Рихард понятия не имел, с чего ему вздумалось заходить в универсальную храмовую комнату порта. До отправления междугороднего аэробуса оставалось пятнадцать минут, ему нужно было устроиться на ярусе третьего класса — с другими людьми, что было непривычно и отвратительно. Даже Марш не стала злорадствовать и напоминать, что он теперь нищий и рейтинг у него в социальной зоне. А может, она просто не знала, что можно лететь в отдельной каюте. И вместо того, чтобы выпить в порту или попытаться убедить себя, что коммуникации полезны, Рихард поперся в белую комнату, посреди которой стоял черный универсальный алтарь. В спертом воздухе висела незнакомая отдушка, пахнущая прохладным дымом. — Можешь мне не верить, но та башня правда вызывала у меня сентиментальные чувства, — сообщил Рихард алтарю. — Я была уверена, что это компенсаторный фаллический символ, — мрачно ответила Марш. — Так в старых пособиях писали, я у Леопольда брала читать. Рихард не хотел знать, что Марш при жизни нашла время подумать о его потенции. Нужно было понять, зачем он сюда пришел, и уйти как можно скорее — посадка должна была начаться. — Аве, Дафна, — позвал он. — Число погибших в центре Лоры Брессон. — На данный момент число погибших составляет шестьдесят шесть человек, — бодро отрапортовала она. Дафна реже путалась в интонациях, но ошибалась она всегда в неуместные моменты. Может, ее создатель тоже наделил ее особым чувством юмора? Рихард провел браслетом по алтарю. — Шестьдесят шесть… — Шестьдесят семь человек, — сообщила Дафна. — Шестьдесят семь диодов, — скомандовал он. Несколько секунд безучастно смотрел, как на черной поверхности загораются желтые пятна, имитирующие живое пламя. А в Младшем Эддаберге зажигали лампочки. Если бы Рихард знал, что здесь диоды анимированы в виде свечей — ни за что не стал бы заходить. Ему и так казалось, что это он принес пламя, которое сожрало центр. Он быстро оглядел комнату. Марш все-таки подключилась к его транслятору, и сейчас стояла у алтаря, склонив голову набок. Равнодушная и прозрачная. Рихард спросил, подожгла ли она центр, и она ответила «нет». Нужно продолжать ей верить. Рихард вышел не оглядываясь. Задумавшись, поднялся по трапу, позволил входному люку с шорохом закрыться у себя за спиной, и даже сел в кресло не оглядываясь. Широкое, мягкое кресло, с этично-недостоверной обивкой под кожу. А в соседнем, таком же этичном кресле, сидела молодая женщина, прижимающая к себе завернутого в лиловое покрывало младенца. Женщина мечтательно улыбалась. — Марш, ну какого хрена? — быстро набрал он на браслете. — Ты сказал «купи билеты на ближайший рейс», — фыркнула она. — В следующий раз проси Дафну, я взяла первый попавшийся. — Спасибо, — вслух сказал Рихард, постаравшись вложить в интонации как можно больше признательности, чтобы женщина не отправила репорт за нарушение какого-нибудь сраного эмоционального фона. Достал из ручного кейса виртуальные очки, долго пытался приладить их так, чтобы никуда не съезжали и не давили на нос — он до сих пор не привык к местной форме — а потом опустил черное забрало, фиксирующееся на подбородке. Теперь можно было отдавать голосовые команды и не беспокоиться о репортах от соседей. — Стенд. В черной комнате стоял белоснежный светящийся стенд с поблескивающим экраном. Рихард предпочитал выбирать конвенты вручную, поэтому каждый раз, надевая очки\, он оказывался в пустом пространстве, которое ничем не хотел заполнять. Пусть будет только чернота и зависший в ней стенд. Потом очки дорисуют то, что он выберет. Он быстро листал разбитые по темам списки — пустой с играми, короткий список симуляций, пестрящий иконками и обложками — музыкальный, визуализированный рисками книжных корешков, список мейкеров, которые он использовал в основном для создания Марш, еще десяток списков с информационным барахлом, и наконец — черные с красным значки новостных конвентов. Рихард хотел знать, кто взорвал центр. Он уже был связан с этим человеком, ведь это он принес в Средние города чертежи пауков, которым даже форму не потрудились изменить. Несколько часов назад они с Марш смотрели купленные в Младших городах эфиры, и Рихард мог бы сказать себе, что чертежи могли купить вместе с порнографией и треш-контентом. Но он не верил