Ни у кого нет столько терпения. Олдридж глубоко вдохнул и, медленно выпуская воздух, постарался сосредоточиться, учитывая, что находился абсолютно голым в постели с красивым мальчиком, который вопреки здравому смыслу хотел его, и более того хотел ему угодить. Олдридж мечтал доставить Мигелю удовольствие, но то, чего просил парень, было не просто сексом и даже не какой-то конкретной его разновидностью. Мигель просил, чтобы Олдридж занялся с ним любовью. Вот к чему все сводилось. Нечто большее, чем простой контакт тел ради физического удовольствия. Одна только эта мысль пугала, но намного меньше, чем очень реальная возможность, что Мигель исчерпает запас своего терпения и просто уйдет. И Олдридж останется один. Снова. Олдридж первым укажет на себя пальцем, когда зайдет вопрос о трудностях в коммуникации с людьми. Они, по мнению Олдриджа, по большей части раздражали и выматывали. Но Мигель отличался, и, несмотря на ощущение, что ему было бы намного лучше без присутствия Олдриджа в жизни, обратное даже отдаленно правду не напоминало. Профессор оседлал бедра Мигеля и обхватил его лицо.