– За то, что иногда наши желания сильнее убеждений. Я не поняла, о чем он, точнее, постаралась не задумываться, чтобы не ошибиться. Быстро билось сердце, покалывало в тех местах, где соприкасалась наша голая кожа. Да что же со мной такое?! Стряхнув оцепенение и сделав неудачную попытку вырваться из цепких рук, начала снова: – Александр, я обязана вам кое-что рассказать… Решительно заглянув в серые глаза мага, утонула в голодной бездне. О Ночь, это ведь не то, о чем я думаю? – Миа, я тоже хочу кое в чем признаться. Мужская ладонь, отпустив мою талию, лаская, скользнула вверх по обнаженной руке. И там, где она проходила, оставался поистине пылающий след. Я даже дышать перестала. Впервые меня настолько взволновало обычное прикосновение. Нежно проведя кончиками пальцев по шее, а затем и по щеке, Вольский прикоснулся к моему подбородку: – Вы мне нравитесь, Миа, безумно нравитесь. Он смотрел так, что стало ясно: поцелует. И в этот раз интуиция не подвела. У этого поцелуя был вкус кофе и страсти. Позор мне – я ответила на него сразу. Да и как не ответить, когда губы нежны, но настойчивы? Вольский целовал так, словно умрет, если остановится… И все же остановился. Заглянул в глаза и довольно прошептал: – Судя по ответу, мои чувства взаимны. Я оторопела от подобного самомнения. – Вы… вы… – Я не могла отдышаться и подобрать слова. – Не вы, а ты, – возразил Вольский, целуя вновь. Его руки жили своей жизнью, гладя мою спину, при этом не посягая на то, что находилось ниже. А жаль… вернее, правильно, ибо это вообще будет запредельной наглостью и пошлостью. Первый настоящий поцелуй пары – нечто светлое и трепетное, и не важно, если для каждого по отдельности он миллионный по счету. Ох, какой пары? Если я не имею права целовать чужого мужчину? – Я все же скажу. – Чудом удержавшись от соблазна, отклонила голову, и Вольский с готовностью нежно поцеловал не в губы, а в шею. – Подождите… – Подожди, – перебив, поправил он. На что я махнула рукой: – Не важно на самом-то деле… Алекс, послушай… – Голос сорвался, когда он слегка прикусил кожу шеи. – Мне нравится, когда ты произносишь мое имя именно так. Согласен на Сашу, а вот за Александра и за «выканье» буду штрафовать. – Как? – спросила я, все еще толком не соображая. Вольский улыбнулся и поцеловал меня в нос: – Штраф беру поцелуями. Удивиться странным расценкам успела, что-либо ответить – нет. Наверное, на кабинете стояло защитное заклинание, потому что последующее было полной неожиданностью. В дверь постучали – я испуганно вывернулась из объятий мага, – и почти сразу она открылась. – Александр, у вас гости, – глухо произнесла бледная Лиза. – Это… – Я не нуждаюсь в представлении. – В кабинет вплыла блондинка, ангелоподобное видение в нежно-фиолетовом платье из воздушного шифона. Она шла по пушистому ковру в туфлях на тонкой шпильке походкой кинодивы, шагала от бедра, словно по красной дорожке, ведущей в зал, где вручают «Оскара». В каждом движении, повороте головы, легкой улыбке на полных алых губах отображалось одно: «Я знаю, что прекрасна и вы восхищаетесь мной». И она действительно была прекрасна, эта высокая, стройная женщина с отливающими золотом волосами. А уж от синих глаз, мастерски подведенных черным карандашом и подчеркнутых дымчато-серыми тенями, вообще было сложно отвести взгляд. И демон меня раздери, но ее сиреневое платье гармонировало с одеждой проклятчика больше, чем мои простенькие шорты ниже колена и майка с названием любимой рок-группы. – Ксения, – выдохнул Вольский, запуская руку во взъерошенные волосы. К слову, это я ему испортила прическу, во время поцелуя не удержавшись от проверки шевелюры на мягкость. Косясь на мага, отметила, как заиграл желвак на его левой скуле, правую я видеть не могла, но уверена, она аналогичным образом выражала недовольство. – Да, дорогой, это я. Приятно, что меня ждали, не забывая. Вольский холодно бросил: – Тебя тут не ждали, Ксения! – Да неужели? – вскинула она тонкие брови. – Тогда почему, спрятав дочь в этом доме, ты