— Тогда я не завидую, поскольку прекрасно знаком с этими отбросами, — высказывается Кампелло. — Крадут в порту все, что плохо лежит, и потом перепродают на черном рынке. Они грубые и агрессивные. — И неграмотные, — добавляет Уилсон. — И это тоже. — Они не способны прочитать даже надписи к комиксам про Джейн в «Дейли миррор»[31]… Их загоняют в армию, как скот, под воинскую дисциплину, а платят всего ничего. — Профсоюзы считают, что их невозможно приучить ни к какому делу. — Чистая правда. — У Джека есть потрясающий трюк, чтоб они заткнулись, когда в классе базар, — замечает Моксон. — Что происходит всегда, — подтверждает Джек. — Ну давай, расскажи. — Тут нет никакого секрета… Военный приказ «молчать!» на них не действует, но если крикнуть «Господа!», они замирают. Тогда я вытаскиваю одного из этих придурков, кто ближе сидит, и что-то шепчу ему на ухо. Все умолкают, потому что пытаются расслышать, о чем же я ему толкую, — и тут они мои. — Вот это ловко, — хвалит полицейский. Бармен ставит на стойку еще три джина. Моксон пробует и одобрительно встряхивает головой. Уилсон с любопытством смотрит на Кампелло: — Вам когда-нибудь говорили, что вы похожи на одного американского актера, на Джеймса Кэгни? — Много раз. — И сколько вы поймали?.. Шпионов, как выражается Уилл. — Меньше, чем хотелось бы. Моксон смеется: — В своем деле он куда более жесток, чем Кэгни. Уже повесил пару сукиных сынов. — Серьезно? Кампелло пьет коктейль и молчит. Уилсон не отстает: — А что чаще всего ищут вражеские агенты? Полицейский неохотно отвечает: они собирают информацию о складах оружия, топлива и продуктов питания, спрятанных в туннелях, об аэродроме, о противовоздушных батареях на вершине Пеньона. И, конечно, о том, что делается в порту. — Все, что касается порта, интересует их больше всего, — заключает он. — Надо же. — Да. Уилсон на секунду задумывается. — Я знаю место, откуда порт просматривается как на ладони, — говорит он наконец. — Верфи, пакгаузы, корабли… Видно все. — Наверняка Гарри оно известно, — замечает Моксон. — От него ничто не ускользнет. Профессиональный инстинкт заставляет Кампелло насторожиться. — Это какое место? — Книжный магазин на Лайн-Уолл-роуд, на втором этаже… Там терраса с прекрасным видом. С минуту полицейский раздумывает. — Магазин Силтеля Гобовича? — Он самый. — Магазин я знаю, а вот террасу не помню. — Она великолепна. Я как раз был там пару дней назад. И еще встретил одну необыкновенную девушку… Владелица книжной лавки по другую сторону решетки. — Красивая? — интересуется Моксон. — Недурна по нынешним временам. — Испанка? — Надо думать. — И что у нее с Гобовичем? — спрашивает Кампелло. — Работала у него в испанскую Гражданскую войну и теперь иногда его навещает. — Замужняя? — спрашивает Моксон. — Вдова моряка торгового флота. — А-а, вот оно что. — Гобович говорил, ее мужа убили в Масалькивире. Инстинкт у ветерана полиции срабатывает, как у лошади, которая, потеряв наездника, безошибочно приходит в стойло. Кампелло отпивает из бокала и ставит его на картонное блюдечко с очертаниями отеля и названием, как раз на влажный кружок, где бокал до этого стоял. — И кто его убил? — Кто же еще-то?.. Мы, британцы. 7 Поезда доктора Сокаса Низкие желтые тучи приносят из Африки ненастье в юго-восточную часть бухты. Возможно, принесут и дожди. Вдалеке волны сначала высоко вскидывают белые гребни, а затем обрушиваются на южный мол Альхесираса. Ветер нещадно треплет тент бара-ресторана «Делисьяс», что рядом с отелем «Марина Виктория». — Ничего не попишешь, — замечает Дженнаро Скуарчалупо, — нынешней ночью никто не выйдет. — Завтра тоже, — соглашается Тезео Ломбардо. — После ненастья на море будет сильное волнение. — Не везет. — Да уж. Два итальянца сидят на террасе и смотрят на мол Ла-Галера. Непогода нарушила все планы. Даже паром, который соединяет город с Танжером, не решается выйти в море: приходится отложить рейс, и раздосадованные пассажиры покидают пристань, чтобы вернуться в свои дома, отели и пансионы. Кучера и таксисты бросаются к ним, радуясь неожиданной выручке и предлагая свой транспорт. Ломбардо допивает вермут и откидывается на спинку стула. — Торопиться некуда, — произносит он. — Это уж точно. Совсем некуда. — Скуарчалупо озирается, желая убедиться, что поблизости никого нет. — А может, это и к лучшему, а?.. Конвой, который сейчас формируется, на некоторое время откладывается — выбор будет больше, и успеем наметить цель. — Может, и так. Скуарчалупо мечтательно улыбается: — Жизнь бы отдал за авианосец, братишка. — А мы и так ее отдаем. Ломбардо произносит это спокойно, без всякого выражения. От его слов Скуарчалупо вздрагивает. Ему не нравится, что венецианец так безразлично говорит о том, о чем говорить нельзя. Лицо Скуарчалупо серьезно, он искоса смотрит на товарища, прикасается к медальону, который носит на шее, и, отпугивая злую судьбу, взмахивает рукой, будто что-то отталкивает. — Чур меня… Не произноси такого перед неаполитанцем, прошу тебя. Не доставай меня. Ломбардо рассеянно улыбается: