Склонившись над столом с книжными новинками, Самуэль Сокас, доктор Сокас, протирает очки в стальной оправе безупречно чистым носовым платком, аккуратно складывает его треугольником и возвращает в нагрудный карман пиджака. До Елены доносится аромат лосьона «Флюид». — Пришло «Утвержденное железнодорожное расписание», доктор. Сокас, оживившись, поднимает голову, и Елена протягивает ему толстую книгу на английском языке: последнее издание действующего железнодорожного расписания в Соединенных Штатах. — О-о, прекрасно. Елена указывает на Курро, который в глубине магазина открывает ящики и разбирает книги. Он только что достал четыре экземпляра последнего романа Хардиела Понселы и один из них уже поставил на витрину. — Получили сегодня, с утренней посылкой. — Это замечательно. Доктор бросается листать расписание, пальцами с аккуратно подстриженными и отполированными ногтями нетерпеливо водит по странице, по колонкам с перечислением пунктов назначения и времени прибытия: Чикаго — Сент-Луис, 04:32, 11:17, 17:45, 02:00. Даллас — Хьюстон, 09:30, 12:05, 15:43, 19:27… Наконец удовлетворенно качает головой. — Ты не представляешь, как ты меня обрадовала. — Он поднимает глаза и поправляет очки. — Разве тебе придет в голову что-нибудь прекраснее, чем знать, во сколько отец семейства в Иллинойсе садится в поезд и едет на работу и сколько времени у него занимает дорога?.. Или когда его поезд проедет мост через Миссисипи или узловую Гранит-Сити? — И правда, — улыбается Елена. — Такое мне в голову не придет. — Уверяю тебя, это чрезвычайно эффективное математическое упражнение. Словно ты удостоился привилегии присоединиться к созданию какого-то общемирового и почти совершенного сюжета… Понимаешь меня? Она снова улыбается: — Пытаюсь. — Если однажды этим займешься, тебя затянет: точность и четкость сочетается с актуальностью, а острота — с непредсказуемостью технических дефектов или человеческих ошибок… Тебе обязательно нужно попробовать. — Я непременно так и сделаю. Сокас окидывает ряды книг грустным взглядом, в котором теплится надежда. — Есть какие-нибудь новости о ежегоднике немецкой сети железных дорог? О расписании сорокового года? — Пока нет, хотя я надеюсь, что удастся достать… Учти, сами немцы изъяли его из продажи, даже за границей. Доктор смиренно соглашается: — С их стороны это логично. Они не хотели облегчать жизнь врагу. — Наверное. — Но нас, любителей, они лишили настоящей жемчужины… Тебе не кажется? — Где-нибудь да найдется, мы продолжаем искать. Один мой друг в Мадриде, хозяин букинистической лавки, тоже в курсе дела. Будем надеяться. — Прекрасно, моя дорогая. Просто прекрасно. И доктор вновь погружается в созерцание американского расписания поездов. Элегантный и эксцентричный холостяк, он трижды в неделю пересекает границу, так как работает в Колониальном госпитале и консультирует в Ла-Линеа, но настоящая страсть Самуэля Сокаса — железные дороги. Он состоит в разнообразных ассоциациях любителей и сам ходячая энциклопедия локомотивов, вагонов и железнодорожного полотна всех стран мира. Он даже выпустил в свет за свой счет «Краткую историю европейских железных дорог» — в книжном магазине Елены имеется пять экземпляров, правда, ни один не продан; Елена никогда не бывала у Сокаса в доме, но знает, что доктор располагает специальной библиотекой, коллекцией макетов и диорамой с миниатюрными путями, вокзалами, туннелями и мостами, по которым ездят игрушечные поезда. Посмеиваясь над Сокасом, его приятель Пепе Альхараке, муниципальный архивариус, уверяет, что доктор, в халате и тапочках приводя дорогу в действие, надевает фуражку начальника станции и дует в свисток: всегда заканчивается тем, что доктор все бурно отрицает, но в то же время загадочно улыбается. — Ты давно не была на Гибралтаре, Елена? Сокас оторвался от справочника и доброжелательно смотрит на нее. Она пожимает плечами: — Недели три. Думаю поехать на днях, надо кое-что купить… ну и сигареты, конечно. Сокас ничего не говорит, но поднимает брови в знак солидарности. В Испании, стране строгой морали и добрых традиций, только мужчины имеют право курильщика покупать табак по карточкам. Ни одна порядочная женщина не может приобрести его официально. Даже если она замужем или вдова. — Я буду там как раз завтра утром… Мне нужно в госпиталь ровно к девяти. Если хочешь, могу поехать с тобой. Меня на границе знают и всегда помогают переходить на другую сторону. — Спасибо