в такие совпадения. В молодости Рихард любил старые детективы. У него даже рабочий аватар был в виде сыщика, которому пятьдесят выпусков анимированных слайдов оставался день до пенсии. Тогда он сочувствовал, теперь — завидовал, ведь сыщик в последнем выпуске отказался выходить на пенсию. Кроме пенсии и винтажного плаща у него с тем героем ничего общего не было. Рихард понятия не имел, как искать террориста, никогда не работал с сыскными программами, и ничего не знал о работе с людьми, которые совершали настоящие преступления. Зато знал, как распространяется информация, как делаются новостные и аналитические эфиры, и как ведут себя те, кто хочет отвести от себя подозрения. Он сам себя так когда-то вел. А еще он знал, что иногда достаточно просто найти того, кто выиграл больше всех. Рихард глубоко вздохнул и выбрал официальный раздел. Хотел зайти на местный уровень, но потом решил, что взрыв — слишком значимый инфоповод, чтобы о нем не говорили по междугородним каналам. Он сделал шаг вперед, и темнота треснула, осыпалась под ноги, обнажив серо-голубые стены студии. Ведущая — анимированная кукла с огромными серебристыми глазами — сидела в горчично-желтом кресле, закинув ногу на ногу. Белоснежная фарфоровая нога с серебряным, в тон глазам, шарниром. Рихард знал, что если решит прикоснуться к ней, она будет гладкой и холодной. И его тут же выбросит из конвента. В кресле напротив сидел приглашенный эксперт в строгом черном сюртуке с золотой вышивкой на плечах — не то ветви, не то рога, не то странные эполеты. Если он правильно помнил, такие узоры полагались карабинерскому управлению. Рихард молча сел в третье кресло, бросил быстрый взгляд на рейтинг эфира — сейчас в этом же кресле кроме него сидит сто семьдесят три тысячи человек. И каждый думает, что обращаются именно к нему. Рихард знал, что такие манипуляции повышают уровень доверия примерно на 14%, а значит, доверять всему, что скажут в таких конвентах совершенно не обязательно. Это всего лишь официальная версия. — Запускай. Женщина в кресле ожила. Моргнула, растерянно улыбнулась, растянув розовые фарфоровые губы. Интересно, не Клавдий ли ее анимировал? — …Трудные времена, — скорбно произнесла она, — мы уже забыли, что значит «трудные времена». Наверное, в этом наша непростительная ошибка… — Нет никаких «трудных времен», — перебил ее мужчина. — Мы еще ни разу не пропускали пятничных эфиров. Всегда находятся люди, которые не хотят жить в обществе, и мы не вправе их заставлять. Мы не вправе отказывать людям, желающим умереть так, чтобы… Рихард раздраженно махнул рукой, на миг растянув пространство конвента. Потянулись за его пальцами стены, рты и руки аватаров. В следующую секунду пространство снова стало четким, а аватары сменили позы. — … бли шестьдесят четыре человека, — скорбно сообщила ведущая. — У нас есть две чудесные истории — одну девочку вывела электронная помощница… — Мы уже проводим проверку, — перебил ее карабинер, — нужно выяснить, почему помощница этой девочки так и не включила сирены… Он отвернулся от камеры и посмотрел Рихарду прямо в глаза. Рихард понимал, что смотрит он на универсальный аватар в кресле, но поспешно ударил по подлокотнику, останавливая эфир. — Аве, Ар… ты уже здесь. И что ты собираешься… — Третье управление, Дознающий и Исправляюший отделы уже провели необходимые проверки, — доложила она скрипучим механическим голосом. — Вам предъявлены обвинения в несоблюдении базовых требований при создании помощника. В создании потенциально опасного, заведомо дефективного программного обеспечения, известные недостатки которого повлекли человеческие жертвы. Рихард не сразу заметил, что его кресло медленно краснеет — со спинки к подлокотникам ползли багровые тени, пожирающие горчичную мешковину. На ее месте оставался алый бархат. Он вскочил с кресла прежде, чем успел подумать, зачем это делает. Инстинктивно погладил жесткие манжеты рубашки, убеждаясь, что на запястьях нет эластичных удерживающих лент. — В вашей программе отсутствует отметка о прохождении необходимого при работе с программным обеспечением инструктажа, — равнодушно доложила Марш. — Претензия и последующие обвинения перенаправлены и будут выдвинуты вашему куратору. Вам назначена компенсирующая