— Ничего плохого, Элли. Даю слово. Если не считать ужасной тоски по маме, нам с отцом вполне хватало общества друг друга. Или мне так казалось. Я любила сидеть вечерами возле его ног у камина, пока каждый читал свою книгу из библиотеки. Иногда он цитировал мне стихи. Его любимым автором был Джон Мейсфилд. Как мне нравились эти описания моря! Я могла бы вечно слушать папин голос. Мы играли с ним в настольные и карточные игры, хотя однажды, когда я достала набор для игры «Счастливые семейства» и уже выложила карточку с миссис Бейкер на ковер, он покачал головой: — Что-то неохота, давай не будем, Элли? Я тихо убрала игру. Затем постаралась поднять ему настроение, предложив сыграть в шашки и позволив выиграть. Папа всегда следил, чтобы я делала домашние задания и правильно собирала портфель на следующий день. Каждый день выдавал деньги на обед. А я помогала ему готовить бутерброды, которые он брал на работу в магазин, — так, как их делала мама. — Мы хорошая команда — ты и я, верно? — сказал он однажды. — Твоя мать гордилась бы тобой. Он сразу отвернулся, но я успела заметить, что у него мокрые глаза. Поэтому я решила подбодрить его шуткой, которую слышала в школе: — Почему помидор такой красный? Отец пытался говорить так, чтобы я не поняла, что он плачет, но его голос дрожал. — Я не знаю, Элли. Почему? — Потому что он видел картошку без мундира. И хотя я не понимала, почему эта шутка считается забавной (и не могла спросить у ребят в школе: они сказали бы, что я глупая), — он улыбнулся. И снова все стало хорошо. Осенью мы собирали каштаны в парке, и я показала ему, как мама научила меня делать из них маленьких человечков, втыкая булавки вместо рук и ног. Я даже предложила приготовить что-нибудь вместе — что-то из того, что мы обычно делали с мамой. Мы нашли старую кулинарную книгу с одним из ее любимых рецептов. «Мамино особое миндальное печенье», — приписала она сбоку. Однако, когда мы с отцом взбивали яичные белки, они никак не хотели подниматься. — Ничего страшного, — весело сказал он. — Мы можем просто купить готовое печенье. Но это было совсем не то. — Что мы будем делать на Рождество, Элли? — спросил он, когда в магазинах стали появляться украшения. Мне казалось невозможным встречать Рождество без мамы. — Мы могли бы поехать к твоей тете в Шотландию, если ты не против. Она приглашала. Мне не нравилась сестра отца. Когда она гостила у нас, то постоянно говорила матери, что я «слишком взрослая себе же во вред», что бы это ни значило. — Я бы лучше осталась в нашем доме только с тобой, — ответила я. Он кивнул. — Хорошо. Я рад, что ты так говоришь. Так что, когда мисс Гринуэй пригласила нас провести этот день с ней и ее старой матерью, я ожидала, что отец отклонит приглашение. Но он сказал, что это очень мило и что мы не знали, куда себя деть. — Было бы невежливо отказаться, — пояснил он мне потом. Папа сказал, что мы должны принарядиться. Так что я надела темно-синее бархатное платье, которое становилось мне мало, и повязала волосы лентой, как Алиса, а отец надел свои лучшие серые брюки и то, что он называл водолазкой (хотя это не было похоже на костюмы водолазов из моей энциклопедии). Мисс Гринуэй встретила нас в дверях, хотя мы даже не успели постучать. Она надела красное платье с беспорядочным узором, такое короткое, что открывало колени. — Ах! Какие шикарные конфеты! — разразилась она восторгом, когда я передала их ей, как заранее сказал отец. — Вам не стоило беспокоиться. И подарки тоже! Вы нас балуете! — Вовсе нет, — ответил отец. — Я очень благодарен за заботу, которую вы проявили к Элли. Он слегка подтолкнул меня локтем. — Да, — произнесла я, вспомнив о хороших манерах. — Спасибо. Когда мы вошли в гостиную, старуха сидела там в кресле и вязала. — Я вижу, он притащил и ребенка, — сказала она дочери, как будто нас там не было. — Изображаем счастливое семейство, да? Мисс Гринуэй покраснела. — Не беспокойтесь насчет мамы, — шепнула она. — Она слегка заговаривается, особенно после дневного сна. Но после обеда, когда папа задремал в кресле перед выступлением королевы, а мисс Гринуэй потребовалось подняться наверх, чтобы «освежиться», я вошла в кухню. Старушка мыла посуду. Я заметила, что ее шея покрыта морщинами, как у черепахи. — Могу я чем-то помочь? — вежливо спросила я. Она показала мне язык. — Это очень невоспитанно, — сказала я. — Не глупи, малявка. Я просто пытаюсь тебя подбодрить, вот и все, — хочу рассмешить. Я повторила фразу, которую однажды мама сказала отцу: — Ну, немного странный способ этого добиться. Она пожала плечами. — Может, ты и права. — А затем протянула мне полотенце с надписью «Привет из Лайм-Реджис!» — Давай просто продолжим вместе, ладно? А теперь расскажи мне, что сейчас любит молодежь? — Ее глаза затуманились. — Когда я была в твоем возрасте, мы катались на коньках по деревенскому пруду… После этого мне стало нравиться бывать дома у мисс Гринуэй, потому что я сидела с ее матерью, а та рассказывала всякие истории. Рядом с ее креслом всегда стояла большая банка тянучек. — Никогда такое не ела? — ахнула она, когда я сообщила, что мама не разрешала конфеты, потому что они вредны для зубов. — Да ты, считай, и не жила, дорогуша. Давай, попробуй одну! Они были мягкими, сладкими и утешающими. Когда одна прилипла к небу, мама мисс Гринуэй показала, как отлепить ее пальцем. Это произошло следующим летом, когда мне было восемь с половиной. Отец вошел в мою комнату. — Как ты посмотришь, если у тебя снова появится мама? — спросил он. Будь я помладше, подумала бы, что нашли способ вернуть мою настоящую мать. Но теперь я знала, что это невозможно. — Что ты имеешь в виду? Его лицо было таким красным, словно он обгорел на солнце. — Я предложил мисс Гринуэй выйти за меня замуж. Она будет любить тебя так же сильно, как я. Как думаешь — ты сможешь ее принять? Я вспомнила, как соседка держала меня за руку, когда мы ходили в школу и обратно. Как она готовила вместе со мной кексы «баттерфляй» и помогала с домашним заданием. И как отец казался намного счастливее с ней рядом. Я хотела его порадовать. И кроме того, если я расстрою его, как поступила со своей матерью, он тоже может умереть. — Да, — сказала я. — Конечно. Отец нежно и тепло обнял меня. — Теперь все будет хорошо, Элли. Я поверила ему. Дура, что тут скажешь. Гиацинт (Hyacinthoides non-scripta) Травники говорят, что он прогоняет ночные кошмары. Однако его луковицы чрезвычайно ядовиты. Некоторые утверждают, что носящий венок из гиацинтов вынужден говорить только правду. Глава 4 Джо Я следую за этим парнем, Полом. Мы проходим одну большую пустующую комнату, потом другую. Я начинаю нервничать. Здесь так холодно, хоть волков морозь. «Наше» место, говорил он. Но я здесь больше никого не вижу. Мы останавливаемся.