тебе. — Документы у тебя в порядке? И пропуск? — Конечно. — Обычно я прохожу очень рано. Тебе как, нормально? — Абсолютно. — Тогда в четверть девятого у решетки. — Отлично. Доктор сует книгу под мышку, достает кошелек, не моргнув глазом платит весомые шестнадцать песет — именно столько стоит американское расписание поездов, — и Елена дает ему сдачу. — Как там последняя бомбардировка? — интересуется она. — В «Хронике Гибралтара» почти ничего не пишут. — Да уж, — говорит доктор, кладет сдачу в карман и отвечает подробно: — Налицо всеобщее возмущение, поскольку итальянцы летают только по ночам и, пользуясь темнотой, нарушают границы воздушного пространства Испании. — Были жертвы? Сокас смотрит на Курро, занятого своими делами. — Один убитый и трое раненых, все военные, — понизив голос, отвечает он. — Хорошо еще, что жителей Ла-Линеа обязали каждый вечер возвращаться на эту сторону. Меньше риска для наших патриотов. Так и есть. Елене известно, что шесть тысяч испанцев ежедневно пересекают границу, поскольку работают в британской колонии, особенно с той поры, как гражданское население, из тех, кто находился там без крайней необходимости, было эвакуировано. Если не считать рыболовства, контрабанды и казарм военной базы, сам город Ла-Линеа и его окрестности существовали за счет английской части Гибралтара. — Много разрушений? — Да уж есть, не без того… Бомбы попали в Арсенал, в склады «Шелл», в электростанцию и в угольное хранилище на Южном молу. — А корабли в порту и на рейде в бухте? Доктор, снова листая вожделенное расписание, рассеянно пожимает плечами: — О-о, про это новостей нет. Воздушные атаки происходят в основном в районе Пеньона, а итальянцы-подводники не орудуют в бухте уже какое-то время… Там везде противолодочные сетки, защита очень мощная, английский Королевский флот патрулирует акваторию между мысом Европа и мысом Карнеро. Старший матрос Дженнаро Скуарчалупо приводит в движение стрелки часов. Затем, наклонившись, прислушивается к тому, как реостат наращивает обороты электродвигателя. — Теперь все в порядке, — говорит он. — Переведи на вторую скорость, — приказывает Тезео Ломбардо. — И потом на третью. Верхом на переднем сиденье управляемой торпеды, по колено в воде, Скуарчалупо медленно поворачивает колесико контроля, чувствуя, как ток в сто восемьдесят ампер ускоряет обороты винта. Чтобы он не крутился вхолостую, майале погружают в бассейн до середины, глубже хвостом, чем носовой частью, и закрепив четырьмя канатными подпругами, чтобы она оставалась неподвижной. — Сделай поменьше, — говорит Ломбардо. Скуарчалупо поворачивает регулятор в обратную сторону на несколько делений. Двигатель слушается беспрекословно. Позади стабилизатора бурлит вода, и этот звук отдается в металлических переборках просторного трюма. — Сделано. — Вроде да. — Останови. Выключенный двигатель еще несколько секунд едва слышно жужжит, и наступает тишина. Скуарчалупо встает и поднимается на бортик бассейна; вода с него капает на палубу из тикового дерева. Ломбардо протягивает ему полотенце и сигарету. — Одной проблемой меньше. — Да уж. В трюме душно и плохо проветривается, вентиляция накрылась. Водолазы работают в плавках. Пару минут они молча курят, с удовлетворением оглядывая продолговатую, темную майале. SLC, «силуро а лента корса», серия 200, по последнему слову техники. Из семи метров длины метр двадцать занимает носовая часть: там расположена съемная капсула, содержащая двести тридцать килограммов тротила и взрыватель Борлетти с часовым механизмом, достаточные для того, чтобы отправить на дно любое плавсредство. Из бассейна, устроенного в трюме на уровне моря, узкий проход ведет в порт и бухту Альхесирас. Мощные электрические лампы освещают такие же длинные темные очертания остальных пяти майале, установленных вдоль борта бассейна, на специальных ко́злах. Повсюду валяются кабели и электрические батареи, стоят цистерны со смазкой и маслом, лежат инструменты и подводное снаряжение. Трехцветный флаг Десятой флотилии свисает с переборки над черепом с гвоздикой в зубах, вырезанным из дерева. — Уже утвердили состав экипажей на послезавтра? — спрашивает Скуарчалупо. Ломбардо кивает. Голый торс блестит от пота, и он похож на античного атлета, смазанного оливковым маслом. — Ты со мной, как и ожидалось. — Это хорошо… А сколько нас всего? — Два экипажа. Второй — капитан-лейтенант Маццантини и Этторе Лонго. — А разве нас не три экипажа?