Девушка в темно-синем костюме и туфлях на высоком каблуке возле соседнего умывальника шарахается в сторону. Я сую голову под сушилку — пускай у меня и нет волос, но это все равно приятно, — а затем одеваюсь и захожу в одну из кабинок. Возможно, я смогу спрятаться здесь на несколько часов и сообразить, что делать. Я решительно не могу просить подаяние, как велел Пол. Табличку, которую он мне дал, я уже выбросила в мусорное ведро. Спустя некоторое время я слышу, как возмущаются люди снаружи. — Эта уже целую вечность занята. Кто-то стучит в дверь: — Побыстрей там! Я молчу. Проходит час, возможно, два, пока я сижу и клюю носом в тепле. И тут это происходит. Я вижу сверкающие черные ботинки под дверью. Снова стук. Более требовательный. Меня бьет дрожь. — У вас там все в порядке? Раздается шорох, словно кто-то шарит по полу. Рукав черной униформы. Это полиция! — Лучше выбить дверь и посмотреть, все ли с ней нормально. Ничего другого не остается. Мне приходится открыть. — Я в порядке, — говорю я, сняв шапочку и отпирая дверь. — Просто живот скрутило. Женщина в полицейской форме сужает глаза. — Правда? Скорей похоже, что вы прячетесь от кого-то или чего-то. — С чего вы так решили? — Не надо вести себя так агрессивно. — Я и не веду, — отвечаю я, чувствуя, как руки сжимаются в кулаки. — Как ваше имя? — А в чем дело? Я не совершила ничего плохого. Она смотрит на меня, словно уже видела раньше. — Я думаю, нам следует отправиться в полицейский участок и установить вашу личность. Пройдемте, пожалуйста. На нас таращится целая очередь людей. Мое горло сжимается от паники. Я должна как-то выбраться из этого положения. — Отпустите даму! — требует женщина в толпе. Это одна из шайки Пола, понимаю я. — Прекратите ей угрожать! — продолжает та. — Как она и сказала — она не сделала ничего плохого! Кое-кто из остальных посетителей теперь тоже поддерживает меня. Возникает неразбериха. Нелепая ситуация. Полицейская, кажется, и сама сомневается. Я использую ее замешательство, чтобы выскользнуть из туалета, и бегу от автовокзала так быстро, как только могу. Через главную дорогу. Мимо кафе и офисных зданий. Впереди виднеется парк. Как раз то, что надо. Вдруг я смогу там спрятаться. Не спрашивайте почему, но я уверена, что от этого зависит моя жизнь. Боярышник (Crataegus monogyna) В старину это растение связывали с плодовитостью. В первый день мая молодые женщины брали цветущие ветки боярышника и держали их близко к сердцу, чтобы привлечь будущего мужа. Также известен как защитное дерево, помогающее укрыться от бурь. Глава 7 Элли Время здесь течет очень медленно. Каждая минута кажется вечностью на пути к свободе — или нет. Возможно, так у многих взрослых, не только у сидящих в тюрьме. Но когда ты ребенок, время идет по-другому. Когда я оглядываюсь назад на свое детство, мне кажется, что были периоды жизни, которые запечатлелись в памяти небольшими стойкими пятнами, — например, когда умерла мама. А другие пронеслись мимо — такие, как беременность моей новой матери. Младенцу требуется девять месяцев, чтобы вырасти в животе, а тогда мне показалось, что прошло всего несколько недель. Только став старше, я поняла, что Шейла, должно быть, выходила замуж уже беременная. К моему восторгу, мне разрешили помочь моей новой матери приготовиться к рождению малыша. В первый раз после свадьбы меня пригласили в их спальню. Тот старый деревянный шкаф исчез, а на его месте появился белый, с раздвижными дверями, украшенными зеркалами. Мамин красивый викторианский туалетный столик тоже убрали, вместе со всеми безделушками и фотографиями. Его заменили на соответствующий новой