— Замечательно. Ортега указывает на Ломбардо и впервые чуть улыбается: — А его, поскольку вы знакомы, мы не будем называть никак. Он вынимает из кармана пачку сигарет, вытряхивает одну и предлагает Елене. Она отказывается, покачав головой. Итальянец показывает на бутылку портвейна на низком столике между двумя металлическими стульями с кожаными сиденьями, но Елена снова качает головой. — Не хотите присесть, Мария? — Спасибо. Она садится на краешек стула, кладет рядом плащ и ставит сумочку на колени. Мужчины продолжают стоять. Ортега смотрит на Ломбардо, как бы передавая ему слово. — Это мой командир, — поясняет тот. Елена кивает: — Я догадалась. — И ему интересно, почему вы решили нам помогать. И до какой степени. — Это интересно только ему? — Мне тоже… И еще одному нашему товарищу. — Моя мотивация — только мое дело. Ортега мягко вмешивается: — Мы знаем, что ваш муж… — Не валите все в одну кучу, — сухо перебивает она. — Если вы еще раз упомянете о нем, я выйду за дверь и забуду о вас навсегда. — Мы, как вы понимаете, наводили справки. Это необходимо. — Понимаю. Но результаты меня не интересуют. — И все же… — Вы читали «Трех мушкетеров», Ортега? Собеседник удивляется. Смотрит на Ломбардо, потом переводит взгляд на Елену: — Ну да… конечно. При чем здесь это? — Когда в начале романа здоровяка Портоса спрашивают, почему он решил драться с д’Артаньяном, он отвечает коротко: «Я дерусь просто потому, что дерусь»[29]. С минуту она молчит, дав им время осмыслить сказанное, затем поудобнее устраивается на стуле. — Моя мотивация — только мое дело, — повторяет она. — Я тоже дерусь просто потому, что дерусь. Вас должны интересовать только результаты. Засунув руку в карман пиджака, Ортега озадаченно изучает ее. — Что вы знаете о нас, Мария? Она рассказывает, ничего не пытаясь утаить: Гибралтар, итальянские водолазы, атаки на подводные лодки. Нефтяной танкер, пришвартованный к внешнему молу Альхесираса и обустроенный не то под арсенал, не то под военную базу. Главный старшина Тезео Ломбардо, без сознания лежащий на берегу неподалеку от ее дома. — Вы один из тех, кто приехал за ним той ночью, — заключает она. Ортега удивлен: — Вы меня узнали? Она открывает сумочку и достает фотопленку. — Здесь пять снимков Гибралтарского порта. На них вы увидите корабли и оборудование… Не уверена, что снимки хорошего качества, поскольку у меня нет средств для проявки, а отдавать их в мастерскую было бы неблагоразумно. Так что вручаю их вам. Она протягивает пленку итальянцу. Тот смотрит на круглую коробочку, кладет ее в карман. — Неожиданно, — наконец говорит он. — Когда вы с нами связались, мы не ожидали, что вы зайдете так далеко. — Я не знаю, насколько далеко зашла. Я же говорю, я не уверена, пригодятся вам эти снимки или нет. — Вы сильно рисковали, когда их делали. Думаю, вы знаете… — Да, знаю. — Англичане, вообще-то, ни с кем не церемонятся. Даже если речь идет о женщине — для них это ничего не меняет. В подобном деле, как и во многих других, они безжалостны. — Мне прекрасно известно, какие они. Наступает долгая тишина. Мужчины обмениваются взглядами, а Елена достает пачку сигарет, собираясь закурить. Не успевает она щелкнуть зажигалкой, Ортега наклоняется и с привычной для него вежливостью подносит ей свою. — При случае сможете сделать еще несколько фотографий? — Да, — отвечает Елена без колебаний. Итальянец ощупывает карман пиджака и задумчиво хмурит брови. — Пожалуй, мы дадим вам другой фотоаппарат, он меньше и удобнее. Чтобы его легче было спрятать. Елена улыбается: — Шпионскую камеру? — Можно и так сказать. Она вспоминает, с каким напряжением ей дался на этот раз переход границы: пленка прячется в дыру на подкладке сумки, потом дыра зашивается, ощущение пустоты в желудке и отчаянные усилия, чтобы держаться как можно естественней. Вереница людей, ожидающих своей очереди, взгляды таможенников и английских солдат. Пятнадцать минут агонии. Она выбрала момент, когда людей было побольше — выходили испанские рабочие, — и все получилось хорошо. Она взяла себя в руки, спокойно прошла мимо поста гвардейцев у решетки и зашагала к площади, но когда почувствовала себя в безопасности, ноги у нее стали дрожать. Она направилась прямо в бар «Семь дверей». Там, не обращая внимания на косые взгляды мужчин за стойкой, она попросила рюмку коньяку и опрокинула ее залпом. — Не нужна мне ваша камера, — отвечает она наконец. — Если англичане ее найдут, у них не останется никаких сомнений… Предпочитаю «кодак», которым я сделала эти снимки. Ничего нет подозрительного в том, чтобы иметь фотоаппарат, тем более если я потом выну пленку и вставлю другую с обычными снимками. — По-моему, разумно, — соглашается Ортега. Затем в немногих словах он описывает настоящий момент этой войны, ставшей такой трудной для Италии на Средиземном море. Близкой победы ждать не приходится, но атаки на Гибралтар могут ослабить давление союзников. И потому получен приказ усилить оперативные действия в бухте Альхесирас, сосредоточившись на больших военных кораблях Британии. — Нас интересует любая информация об авианосцах, линкорах и крейсерах… Вы готовы нам помочь? — Я готова. — У нас нет времени обучить вас как следует. — Думаю, я сумею разобраться. — Что еще вам необходимо? Что мы можем сделать для вас? — Сейчас мне ничего в голову не приходит. Разве что обеспечение надежного контакта. — Мы не хотим подвергать вас опасности… У вас есть какие-нибудь соображения? Кому вы доверяете? В этот момент Елена впервые глядит прямо в глаза Тезео Ломбардо сквозь клубы сигаретного дыма. До этого она избегала на него смотреть. — Я доверяю ему. Ортега кивает. — Вот что любопытно, — улыбается он. — То же самое сказал мне он, когда я задал ему этот вопрос: «Я доверяю ей». Зеленые, цвета травы, глаза Ломбардо пристально смотрят на Елену. Серьезный взгляд, почти невинный, думает она; этот взгляд не говорит о том, что итальянец доволен разговором, — скорее наоборот. Кажется, он озабочен, будто спрашивает себя, правильно ли они поступают, втягивая в эту авантюру Елену. Вот так впутывая ее в свои дела. — Есть еще один деликатный вопрос, — говорит Ортега. — И прошу меня заранее извинить за него. У вас наверняка будут расходы… вам понадобятся деньги. — Вы говорите о том, чтобы мне платить? От ее тона итальянец колеблется. — Вот что… Конечно, с нашей стороны… Она гасит сигарету в пепельнице.