Елена делает движение, которое должно означать, что это не важно. — Вы поблагодарили меня два месяца назад, у меня в доме. Еще до того, как появились ваши друзья, или кто они вам. — Я этого не помню. — Но вы это сделали. На итальянском. — А-а… Вы были сама… — Любезность? — Храбрость. — Никакой храбрости в том, что я сделала, не было, — качает головой она. — Я предупредила, кого вы назвали, и они за вами приехали. Вот и все. — Вы могли выдать меня гвардейцам. — Вообще-то я собиралась. Но вы были так беспомощны, что я передумала. Они молчат, глядя друг на друга. Подходит официант; она ничего не заказывает, а он — только пиво. Но к пиву не притрагивается. — У меня дома остались вещи, которые принадлежат вам: часы. Он улыбается. У него широкая, ясная улыбка, от которой его загорелое лицо светлеет. Очень естественная. И приятная. — И правда, остались… Часы, компас и глубиномер. — Надеюсь, они вам были не очень нужны. Интонация у Елены вопросительная, и на секунду ей кажется, будто он хотел что-то сказать, — например, «мне выдали другие приборы», думает она, — но он продолжает молча смотреть на нее, и улыбка все не сходит с его губ. — Почему вы шли за нами? — Я шла не за вами всеми, а за вами лично. — И что вы хотели? — Ничего особенного… А вы бы не сделали то же самое на моем месте? Он ненадолго задумывается. — Полагаю, да. Он смотрит на бутылку с пивом и проводит пальцем по запотевшему стеклу. Потом поднимает глаза, и взгляд у него испытующий. — Что вы собираетесь делать? — Я ничего не собираюсь делать. Я же говорю, я увидела вас три дня назад, случайно. Казалось, он восхищен. — И вы сторожили в порту все это время? Чтобы снова со мной увидеться? — Да. Это меня развлекало. Будто в каком-нибудь романе или фильме, понимаете?.. Игра в детектив. Хотела убедиться, что это действительно вы. Что вы до сих пор здесь. Он говорит, немного понизив голос: — И вы знаете, что я здесь делал. Или подозреваете. — Пожалуй, знаю. Что вы делали или сделали. Вопрос в том, что вы делаете сейчас. Он снова моргает. — Все не просто. — Да уж… понимаю. Он задумывается; видно, что ему нелегко. И он кажется очень серьезным. — Я думаю, не обижу вас, если попрошу проявить осторожность. — Как раз обидите. — Простите. Обаятельная улыбка, недавно озарявшая лицо мужчины, вдруг исчезает. Неожиданно он встает, достает из кармана несколько монет и кладет их на столик. — Я не могу себе позволить столько времени проводить с вами. У меня… Она смотрит на него, продолжая сидеть: — Обязанности? — Это может быть опасно. — Для кого? — Для нас обоих. — Вы ведь сейчас на судне… «Ольтерра» — так, кажется. Она видит, что он вдруг побледнел. Так сильно, что это ее даже пугает. Он смотрит на своих товарищей, потом на нее. И снова садится. — Мы его ремонтируем, — говорит он совсем тихо. — Капитан повредил судно, удирая от англичан. — Я знаю. Это случилось рядом с моим домом. — Одно предприятие в Генуе вернуло корабль на флот и пытается восстановить его ходовые качества. Мы хотим переправить его на родину. — Вы больше не водолаз? — Водолаз по-прежнему. Я занимаюсь корпусом. Елена кивает на его товарищей: — Они тоже? — Да. — Они гражданские, несмотря на войну? — Точно так. — А вы?.. Вы больше не главный старшина Королевских военно-морских сил? Он пристально смотрит на нее: — Откуда вы узнали? — Из вашего удостоверения, вспомните. Я видела его, когда вы были у меня в доме. Он с тревогой оглядывается вокруг. — Умоляю вас… — Не надо. Я же дала вам слово. Он смотрит на нее как-то странно, как будто фраза «я же дала вам слово», произнесенная женщиной, дезориентировала его еще больше. — Как только смогу, постараюсь вам все объяснить, — говорит он наконец. — Мне не нужны объяснения. — И все-таки я вам обещаю. В сущности, вы имеете на это право. Она задумчиво кивает. Кажется, он ее убедил. Она смотрит на него почти с вызовом: — Пожалуй, я с вами соглашусь. Я имею право знать.