оставил на воротах допуск для меня? Внутри у меня образовался кусок льда. А и правда, почему оставил? – Это случайность, – процедил Вольский сквозь зубы. – Когда я покупал этот дом и устанавливал защиту, ты еще была моей женой. Теперь же тебе тут не рады. – Не говори за всех, есть человечек, которому я нужна все так же сильно. – Блондинка развернулась к громко топавшей в коридоре дочери. Ураган счастья хлынул на окружающих, потрясая своей силой и глубиной. У меня даже слезы на глазах выступили – Даша светилась от радости. – Мама! Мамочка! – Она задыхалась от переполняющих эмоций, прижимаясь к Ксении. – Ты вернулась! И она говорила вслух. Это был шок. Для Вольского… Для торчащей у порога Лизы… Для заглянувшего в кабинет Васи… Я же тенью скользнула к стене. – Даша, как ты могла?! – потрясенно спросил переменившийся в лице ее отец. Что он подразумевает под «как», гадать не нужно: молчание девочки все считали следствием психологической травмы, а не хитрым приемом, призванным вызвать жалость. Вероятно, Даша надеялась, что родители, опасаясь за ее здоровье, вновь будут вместе. А когда надежды не оправдались, придумала другой план: сообщить матери, где ее прячет отец, а там уговорить их сойтись снова, манипулируя их любовью к ребенку. Вот только как ей удалось сообщить адрес? – Папа, наша мамочка вернулась! – захлебывалась счастьем девочка. – Мы снова будем вместе! Больше я, никчемная эгоистка, этого вынести не могла. И бочком двинулась вдоль стены к выходу. Отпихнув бедром застывшего соляным столбом Васю, выскочила из кабинета. Спасибо этому дому за спокойные дни, но пора и честь знать. Недолго думая я покинула дачу Вольского. И только когда за спиной лязгнули металлические ворота, осознала: вещи остались в спальне. Можно было бы плюнуть на них – проклятчик переслал бы их при первой возможности куратору, да только без телефона тот не узнает, что меня нужно срочно забирать. Впереди мрачный лес, пронизанный лучами заходящего солнца, позади – утративший свою привлекательность коттедж. Куда податься огорошенному, пережившему страшное крушение надежд оборотню? Любая чащоба привлекательней пряничного домика, в который вернулась ведьма. Хотя какая из Ксении ведьма? Так, жертва обстоятельств и мужчины, который соблазняет чужих жен с помощью запрещенных амулетов. Как герой старого вестерна, я уходила в закат в гордом одиночестве. Уходила с уязвленной гордостью и кровоточащим сердцем, но зато с грустной улыбкой доброй идиотки на губах. Все-таки справедливость восторжествовала. Да, справедливость восстановлена, пускай без моей помощи, но все получили по заслугам. И я в том числе, потому что забыла незыблемый закон: счастье на чужой беде не построишь. «Зеркало Купидона» – беда семьи Вольских, не рассказав о нем, я уподобилась тому, кто его надел на Ксению. «Первый настоящий поцелуй пары»… Ха! Как это смешно! И глупо. И грустно. По щекам бежали злые слезы разочарования. Глупая, глупая я! А ведь давала зарок, что никогда в жизни не посмотрю на мужчину другой женщины, не влезу в чужую семью, не разрушу ее… Видимо, нравится судьбе слушать клятвы человека, а потом заставлять его нарушать их. Глава 10 Заложница Я не решилась заходить далеко, осталась на опушке леса. Забравшись на покореженный временем и бурями клен-гигант, вытянулась на одной из его веток и попыталась уснуть. Улеглась на живот, свесив вниз руки, и потому не боялась свалиться в крапиву, буйно разросшуюся внизу. Сон – лучшее лекарство при болезнях и тела, и души. А у меня ныло сердце, и вспоминать то, что произошло в кабинете проклятчика, прокручивая картинки перед глазами, нельзя, станет хуже. Проще забыться, выждать несколько часов, пока в доме утихомирятся, и, вернувшись на несколько минут, забрать вещи первой необходимости, то есть мобильный, паспорт и деньги. Можно обойтись и без них, но тогда придется совершать марш-бросок по ночным пустынным и не очень дорогам. А там даже для оборотня порой небезопасно, и не всегда благородные Кириллы могут оказаться рядом.