Мне было трудно думать о мисс Гринуэй как о «Шейле», не говоря уж о «маме». Но я не хотела проблем. Хорошая девочка не должна делать и говорить ничего такого, что может кого-то расстроить. — Ха! — гоготнула старая миссис Гринуэй, которая тоже там была. — Мамой, ишь ты! — Мама! — сказала мисс Гринуэй. Ее щеки слегка покраснели. — Пожалуйста, постарайся сдерживаться. И кажется, тебе уже хватит шампанского. — Чепуха и вздор. Я просто хочу налить немного малышке. Держи, Элли. Выпей! Ведь не каждый день у тебя появляется новая мать. — Вообще-то, Эйлин, — вмешался отец, — я бы не хотел, чтобы моя дочь пила. Она еще слишком юна. — Но тогда ей самое время брать от жизни все, верно? — Старушка покачала головой. — Иначе она состарится прежде, чем успеет ею насладиться, как произошло с моей дочерью. Никогда не думала, что она найдет себе мужа, скажу я вам. Однако надо отдать ей должное. У нее довольно быстро получилось устроиться в постели, согретой другой. Да, Шейла? Что же плохого в том, чтобы успеть забраться в теплую постель, думала я. Мама всегда клала мне туда грелку перед сном. Наоборот, глупо ждать, пока она остынет. — Я считаю, мы все должны немного успокоиться, — сказал отец. На его лице застыло выражение, которое мама обычно называла «напряженным». — А, хорошо, несут очередное блюдо. — Ну наконец-то! Я успела опять проголодаться. Они называют себя «пятизвездочным»? Всегда считала, что это только для пущего шику. Вроде как моя дочь строит из себя утонченную, чтобы не показать свое нутро свежеиспеченному мужу. — Мама! Достаточно! — Я, пожалуй, не откажусь от еще одного кусочка свадебного пирога! — заявила старушка. И тут же принялась запихивать в рот второй кусок, словно кто-то собирался его отнять. — Прости, — прошептала мисс Гринуэй — отныне Шейла, — подобрав длинное белое платье и наклонившись ко мне. — Моя мама просто немного переволновалась. И поэтому говорит глупости. — Все в порядке, — смущенно ответила я. — Я имела в виду только то, что сказала, дорогая. Действительно хочу, чтобы ты называла меня мамой. Всегда мечтала иметь такую дочь, как ты. — Ее глаза увлажнились. — Я думала, что уже слишком поздно для того, чтобы завести семью. — Она крепко сжала мою руку. Это было больно, но я не хотела ее отдергивать. — Мне так повезло. * * * Шейла переехала к нам и перевезла миссис Гринуэй. — Почему она не осталась в своем доме? — спросила я отца. — Потому что она не настолько здорова, чтобы твоя мама могла позволить ей жить одной. Прошло несколько секунд, прежде чем я поняла, что он имеет в виду Шейлу. — Твоя мама серьезно относится к своим обязанностям, — добавил он. — Это одно из качеств, которые мне в ней нравятся. Он говорил так, словно моя настоящая мать не делала того же самого. И я обиделась за нее. — К каким обязанностям? — спросила я. Отец переминался с ноги на ногу. — Ну… например, заботиться о людях, которые от нее зависят. Таких, как миссис Гринуэй? Но, как по мне, она не выглядела зависимой. На втором этаже у нее была своя гостиная, где всегда очень громко работал телевизор. Она обычно смотрела смешные передачи, вроде шоу Дэвида Никсона (благодаря которому я поверила, что магия существует, несмотря ни на что!) — в отличие от серьезных, таких как «Завтрашний мир» или новости, которые нравились отцу. Иногда я сидела под дверью и слушала ее телевизор. Это приятней, чем проводить время с супругами, которые постоянно тискались и шептались, прежде чем сказать мне, что пора идти спать. Так я и сидела однажды вечером, когда старушка неожиданно открыла дверь, застав меня врасплох. — Хочешь — так входи, — сказала она. — Чего ты ждешь? Это стало нашим ежевечерним обычаем. Я усаживалась рядом с ней на маленьком диване среди подушек с изображениями тореадоров. Она с гордостью сообщила, что купила их в Испании во время отпуска по системе «все включено». Еще она говорила мне вещи, которых я не понимала. — Будь начеку с моей дочерью. Она может казаться самой нежностью и добротой. Но если ты не сделаешь так, как она хочет, — она в ту же секунду ополчится против тебя… Миссис Гринуэй немного помолчала, словно собираясь сказать что-то еще. Но передумала. — Что? — спросила я. — Ничего, дитя мое. — Она потрепала меня по руке. — Просто забудь, что я сказала. Тогда я не придавала большого значения нашим