Они направляются к кассе. — И эта девушка сюда заходит? — Как раз на днях была, приходила мне помочь. Моя жена болеет. — Сочувствую. Ее не эвакуировали? — Не советовали по соображениям здоровья. — Что-то серьезное? — Острые приступы астмы. — Ах вот как. Будем надеяться, ей станет лучше. — Спасибо. Хозяин магазина называет общую сумму покупки. — Одиннадцать шиллингов и шесть пенсов. Делаю вам скидку, как местному жителю. — Очень любезно с вашей стороны, — отвечает полицейский и достает купюру в один фунт. — Так значит, эта испанская девушка вам здесь помогает… В какие-то определенные дни? — Нет, только когда может. Вам завернуть книги? — Не нужно. Забирая сдачу, Кампелло замечает, что хозяин смотрит на него с любопытством, которого вначале не было. Видимо, комиссар задает слишком много вопросов про испанскую девушку. Так можно спугнуть дичь, прежде чем к охоте все будет готово: и собаки, и снаряжение. Хватит разговоров, следует закрыть рот и удалиться отсюда восвояси. — Благодарю вас, — произносит Кампелло и берет книги. Хозяин продолжает на него смотреть не отрываясь. А может, Кампелло это просто чудится. — И вам спасибо… Буду рад вам в любое время. Кампелло выходит на улицу, раздумывая над тем, что произошло. Возможно, это ниточка, за которую можно потянуть, заключает он. Он не любит, когда ниточка обрывается. Поразмыслив над этим, он направляется к Королевскому бастиону и показывает пропуск часовому в шотландской юбке и каске, вооруженному винтовкой со штыком. Затем поднимается по ступеням до самой стены, никого не встретив, и там, не обращая внимания на ветер, опирается на каменный выступ рядом со старыми, заржавевшими пушками, за которыми установлена современная зенитка, заваленная мешками с землей. Необходимо подумать, осмотреться и снова все обдумать. Отсюда, с этой стороны бастиона и верхней части Лайн-Уолл-роуд, прекрасно виден второй этаж здания, где книжный магазин. С другой стороны бастиона открывается панорамный вид: порт со всем оборудованием, молы и корабли, пришвартованные к буям и пристаням. Из тучи, окутавшей громаду Пеньона, ветер приносит первые капли дождя. Наклонившись над каменным парапетом, Кампелло бросает книги в грязную портовую воду и не отрываясь смотрит, как они тонут среди фруктовой кожуры и мусора. Затем уходит. Если наблюдать за портом из какого-нибудь гражданского здания, невозможно найти более подходящего места, чем терраса Силтеля Гобовича. Елена надевает плащ и резиновые сапоги, гасит свет и уже готова закрыть лавку, как вдруг слышит стук в стекло витрины. Она поворачивает голову и видит улыбающегося Самуэля Сокаса, в плаще и под зонтом, сверкающим под струями дождя. Капли блестят даже на его лысине и на стеклах очков. Елена открывает ему дверь. — Тебя очень не хватает на наших посиделках, — говорит доктор, отряхиваясь в передней, засыпанной опилками. — Ты многое пропустила: Назарет читала нам свою последнюю поэму о цветах и птичках, а Пепе безжалостно разгромил ее, строфу за строфой. — У меня было много работы… Курро отпросился на вечер, у него мать заболела. — У этого твоего помощника всегда найдется какая-нибудь причина. Ты его слишком балуешь. — Он хороший парень. — Да куда там, знаю я эту породу… Ты уже закрываешься? — Да. Иду домой. — На улице ливень, как видишь. Я провожу тебя до площади. — У меня есть зонтик. — Хоть бы и так. Ты же не поедешь на велосипеде под зонтиком… Давай-давай. Пошли. Елена опускает жалюзи, накидывает на голову платок, отцепляет велосипед, привязанный к соседней ограде, и идет по улице Реаль под зонтиком Сокаса, который держит его у нее над головой. — Иди ко мне поближе. — Я тебя намочу, доктор. — Не беспокойся… придвинься поближе. Дождь барабанит по лужам, струи воды стекают с крыш и по водостокам террас. Стулья в Торговой палате и в «Англо-испанском кафе» стоят перевернутые на столиках, с которых тоже стекает вода. Прохожие под зонтиками спешат по тротуарам. Некоторые магазины еще открыты, но свет витрин плохо освещает мокрую улицу, тонущую в сером тумане, который темнеет по мере того, как сгущаются сумерки. Когда они доходят до площади перед церковью, дождь усиливается. Сокас беспокойно оглядывается. Затем указывает на свой дом напротив, рядом с пансионом «Ла-Хиральда». — В такой ливень нельзя идти дальше, ты вся промокнешь… Пойдем ко мне, выпьешь чего-нибудь горячего и подождешь, пока непогода немного утихнет. Елена соглашается. Она прислоняет велосипед к стене под козырьком подъезда и идет за доктором. С