Эти идиоты не заметили. А Бурмин усек и в милицию… Потом мы его с Низичем в «Софии» застукали, наняли ханыг, проучить. А он крепкий мужик был. Не вышло… Да что вы мне говорите, знал я, что он под меня копает… Как откуда?… От его жены… Мы с ней в одной компании крутились… В какой?… В хорошей, веселой, денежной… Я по-другому с ним рассчитался. Его Аллочку с Сережей Прониным свел. Вот тут он закрутился… Все дела забросил… Переживал… Что же, я не злопамятный… Рассчитался с ним… А убивать!… Не мой это жанр… Я его иначе убил бы… Он за мной, а я за ним. Ничего, нашел бы на чем взять… В таком деле мужику баба нужна красивая и добрая. Я ему такую бы и подставил… Но не судьба. Кто-то его грохнул… Не судьба…" Прохоров нажал кнопку. Магнитофон замолк. А в ушах Олега еще звучал злой голос Плужникова. Казалось, что он доносится с улицы из открытого окна. — Сволочь, — Олег, не сдержавшись, выругался. — Да, редкий негодяй, — согласился Борис. — Ты даже не можешь представить, что он сделал. За это нет статьи, но он не только разрушил личную жизнь Бурмина, не только лишил его покоя, он не дал ему довести до конца важное дело. Возможно, если бы Бурмин успел закончить последнюю работу, он бы остался жить. — Не понял? — удивился Борис. — Боря, это выстрел из прошлого. — Ты что несешь? — Да, это выстрел из сорок третьего. — Не верю. Это слишком напоминает литературу. — Не забывай, что литература пишется с жизни. Знаешь, я прочел у Стендаля: роман — это зеркало, лежащее у дороги. — Олег, я очень ценю тебя как оперативника, но мне кажется, ты слишком ударился в филологию. — Нет, Боря, — устало ответил Наумов, — к сожалению, это факт. К сожалению. — Тогда рассказывай. — Можно одно лирическое отступление? — Можно. И Олег рассказал о Хинте, о его глазах и лице, о пистолете в его руке, о падающих мишенях. Борис слушал, не перебивая, курил сигарету. Олег говорил, стараясь, чтобы исчезло ироническое недоверие Прохорова. Но чем больше, чем убедительнее, как ему казалось, строил он свой рассказ, тем меньше, а Олег это видел, вызывал он доверие Прохорова. — Подожди, Олег. Чтение рукописи Бурмина несколько изменило твое отношение к делу, — Борис встал, зашагал по комнате. — Пойми, — продолжал он, — то, что ты рассказал мне сейчас, предмет литературы, а мы работаем в уголовном розыске. Давай факты. — Черт с тобой, сухарь, получай факты. Первое: некто убивает Бурмина из пистолета Намбу с глушителем. Пистолет выпущен в период с 1968 по 1985 год. — Не на все запросы получены ответы, — сказал как обрубил Прохоров. — Потом, ты же знаешь, это оружие может быть сборным. Ствол от Намбу, а остальное самоделка. — Возможно, — Олег начал злиться. — Возможно. Второе. Преступник не взял ценностей, а копался в архиве. Более того, исчезли материалы, связанные с войной, а конкретно — с последней повестью о загадочной гибели разведгруппы. — Ты что же думаешь, этим не занимались после освобождения Гродно? — Конечно, занимались. Но была война. В тылу вражеская агентура, бандитизм. Возможно, не хватило времени. — Ты ставить под сомнение первоначальное следствие? — Нет, я просто не знаком с ним. Но я знаю другое. Некто убил, забрал документы, потом позвонил вдове Бурмина и забрал бумаги, хранящиеся на квартире. — Я этого не знал. — Что с тобой случилось, Боря? Ты же был прекрасным работником. А теперь ты четко выполняешь порученное тебе задание, и все. Само дело, весь его объем тебя не интересуют. Боря, очнись. Нельзя же всю жизнь жить обидой. Нянчить ее в себе. Милый Боря, память — удивительное устройство, она стирает все, что хочет забыть. Помни это. Прохоров молча взял сигарету, закурил. — Слушай меня дальше, Боря. Сегодня я нашел у машинистки вот этот кусок рукописи. Читай. Олег протянул Прохорову отрывок. Борис читал долго, медленно. Заканчивал и вновь перечитывал. — Ты кого-нибудь конкретно подозреваешь? — Пока нет. Поездка в Гродно должна все решить. Борис сел к столу и сказал задумчиво: — Видишь, и мы прикоснулись к настоящей войне. Однажды я был под Белгородом в колонии для несовершеннолетних, там, в маленьком городе, чекисты через много лет нашли карателя. Я видел его. Такой тихий, благостный старичок. А мне казалось, что у него руки в крови. Как низко может упасть человек. Помнишь книгу «Бездна»? — Помню. — Я сначала, откровенно скажу, не понял, почему писатель так ее назвал. А посмотрел на этого гада, и до меня дошел смысл заголовка. Бездна бездонна. Поэтому падение бесконечно. — Боря, если мы поднимем это дело, то я, как и Бурмин, смогу сказать, что сделал главное в жизни. — Почему только ты? А я, Леня Сытин? — Извини, я не точен в формулировке. — Олег, возьми меня в Гродно. Я очень тебя прошу. Во-первых, я помогу тебе, а во-вторых, мне это нужно. Просто необходимо. Наумов внимательно посмотрел на Бориса и понял, что ему действительно необходимо лететь в Гродно. Возможно, эта поездка позволит ему сбросить скорлупу обиды. — Ой, Боря, нелегко это будет, но я старика уломаю. — Кого ты имеешь в виду? — хитро усмехнулся Прохоров. — Никитина. — Я говорю не о человеке, а о должности. — Ты совсем чокнулся за эти дни. Начальника уголовного розыска. — Вот что значит отрываться от родного коллектива. Нет больше начальника Управления уголовного розыска полковника Никитина. Есть заместитель начальника Главка полковник Никитин. — А генерал… Прохоров не дал договорить. — Его сняли. И тогда Олег опять вспомнил встречу с генералом в коридоре управления. — А ты, Боря, обижаешься. Видишь, все стало на место. Зазвонил телефон. — Да. — Олег поднял трубку. — Это я, товарищ майор, — услышал он голос Сытина. — Ты где? — Рядом с вашим домом. — Поднимайся. Видимо, Леня звонил из автомата на углу улицы Остужева. Появился он через пять минут. Кузя бросился к дверям и затявкал. — Я же говорил вам, Олег Сергеевич, возьмите собачку. Не жалеете? — Нет, Леня. Проходи. Леня вошел в комнату, увидел стол и спросил смущенно: — Можно? — Давай. Когда Прохоров налил ему чай, Сытин, облегченно вздохнув, сказал: — Нашли мы свидетелей, которые этого человека видели. — Что говорят?