беседам. Ее мысли «путались», как говорил отец. Кроме того, «мама», как я изо всех сил старалась называть Шейлу (я не могла сказать ей ни «мамочка», ни «мамуля»), была со мной очень мила. Она покупала новую одежду — моим любимым было красивое красное платье в белый горох. И часто делилась всякими лакомствами вроде шоколадных батончиков с фруктово-ореховой начинкой и обнимала меня. Иногда по ночам, когда молилась, я чувствовала себя виноватой. — Господи, пожалуйста, скажи мамочке, что я всегда буду любить ее больше всех. Мне оставалось лишь надеяться, что она получит это сообщение. (На днях, когда нам разрешили посетить тюремную часовню, я поймала себя на том, что снова произношу ту же самую молитву.) По выходным, когда отец бывал посвободней, мы выезжали на семейные прогулки. Это значило, что мы с миссис Гринуэй сидели на заднем сиденье автомобиля и сосали ириски, которые она тайком подавала мне из своего кармана, в то время как моя новая мать восседала спереди рядом с отцом, крутившим баранку. Время от времени мы ходили гулять в лес и собирали цветы. Я сушила их между страниц детской энциклопедии, как учила моя настоящая мама. Потом, как и раньше, помещала их в альбом и искала названия в своей книге о полевых растениях. В конце лета и осенью мы с моей настоящей мамой обычно собирали ежевику и варили варенье в большой кастрюле. Я всегда наблюдала, как она процеживает его через большую марлю, привязанную к ножкам перевернутой кухонной табуретки. Но когда я спросила свою новую мать, можем ли мы сделать так же, она рассмеялась, как будто я сказала что-то глупое. — Я не из тех, кто варит варенье. Странно, но она совсем перестала готовить выпечку теперь, когда мы жили все вместе. Куда-то исчезли и кексы «баттерфляй», и пироги по-пастушьи, и «жаба в норке». Вместо этого мы питались в основном рыбными палочками и новым блюдом под названием «арктический рулет», потому что они были «легче». Иногда, если светило солнце, мы отправлялись к пабу, куда мой отец и новая мать заходили выпить, пока мы с миссис Гринуэй сидели в саду с лимонадом и пакетами чипсов. — Теперь она долго не сможет сюда ходить, — сообщила моя компаньонка в один из таких выходных, тыча пальцем в мою новую мать, исчезающую в пабе под руку с отцом. — Почему? — Я догрызала свой последний чипс, стараясь закончить пакетик одновременно с миссис Гринуэй. Мы обе были не прочь купить еще парочку, но у нас не было денег. — Потому что она в положении, вот почему. — В каком положении? — Ох, дорогуша. Не бери в голову. Придет время, и ты все узнаешь. Вскоре после этого, перед возвращением отца с работы, моя новая мать приготовила рыбные палочки. Она готовила их пятый вечер подряд. — Извини, — сказала я, насадив одну из них на вилку. — Но мне от них уже дурно. Я думала, Шейла скажет, что ничего страшного и она сейчас даст мне что-то другое. Но она пронзила меня неодобрительным взглядом. — В таком случае, юная леди, можете ступать прочь из-за стола. Во время войны мы посчитали бы за счастье такую прекрасную еду. Тебе следовало бы радоваться, что она у нас есть. Тем же вечером, когда снаружи завывал зимний ветер, папа, как всегда, пришел перед сном подоткнуть мне одеяло. — Я хочу с тобой кое о чем поговорить, — сказал он. — Это как-то связано с рыбными палочками? — с тревогой спросила я. — Что? Нет. При чем тут они? — Да неважно, — быстро ответила я. И попробовала угадать снова. Мы с папой часто играли в «угадайку», когда жили одни. Он всегда говорил, что я быстро соображаю и что я «умная девочка». — Тогда о том, что Шейла в положении? Его лицо приняло удивленное выражение. — Ты знала? — Миссис Гринуэй мне сказала. Но не сказала в каком. В каком она положении? Он улыбнулся. — В очень, очень интересном положении! Она ждет ребенка, Элли! Братика или сестричку для тебя! Разве это не чудесно? Я выпрыгнула из постели и обвила руками его шею. Наконец-то мне будет с кем поиграть! В этом доме появится кто-то, с кем можно поговорить и кто не будет старше меня! Я стану такой же, как и все остальные девочки в школе. — Спасибо, папочка! Спасибо! Но позже, читая молитвы, я ощутила горечь. Моя настоящая мама так сильно хотела ребенка. — Я надеюсь, ты не против, — прошептала я в темноту. — Я все равно люблю тебя больше всех. Провалиться мне на этом месте, если вру!