— Даже в том, что касается внутренних вод порта, гарантировать — это было бы чересчур. — Скажу по-другому, — вмешивается Моксон. — Ты не можешь гарантировать ни хрена собачьего. — Именно так. — Да ладно, никакие супергерои на нас не нападут. Вероятнее всего, явятся несколько жирных макаронников, не способных драться… С тех пор как мы блокировали Роммеля, Средиземное море стало зоной ответственности итальянцев. По крайней мере, теоретически. Не выпуская стакана из рук, Тодд замечает с презрительной гримасой: — Однако эти макаронники, как ты их называешь, уже потопили в Гибралтаре наш нефтяной танкер и купца. — Даже сломанные часы дважды в день не ошибаются. — Не надо их недооценивать, Уилл. — Я этого и не делаю. Но среди них может оказаться и еще кое-кто. — Немецкие водолазы? — Например, — соглашается Моксон. — Почему нет?.. Они вполне могут помочь своим союзникам. — Тому есть доказательства? — Ни одного, парень. Ни одного. — Ну так, пока их нет, оставь немцев в покое. — Тодд смотрит на Кампелло: — А что думает Отдел? Полицейский улыбается: — В этом вопросе я представляю гражданскую полицию. Когда говорит Королевский флот, я слушаю и помалкиваю. — Достойно похвалы. — Спасибо. Старший лейтенант подмигивает Моксону: — Какой он благоразумный, наш полицейский. — Да, но я бы на твоем месте ему не доверял, — соглашается тот. Тодд снова оборачивается к Кампелло: — Кончай выкручиваться и скажи мне, что ты думаешь. Комиссар наливает коньяк в стакан и приподнимает его, словно собираясь сказать тост: — Голосую за солнечную Италию. — На все сто процентов? — На девяносто девять. Тодд, довольный, откидывается на спинку стула. — Ладно, явные доказательства — это то, что мы имеем на сегодняшний день: две атаки на Гибралтар, одна в бухте Суда с потоплением танкера и крейсера «Йорк», еще одна атака на Мальте и потопление в Александрии двух линкоров, «Вэлиант» и «Куин Элизабет»… Это не считая мелких вылазок. И все это удостоверено Королевскими военно-морскими силами. — Он смеется, сухо и жестко, пьет коньяк и снова смеется, не опуская стакан. — Неплохо, правда? Для жирных макаронников. Вой сирены, сигнал тревоги в порту, вдруг врывается в ночь. Хриплый, долгий, металлический стон, словно Пеньон — живое существо, которому разрывают внутренности. Все трое растерянно переглядываются. Тодд реагирует первым, вскакивая со стула. — У нас гости, — говорит он, пристегивая револьвер. Они выбегают на улицу, где мечутся и вопят тени. Прожекторы посылают лучи света в ночную тьму, и те колеблются на воде. За северным входом в порт, где установлена двойная 20-миллиметровая зенитка «Эрликон», слышны сухие очереди. В темноте видны следы от трассирующих пуль, летящих в море. Сирена наконец умолкает, и трое мужчин оказываются на самом краю мола Карбон, рядом с погашенным фонарем. Тут же установлена сторожевая будка морских пехотинцев, прожектор вертится вправо и влево, прощупывая черную воду между буйками заградительной сетки. Слышны ружейные выстрелы, и пули разлетаются в свете прожектора, словно брызги. К молу пришвартована моторная лодка. Тодд прыгает в нее, заводит мотор, отчаливает вдаль в облаке выхлопных газов и исчезает в ночной темноте. — Вон там! — кричит Моксон, вытягивая руку. Гарри Кампелло смотрит на море. За буйками сетки на внешнем контуре порта, на светящейся поверхности воды, прожекторы обнаруживают очертания только что всплывшего лицом вниз человеческого тела. Решив наконец взяться за наименее известную часть этой истории, я просмотрел свои старые заметки и репортажи восьмидесятых годов: все, что смог тогда найти об отряде «Большая Медведица» и вылазках в бухте Альхесираса, от знаменитой книги «Десятая флотилия МАС» Валерио Боргезе до своеобразных монографий, из которых интереснее всего мне показались «Сотня мужчин против двух флотов» Вирджилио Спигаи, а также подробное техническое руководство «Методы штурма» Спертини и Баньяско. Таким образом я соединил около двадцати изданий, прибавив к ним свидетельства Елены Арбуэс и Дженнаро Скуарчалупо, а еще дневники Гарри Кампелло, оказавшиеся для меня чрезвычайно полезными. Однако необходимо было подробнее прояснить человеческий аспект этого удивительного приключения: детали, позволяющие углубить образы персонажей и рассказать точно и убедительно, пусть даже не совсем в жанре романа, что именно пережил каждый из них. Это было самое трудное; и вот, когда я уже решил довериться воображению, мне на помощь неожиданно пришел писатель Бруно Арпайя, мой старый друг и переводчик моих книг на итальянский язык. Я находился в Милане по издательским делам и вместе с Бруно и Паоло Сорачи, в те времена начальником пиар-отдела сети книжных магазинов «Фельтринелли», ужинал в одном ресторанчике на Веккьо-Порко. Разговор крутился вокруг моей работы, и я поведал им о моих трудностях. Потом мы заговорили о другом. Я вернулся в Мадрид, а через несколько дней Бруно предоставил мне ценную документацию, добытую им через его друга, адмирала и шефа Отдела истории итальянского флота, — оперативные донесения, которые в период с 1942 по 1943 