надбавка, которая поступит на ваш счет в течение трех суток с момента утверждения указа… Кресло вновь стало желтым, а Рихард снова задумался о том, как славно было, пока Марш оставалась мертвой. А потом вспомнил, как решился вернуть ее. Как направил Питеру несколько заявлений на создание помощника с возможностью добавления в общую базу, на работу в центре моделирования и на консультации специалистов. Даже вспомнил, как смотрел серию лекций по анимированию, записанных Клавдием Франгом — только вместо человека, которого он видел на записях из центра Брессон, лекцию вел дорогой, сложноанимированный аватар с птичьей головой. Доступ к лекциям ему дал Питер. После инструктажа. После того, как Рихард подтвердил прохождение индивидуальным кодом и официальной подписью. — Мать твою, Арто, — пробормотал он, опускаясь в кресло. Провел ладонью по лицу и ничего не почувствовал — в его портативных очках не было тактильной модификации. От несоответствия по ладони расползался навязчивый зуд, и почему-то начало покалывать кончик носа. Зачем он вообще заходил в конвент? Посмотреть новости?С чего ему вообще приспичило смотреть новости и зачем их смотреть сейчас, если в любой момент карабинеры обнаружат подлог, и Рихард с красного кресла уже не встанет? — Дела мигрантов из Младших городов всегда рассматриваются на особых условиях, — по-прежнему механически сказала Марш. — Каждый год подается более полутора миллионов заявлений на переселение. Каждое заявление рассматривают четырнадцать ведомств, по шесть инстанций в каждом. Кураторов обучает одна платформа и назначение одобряется одним ведомством. Четырнадцать ведомств и шесть инстанций в каждом ведомстве не могут ошибаться, господин Гершелл. Это слишком дорого. Ошибки кураторов обходятся дешевле. Рихард успел подумать, что теперь «дефективное программное обеспечение» должны доработать, но мысль пришлось прогнать. Все равно сейчас обсудить ее не выйдет. И какое ему, в конце концов, дело. Если ее отучат так шутить — он отметит это невероятное событие бутылкой того дрянного ликера. Потому что нормального алкоголя Марш и ее чувство юмора не заслужили. Он махнул рукой, запуская выпуск. — У нас есть две чудесные истории — одну пациентку вывела электронная помощница, а вторую спас ее лечащий врач. Господин Берхард Колдер… — Господин Берхард Колдер тоже не включил сирены, — раздраженно перебил ведущую карабинер. — Мы с удовольствием допросим его как только врачи дадут разрешение… Рихард усмехнулся. Судя по забегавшему взгляду, ему только что начали приходить репорты. — Разумеется, речь идет в первую очередь о получении сведений, которые помогут найти виновника… Много репортов, вон как дрожит голос. Интересно, кто такой этот Берхард Колдер, если общественность так остро реагирует на упоминания о нем? — Давайте поговорим о виновнике! — оживилась ведущая. В ее глазах не осталось ни смирения, ни скорби. — Какова вероятность, что этот человек устроит еще один взрыв? — Нулевая… Стены конвента вспыхнули красным. — Мы определили круг наиболее вероятных… С потолка на пол ползла бордовая тьма. Лицо ведущей перекосила торжествующая улыбка — ну как же, представитель власти так просто облажался в ее конвенте. Рихард лениво подумал, что если он сейчас не поленится, уточнит имя карабинера и попытается найти такого сотрудника хоть в одной базе — ему это не удастся. А если найдет, это будет «засекреченный» профиль без фотографий. Смотреть стало неинтересно. Он и так знал, что сейчас начнется — свалка. Подключатся запасные эксперты — вот уже появляются новые пустые стулья — красное освещение выключат, зажгутся «честные» белые лампы, и до конца эфира люди будут орать друг на друга под встревоженное кудахтанье Дафны. Предчувствие скандала сгущалось, текло по стенам нагнетающей краснотой, а Рихард с тоской думал, сколько же подобного дерьма ему придется пересмотреть. Сколько таких скандалов он сам устраивал, сколько таких эфиров выпускал — все они были одинаковы. Заканчивались сорванным горлом и темнотой, притаившейся в глазах и изредка кусающей за веки, но Рихард должен был признать, что до сих пор не придумал лучшего способа не говорить на трансляции правды. О затылок сухо потерлась головная боль. Рихард остановил эфир и вышел из конвента.