порога тот бросает встревоженный взгляд на площадь и на улицу, по которой они только что шли. Елена удивляется: — Все в порядке? — Что?.. А, да, сейчас. Все в порядке. Дом Самуэля Сокаса двухэтажный и удобный, обставленный старой испанской мебелью красного дерева и с несколькими яркими картинами на стенах. Кабинет-гостиная с двумя кожаными креслами и английским диваном выходит на застекленную террасу, откуда видны половина площади и фасад церкви Непорочной Девы; Елена снимает плащ и устраивается в кресле, а доктор готовит кофе и приносит его вместе с рюмкой коньяка. Оба пьют кофе, разговаривая на всегдашние темы: плохая погода, война, Гибралтар, книжный магазин, друзья. Елена замечает, что хозяин дома часто встает и, подойдя к террасе, смотрит на улицу. — Дождь не перестал? Сокас качает головой. Он не то рассеян, не то нервничает. Он поправляет галстук-бабочку, обозревая площадь, словно его душит воротничок рубашки. Под предлогом осмотреть ряды книг в библиотеке Елена встает и тоже бросает взгляд на улицу, но не замечает там ничего особенного: только дождь, и в угасающих сумерках виднеется единственный зонтик напротив церкви. — Что происходит, доктор? — настаивает Елена. — Тебя что-то беспокоит. Помрачневший Сокас, похоже, думает как раз о причине своего беспокойства. Наконец он бессильно разводит руками: — Я думаю это игра воображения. Возможно, это глупости, но вот уже какое-то время мне кажется, что за нами следят. Она замирает, словно перед ней неожиданно открылась черная пустота. — Кто? — Не знаю… Человек в черном плаще. Я так думаю. Елена делает усилие, чтобы овладеть собой. Вместе с доктором оглядывает площадь, но не видит ничего необычного. Ее тревожат собственные призраки. — И за кем он шел? — Понятия не имею. — Сокас оборачивается к ней, он как будто смущен. — Может, за мной, может, за тобой. Или ни за кем. Она не торопясь размышляет, стараясь не поддаваться страху. Не может быть, заключает она. Пока что не может быть. — Это абсурд. С чего бы им за нами следить? — Вот и я думаю… Наверняка это игра воображения. Дождь и неверный свет сбили меня с толку. Он произносит эти слова и снова отводит взгляд, точно сомневаясь, что сможет посмотреть Елене в глаза. И это не остается для нее незамеченным. — Война англичан и плохая погода — вполне достаточно, чтобы нервы расшалились. — Очень возможно, — соглашается Сокас. Возникает неловкое и непонятное молчание. Он закрывает занавески, а тем временем Елена, спокойная с виду, но с тяжелым сердцем, размышляет о том, что произошло с ней за последнее время: обстоятельства, люди, приметы и знаки. Ничто не напоминает ей о том, что опасность неминуема. Рано или поздно может произойти все что угодно, но сейчас еще слишком рано. По крайней мере, она предпочитает так думать. Сокас идет в глубину комнаты и показывает ей библиотеку. Тон у него меняется, никакой озабоченности, он как будто вполне успокоился. Должно быть, думает Елена, это дается ему не без труда. — Вот здесь все посвящено поездам. Вот, видишь? Расписания международных рейсов на разные годы, книги о локомотивах, вагонах, спальных и сидячих, история создания железных дорог. — Он снимает очки, протирает их носовым платком и снова надевает. — Обрати внимание на эту иллюстрированную историю Восточного экспресса — она великолепна. Или на эту, редчайшую, о международной компании спальных вагонов. Елена делает над собой усилие, чтобы отогнать мрачные мысли. — А твой макет железной дороги — он и правда такой замечательный, как говорят? Она смотрит на Сокаса, и ей вдруг хочется увидеть этот макет. Загадочная улыбка появляется на лице доктора, и он поднимает указательный палец, словно произнесет сейчас нечто поразительное. — Идем, — говорит он. Она идет за ним в комнату на первом этаже. Доктор включает рубильник на стене, и большая лампочка, свисающая с потолка, освещает огромную доску на козлах; на доске сконструирована масштабная модель пейзажа, где сосуществуют горы, реки, мосты и дома. Между ними вьется, петляет длинная железная дорога. Напротив одного из вокзалов остановился локомотив с вагонами; все воспроизведено до мельчайших деталей. Есть даже фигурки пассажиров на перроне. — Потрясающе, — восхищается Елена. — Мы много раз об этом говорили, но увидеть своими глазами — это поистине удивительно. Доктор кивает: он безмерно гордится своей железной дорогой. — У меня годы ушли на то, чтобы это собрать, — говорит он. — И до сих пор я прибавляю какие-то детали и что-то меняю. Посмотри.