год оставляли водолазы, возвратившись на базу после очередной атаки на Гибралтар. Когда я увидел имена, у меня мурашки побежали по коже: главный старшина Ломбардо, Тезео… старший матрос Скуарчалупо, Дженнаро… капитан-лейтенант Маццантини, Лауро… В рапорте, подписанном капитан-лейтенантом Маццантини и посвященном попытке преодолеть подводные противолодочные заграждения в порту Гибралтара, имея в распоряжении две майале и четырех операторов, я прочитал следующее: Хотя Пеньон погружен в темноту, огни Альхесираса за нашей спиной и огни Ла-Линеа по траверзу позволяют нам прекрасно ориентироваться по курсу 73 градуса, двигаясь на четвертой скорости и надев маски. У нашего аппарата обнаруживаются проблемы с плавучестью, так что на последнем отрезке пути я держу курс, а мой оператор, матрос Этторе Лонго, вынужден плыть под водой. На нем ребризер, ему приходится расходовать кислород. На расстоянии 500 метров от порта отделяюсь от экипажа Ломбардо — Скуарчалупо. Каждый экипаж погружается для атаки самостоятельно, и с этого момента мы теряем друг друга из виду. В мои намерения входит преодолеть сетку и проникнуть в акваторию порта. Перевожу торпеду на третью скорость и погружаюсь на 9 метров, чтобы не оставлять на поверхности светящийся след, который может меня выдать. Когда снова выныриваю в маске, чтобы проверить позицию, оказываюсь рядом с Центральным волнорезом. Нахожусь так близко, что вижу красный огонек сигареты, которую курит часовой. Снова погружаюсь и плыву параллельно молу. Ищу вход. Взрыв глубинной бомбы и шум работающих винтов. Опускаюсь на 18 метров. Винты надо мной. Примерно через минуту снова слышу взрыв; волна до нас почти не доходит. Возобновляю движение на глубине 7 метров, в дыхательном аппарате, курс на юг. Обнаруживаем сетку у северного входа. Уходим на глубину, чтобы зайти под сеткой. У нашего аппарата все те же проблемы: он то и дело теряет управление и норовит всплыть на поверхность. Мой оператор знаками показывает мне, что в ребризере ему не хватает кислорода. Я приказываю ему экономить кислород и расходовать его как можно меньше. Нам не удается поднять сетку, она слишком тяжелая. Ножницы для резки металла не справляются со звеньями цепи. Мне в маску набирается вода, и я не могу вылить ее всю. Аппарат показывает чрезмерную плавучесть. Удерживаем его глубоко под водой, открыв клапаны и цепляясь за сетку, но эти действия доводят нас почти до полного изнеможения. В то время как я маневрирую, пытаясь удержаться на месте, мы нечаянно задеваем рычаг быстрого погружения, и на поверхности воды над нами возникают пузыри. Я вижу яркий свет прожекторов, направленный на нас; похоже, нас обнаружили. Начинаю отступательный маневр. Слышу рокот моторной лодки и бурлящей воды все ближе и ближе. Я включаю четвертую скорость и плыву на глубине 20 метров, курс 350 градусов. Лодка идет над нами, и близкий взрыв доносит до нас взрывную волну. Оглушенный, задыхаясь от воды в маске, я пытаюсь удержаться на сиденье и тут замечаю, что Лонго на месте нет. Мотор глохнет, и наш аппарат вдруг резко и бесконтрольно погружается. Пытаясь остановить погружение, я поворачиваю рычаг на всплытие и кручу штурвал. Безрезультатно. Глубиномер показывает 30 метров, это его максимум. Через секунду носовая часть утыкается в морское дно. На пределе физических сил включаю систему самоуничтожения моего аппарата и, почти теряя сознание, выбираюсь на поверхность. Срываю с лица маску, и свежий воздух приводит меня в чувство. Из-за корабля, стоящего на якоре, меня не видно из порта. Подплываю к нему и, ухватившись за якорную цепь, снимаю ребризер и топлю его. Потом разрезаю ножом прорезиненный костюм и тоже топлю, завернув в обрезки свинцовую пряжку от ремня в качестве балласта. Передохнув, плыву к берегу и выхожу на сушу неподалеку от отеля «Принц Альфонсо». Прячу внутрь звездочки на воротнике и нашивки на рукавах рабочего комбинезона, чтобы не выдать, кто я, на случай, если меня обнаружат испанские карабинеры; иду по дороге к назначенному месту встречи с нашими агентами. — Он мертв? — спрашивает Рой Тодд. Гарри Кампелло прикладывает пальцы к сонной артерии вражеского водолаза. Кожа влажная и холодная. — Да. — Видимых ранений нет. Глубинная бомба? — Вероятно. — Вот сукин сын… В этом году уже второго вылавливаем. Они снимают с мертвого дыхательный аппарат, и электрический фонарик капитан-лейтенанта Моксона освещает неподвижное, бледное лицо, на котором застыло выражение покоя; никаких признаков недавней агонии, разве что веки полуприкрыты, а на молу под мокрым телом лужа крови вперемешку с водой от лопнувших барабанных перепонок. — Он, похоже, уже в годах, — замечает Моксон. — Да нет, он молодой, — возражает Тодд. — Давление, долго добирался сюда под водой — это его состарило… Лицо скоро придет в норму. — У него уже ничего в норму не придет, парень. Вокруг собрались матросы и морские пехотинцы. С любопытством смотрят, курят, переговариваются. Командир британских водолазов приказывает им замолчать и разойтись, потом опускается на корточки и осматривает снаряжение погибшего.