На лице пленника не дрогнул ни один мускул. — Вы саботажники. — Голос Моксона звучит угрожающе. — И вы знаете, какая судьба уготована таким, как вы. Пленник приподнимает голову, словно получив заряд энергии. Он начинает говорить, и его хриплый голос звучит спокойно, несмотря на усталость: — Я — младший офицер итальянского флота, мой товарищ — профессиональный моряк. — Он касается нашивок на рукаве. — Называть нас саботажниками — это оскорбление. — Вы явились сюда устраивать саботаж. — Мы явились выполнить свой долг. — Но вам это не удалось. На лице офицера появляется усталая улыбка. — Удастся в следующий раз. — Следующего раза не будет. Для вас война окончена. А может, и сама жизнь… Вы понимаете, что, если не будете сотрудничать, вас расстреляют? — Я понимаю только, что у вас есть право узнать мое имя и воинское звание. — Пленник показывает на свое удостоверение. — Но это вы уже знаете. — Какие объекты вы собирались атаковать? Итальянец невозмутимо откидывается на спинку стула. — Меня зовут Ломбардо, Тезео… Главный старшина Королевских военно-морских сил. Номер воинского удостоверения триста пятьдесят пять, точка, восемьсот семьдесят шесть. — Это все, что вы можете сказать? — Все. — Возможно, ваш товарищ будет разговорчивее. — Я бы сильно удивился, но спросите его сами. — Мы непременно так и сделаем, дружище, не сомневайтесь… Что касается вас, подумайте о последствиях. Кампелло наблюдает за этой сценой, не шевелясь и не вмешиваясь, и видит, что пленник тайком посматривает на левое запястье англичанина, где у Моксона красуются часы. Проверяя свою догадку, полицейский тоже притворяется, будто смотрит на часы, и замечает, что Ломбардо следит за его взглядом. Это не сулит ничего хорошего, делает вывод Кампелло. Он уже готов вслух объявить о своих подозрениях, как вдруг открывается дверь и появляется Ройс Тодд. Старший лейтенант только что вышел из воды: волосы и борода у него мокрые, из одежды — свитер и шорты. Он здоровается с Кампелло, обменивается взглядом с Моксоном, который пожимает плечами, и садится напротив пленника. — Сколько участников операции? — спрашивает он без предисловий. Итальянец смотрит на него так же безразлично, как на Моксона: — Мой товарищ и я. — Только двое? И больше никого? — Никого. — Ваше задание — минировать корабли? — На это я отвечать не буду. — У меня в порту работают водолазы, и мне нужно знать… Вы уже установили взрывчатку? — И на это я отвечать не буду. — Я уверен, уже установили — либо они, либо другие, — вмешивается Кампелло, указывая на левую руку Моксона. — Он то и дело смотрит на часы. Моксон тоже бросает взгляд на часы и хмурит брови. Потом снимает их и кладет в карман. — Какие корабли вы заминировали? — жестко спрашивает он. Итальянец продолжает смотреть в одну точку и не разжимает губ. Моксон теряет терпение: — Откуда вы вышли, чтобы добраться до Гибралтара? С испанской территории?.. С подводной лодки? Вместо ответа итальянец качает головой, что можно истолковать и как утвердительный ответ, и как отрицательный. Это окончательно выводит из себя Моксона. — Какого класса ваша подводная лодка, — сурово настаивает он. — Ее название. — Я не буду на это отвечать. — Мы можем заставить. Кампелло замечает, что пленник рассматривает Моксона с любопытством; наконец на лице итальянца появляется грустная, усталая улыбка. — Нет, не можете, — спокойно отвечает он. — Как и я не мог бы заставить вас. Я нахожусь под защитой Женевской конвенции об обращении с военнопленными. — Сукин сын… Клянусь, мы тебя расстреляем. Тодд поднимает руку. Затем придвигает к себе папку с документами, которую Моксон положил на стол. — Вы подтверждаете, что единственными участниками операции были вы и ваш товарищ? — спрашивает он мягко, почти доброжелательно. Итальянец не отрывает взгляда от Моксона. — Я вам уже сказал. Тодд достает из папки воинские удостоверения двоих итальянцев, пойманных у сетки, и кладет их на стол перед пленным. — Капитан-лейтенант Маццантини… Старший матрос Тоски… Поверьте, я сожалею. — Эти двое были готовы говорить, — бессовестно лжет Моксон. — Они нам все сказали. Несколько секунд итальянец сидит неподвижно, затем переводит глаза на документы. Кампелло, который пристально за ним наблюдает, отмечает, что на краткий миг изможденное лицо, похоже, искажается гримасой боли. Потом, не обращая внимания на Моксона, пленник обращает взгляд на Тодда и спокойно спрашивает: — Они мертвы? Англичанин секунду колеблется. — Да, — отвечает он. — Оба? — Оба. — Мать твою, Рой, кончай уже, — мрачно протестует Моксон. — Не доводи меня. К итальянцу вернулась его невозмутимость; он пододвигает удостоверения к Тодду, и англичанин, взглянув на фотографии, снова убирает их в папку. — Я правда сожалею, — серьезно говорит он. — Как и вы, это были храбрые мужчины. Под охраной двоих солдат с пистолетами-пулеметами Томпсона Дженнаро Скуарчалупо ждет своей очереди на допрос, сидя на ступеньках конторы на молу Карбон; на плечах у него, поверх мокрой одежды, одеяло. — Le donne non ci vogliono più bene perché portiamo la camicia nera, hanno detto che siamo da catene, hanno detto che siamo da galera…[51] Он напевает это сквозь зубы, очень тихо. То и дело кто-то из охранников резко бросает ему «Shut up!»[52], и он умолкает, но через минуту опять начинает мурлыкать: — L’amore coi fascisti non conviene. Meglio un vigliacco che non ha bandiera, uno che non ha sangue nelle vene,