обстановке. На нем стояло зеркало, которое наклонялось вверх и вниз, если его потрогать. (В тюрьме нам не разрешают иметь зеркала, на случай если мы их разобьем и используем осколки, чтобы пырнуть кого-то или порезаться). Но предметом, который действительно привлек мой взгляд, была новая большая кровать с темно-бордовым покрывалом, про которое отец сказал, что оно сделано из «свечных фитилей» [5]. Было так странно думать, что отец каждую ночь спит в этой постели с женщиной, которая не моя мамочка. Еще в комнате стояли комод и магазинные сумки с белой детской одеждой внутри. Мне поручили положить ее в ящики. — Спасибо, Элли, — сказала Шейла. — Ты прекрасно справилась с работой. После этого она вытащила вещи и переложила по-своему. На мой взгляд, ничего не изменилось, но она выглядела довольной. — Ты ничего не имеешь против ребенка? — спросила меня подружка в школе. — С чего бы мне? — Ну, по нему понятно, что они этим занимаются, — хихикнула она. — Что ты имеешь в виду? Еще одна девочка засмеялась: — Разве ты не знаешь? Мне не хотелось выглядеть глупой, поэтому я сделала вид, что до меня внезапно дошло. — Ах, это, — сказала я беззаботно. — Теперь я понимаю, о чем ты. Но я не поняла. И вот однажды на уроке биологии учительница объявила, что мы начинаем изучать «размножение». По классу прокатилась волна смеха. «Твой отец и новая мать все об этом знают!» — прошептала подружка, которую я стала недолюбливать после этого. Мы все сидели перед большим экраном, на который падал луч проектора, как в кино. Отец обычно водил меня каждую субботу на утренние сеансы в наш местный кинотеатр «Одеон», но мы там не были уже целую вечность. Сейчас, в кабинете биологии, на экране появилось изображение чего-то, слегка похожего на луковицу. Пока мама не заболела, мы с ней сажали такие осенью, а весной из них прорастали зеленые побеги. — Это матка, — сказала учительница. — Она у женщины в животе. Следом шла картинка с изображением маленького головастика, который назывался «сперматозоид». — Они образуются в организме мужчины. Множество их попадает в матку, но лишь один оплодотворит яйцеклетку. Это означает, что зародилась новая жизнь. А затем ребенок начинает развиваться. В классе снова захихикали. Это показалось мне невежливым. И я задала вопрос: — А как головастик попадает в матку? Еще несколько девочек выглядели так, будто тоже этого не понимали. Но подружка толкнула меня в бок. — Это потому что мужчина и женщина занимаются сексом, тупица! — прошипела она. — Так же, как твой отец! Моя мама говорит, что это отвратительно — так скоро после смерти твоей бедной матери. Неужели правда? А зачем? Тем же вечером я зашла к миссис Гринуэй и повторила вопрос. Я надеялась, она скажет, что моя подружка просто глупая. Но она молчала несколько минут, хотя телевизор продолжал греметь ее любимым сериалом «Улица Коронации», который я никогда раньше не смотрела, — она всегда включала либо его, либо «Перекресток», и я никак не могла решить, который мне нравится больше. — Некоторые люди могут говорить, что твой отец нашел кого-то слишком быстро, — сказала она наконец. — Но прошло уже почти два года, и кроме того, он был одинок. Мужчины не всегда сами справляются со всеми делами. Ему нужна была женщина, чтобы присматривать за тобой. И моя дочь тоже нуждалась в муже. Время поджимало. Она всегда отчаянно хотела ребенка. Никогда прежде я не слышала, чтобы старушка так долго говорила серьезным голосом, без обычного хихиканья. Затем миссис Гринуэй вздохнула: — Она считала, что уже слишком поздно, чтобы иметь собственного ребенка. Значит, была недостаточно осторожна. — Что вы имеете в виду?