— Потому что так и есть. Вы вбили себе в голову, что я шпионка, но ни одного доказательства у вас нет. Вы сами сказали: всего лишь интуиция и подозрения… У меня уже рот устал повторять, что я невиновна. — Как раз это мы и пытаемся расследовать. Елена ударяет по столу ладонью. — Все это сплошная глупость. Абсурд. Я требую, чтобы вы проинформировали испанского консула о моей ситуации. Полицейский встает. Потягивается и принимается расхаживать по допросной. — Послушайте, я восхищаюсь вашей твердостью. — говорит он, остановившись и снова развернувшись к Елене. — Не знаю, как еще это продемонстрировать. Мы относимся к вам с уважением — по нынешним временам, — но всему есть предел. Поймите, я не могу вас отпустить просто так. События сегодняшней ночи вывели их из себя. Мы с моими людьми можем прибегнуть к методам более… — Насильственным? — Убедительным. — Понятно, что можете, и меня удивляет, — она медлит, но потом решает рискнуть, — что мешало вам раньше? Полицейский смотрит на нее пристально и очень серьезно. Его восхищает ее мужество. — Это вы хорошо сказали насчет «раньше»… У нас хватит времени на все. Хотя Елена бровью не ведет, от его тона она нервничает. Что-то изменилось. Она впервые чувствует реальную угрозу. — Я не имею к этому никакого отношения. — Она с досадой встряхивает головой, пряча опасения за скукой. — Впрочем, вы не производите впечатление злодея. — Вы бы удивились, узнав, каким злодеем я могу быть. Полицейский говорит это, улыбаясь загадочно, почти с грустью. И снова садится напротив. — Вы общались с итальянцами. — Это говорите только вы. Или те, кто вам это сказал. — Один из моих информаторов видел вас с одним из пленных: младший офицер Тезео Ломбардо… Вам что-нибудь говорит это имя? — Ничего. — Вы встречались с ним в Альхесирасе и принимали его у себя в доме, в Пуэнте-Майорга. — Это ложь. — Вы это отрицаете? — Тот, кто вам это сказал, — клеветник. — Вы действительно отрицаете, что знакомы с итальянцем? — Естественно. Я в жизни его не видела… Почему бы вам не спросить его самого? — Уже спросили. Он говорит, что не знает, кто вы такая. — Так что вы хотите? — Ладно… Когда люди такого сорта что-то отрицают, это ничего не значит. — Это какие люди? — Твердые духом. Способные сделать то, что сделал этот итальянец. — А-а. Полицейский молчит. Затем достает пачку сигарет. Осталось четыре штуки. Он смотрит на них, потом поднимает глаза на Елену: — Вы уже давно не курили. — Это правда. — Сейчас, возможно, подходящий момент. — Он протягивает ей пачку. — Хотите? Елена отступает от своей линии защиты. Держаться ей трудно. — Спасибо. Кампелло наклоняется через стол и дает ей прикурить от ее собственной зажигалки. — Что вами движет?.. Деньги? Симпатия?.. А может, вы агент Франко? — Ради бога. — Она откидывается на спинку стула, медленно выпуская дым. — Опять вы за свое. — А вам не любопытно узнать, что стало с итальянцами? — Нисколько. — В самом деле? — Меня это не касается. Он рассматривает ее очень внимательно и даже задумчиво. — В чем-то вы заслуживаете восхищения, сеньора Арбуэс, — заключает он, — а в чем-то презрения… Будь вы из Британии или с Гибралтара, уверяю вас, мы бы не вели себя с вами так вежливо. Наш разговор был бы куда менее приятен. — Он совсем не кажется мне приятным. — Заверяю вас, с минуты на минуту все станет гораздо хуже. Не испытывайте моего терпения. Она решается еще на одну попытку оскорбленного самолюбия: — А мое терпение уже истощилось. — Я не понимаю, это у вас от смелости, от несознательности или от высокомерия. С этими словами полицейский встает, огибает стол и отбирает у Елены дымящуюся сигарету. Он это делает не грубо, даже мягко, и тушит сигарету в пепельнице. — Я сделал все, что мог, — произносит он бесцветным тоном. — Запомните это. Затем поворачивается к двери. — Бейтман! Гамбаро! Входят двое. Один — тот, что преследовал ее до границы на мотоцикле, крепкий англичанин брутального вида. Другой — средиземноморской породы, с крючковатым носом, черными волосами и оливковой кожей. Они вносят два ведра воды и полотенце. — Займитесь сеньорой, — приказывает полицейский. — И крайне осторожно: я не хочу, чтобы на ней остались следы. — Он говорит сурово и смотрит на них с угрозой. — Если у нее на теле будет хоть одна отметина, я вам голову оторву. То, что происходит потом, Елена будет пытаться забыть всю свою жизнь. Двенадцать часов их держали по отдельности, но теперь Дженнаро Скуарчалупо и Тезео Ломбардо снова вместе. Их одежда, вся в масляных пятнах, наконец высохла, англичане дали им бутерброды с чаем, так что они немного утолили голод, однако ни обувь, ни сигареты им не вернули. У обоих красные глаза и изнуренные лица. Их держат в зале для заседаний, где много стульев и сцена, а на стене висит фотография короля Англии, грифельная доска, где стерто все, что было написано, и карты, прикрытые ширмами. В комнате двое часовых, вооруженных винтовками с примкнутыми штыками, — морпехи в синей форме, в гетрах и фуражках. Они не спускают глаз с пленников, и еще двое охранников находятся в коридоре. — Сколько сейчас времени, как думаешь? — тихо спрашивает Скуарчалупо. — Не знаю. — Его товарищ смотрит в окно, сквозь которое проникает золотистый свет. — Под вечер, наверное. Скуарчалупо устроился на трех стульях, сцепил руки на затылке и смотрит в потолок. У него все еще горят легкие при глубоком вдохе, и он часто кашляет. Ломбардо сидит рядом, верхом на стуле, облокотившись на спинку и опустив голову на руки. Иногда им удается немного подремать. Целый день длились напряженные допросы, хотя и без применения физической силы, но англичане так и не узнали ничего, кроме их имен, званий и номеров удостоверений. Их уже давно оставили в покое, и, кажется, на сегодня все закончилось. — Я вот думаю, что нас теперь ждет, — произносит неаполитанец. — Тюрьма, я полагаю, или лагерь для военнопленных. — Черт… Только бы не в Англии — там дожди и всякое такое. Тебе-то все равно, ты с севера, привык к холодам, туманам и осенней слякоти. А я предпочитаю мягкий климат. — Они обычно высылают людей в Палестину или в Индию. Скуарчалупо, заинтересовавшись, приподнимает голову: — Вот бы в Палестину, скажи? — Он говорит еще тише: — Неподалеку Турция, Греция, Крит — есть шанс сбежать. — Все может быть, Дженна. Но пока не строй иллюзий.