— Послушай, Елена. Сейчас для Гибралтара трудный момент. Здесь опасаются вражеских атак и думают, будто ты про это что-то знаешь. — Я же тебе уже сказала… Сокас поднимает руку: — Пожалуйста, дай мне договорить. Мы давно знакомы, и ты знаешь, как я тебя ценю. Помнишь тот день, когда мы прятались от дождя у меня дома?.. Я беспокоился, мне показалось, кто-то за мной следит, но я ошибся. Шли не за мной, а за тобой. Тебя вели: и когда ты приходила на эту сторону решетки, и когда находилась по другую. Елена невозмутимо выдерживает удар. По крайней мере, старается, чтобы выглядело именно так. — Если за мной следили, — ей удается сказать это спокойным тоном, — они должны знать, что скрывать мне нечего. — Они сделали иные выводы. По-видимому… Доктор умолкает и колеблется, подыскивая подходящее слово. — Ты вступила в контакт с чужаками, — уточняет он наконец. — Чужаками? — Так они их называют. — С итальянцами, — вставляет Кампелло со своего стула. Его злобный тон раздражает Елену. — Это идиотизм. — Вовсе нет. — Полицейский смотрит на часы. — А мы теряем время… Переходите к сути, доктор. — Они обратились ко мне, потому что ты мне доверяешь, — говорит Сокас. Елена смотрит на него подозрительно: — А я не уверена, что доверяю… Что ты забыл в этом замечательном месте, где у тебя такие прекрасные отношения с гибралтарской полицией? Кампелло саркастически кривится: — Давайте, скажите ей. Откроем всю правду. Сокас молчит. Сидит, облокотившись на стол. Всякий раз, когда Елена пытается посмотреть ему в глаза, он отводит взгляд. И тогда Кампелло открывает завесу: — Доктор сотрудничает с нами. — С полицией? — удивляется Елена. — С британским правительством. — В определенном смысле я — поручитель. — Сокас наконец решается. — Я поручусь за тебя или, по крайней мере, могу. Они мне доверяют. — Доверяют? Почему? — Ты же знаешь мое увлечение железной дорогой, правда? — Да. И при чем тут это? — Я почти наизусть знаю все железные дороги Европы: вокзалы, маршруты, расписания. Знаю, во сколько отходит экспресс из Бремена, Нанта, Кракова или Милана. Какие станции он проходит мимо, а какие для него узловые и где у него альтернативные пути… Понимаешь меня? — Не совсем. — Но это же так просто, — вмешивается Кампелло. — Каждый день, приходя на Гибралтар, сеньор Сокас после госпиталя посещает одно местечко, где ему обеспечивают связь со стратегическим центром Королевских военно-воздушных сил в Лондоне — а там планируют бомбардировки оккупированной Европы. Его спрашивают, он отвечает. В Англии, разумеется, тоже есть такие, вроде нашего доктора; но, как ни крути, он из лучших… Если вокзал в Дюссельдорфе разбомбили, то каковы альтернативные пути. Где расположены важнейшие мосты и туннели. Сколько времени понадобится конвою, чтобы доехать до Вены или до Бордо по тому или иному маршруту… Как вам такое? — Невероятно. — Вот это и есть военное хобби вашего друга доктора. — Ты это делаешь по идейным соображениям? — Все еще обескураженная, она поворачивается к Сокасу. — Или ради денег? Доктор качает головой: — Мне никогда не нравились ни нацисты, ни фашисты. Ты же знаешь. — Он делает это бесплатно, — поясняет Кампелло. — Истинная причина в том, что он очень любит мир поездов… Не так ли, доктор? Сокас по-прежнему молчит, глядя на свои руки. — Это как играть в шахматы, — наконец говорит он. Елена по-прежнему оглушена. — Поездами? — Разумеется, поездами. — Доктор поднимает глаза; вот теперь он гордится собой. — На огромной доске с железнодорожными путями. — Он вдруг вскидывает голову, и голос его звучит жестко: — Кроме всего прочего, я еврей. Кампелло встает, сует руку в карман, достает пачку «Крейвен» и зажигалку Елены и кладет все это перед ней на стол. — Можете курить, если хотите. Елена не отвечает. Она даже не смотрит на сигареты, хотя совсем недавно сходила по ним с ума. Она не отрываясь смотрит на доктора: — Ты действительно думаешь обо мне так, как они говорят? — Ничего я не думаю и думать не собираюсь. — Сокас колеблется и смотрит на нее нерешительно. — Но ведь твоего мужа убили англичане, так?.. Это непреложный факт. — И? — Значит, у тебя есть мотив. — Ты это серьезно? — Не знаю, Елена, — вздыхает Сокас. — Правда в том, что я действительно не знаю. Меня попросили убедить тебя. Если ты согласишься сотрудничать, все, что ты сделала раньше, спишут в архив… Тебе даже предоставят возможность поддерживать контакт. Елена от удивления поднимает брови. Она не знает, сколько еще ей удастся тянуть время, чтобы снова не оказаться в подвале, но она удивленно поднимает брови. Удивленно и неприязненно. — Стать британским агентом? — Можно назвать и так, — снова вмешивается Кампелло. — Дело неотложное. Нам нужно знать, готовится ли вражеская операция. Когда и где они ударят. Мы полагаем, что скоро, но не знаем, откуда они будут атаковать, сколько их будет и каковы конкретные объекты. — И вы думаете, мне все это известно? — Мы убеждены, что все или, по крайней мере, бо́льшая часть вам известна. Елена снова поворачивается к Сокасу: — Это глупость какая-то, доктор… Предупредите испанские власти. Пусть они вытащат меня отсюда. — Вы умеете держать себя в руках, я это уже понял, — иронически улыбается полицейский. — И не выглядите испуганной. — Я должна рыдать и кричать, демонстрируя невиновность? Сокас качает головой. — Елене это не свойственно, — заверяет он. — Она спокойна при любых обстоятельствах. Я ее знаю. — И что вы думаете, раз вы ее знаете? Она замешана или невиновна? Сокас отвечает не сразу. — Мне кажется, она не способна на то, в чем вы ее обвиняете, — заключает он. — Наверняка здесь какое-то недоразумение. Елена взволнована и не может этого скрыть. — Спасибо, доктор. — Просто я так думаю. — Пожалуйста, предупредите испанского консула. — Конечно… Сделаю все, что смогу.