– Эх, Адам, я не могу постоянно пользоваться твоей добротой, – устало подытожил фриц, а дальше напугал меня одной лишь фразой: – Мне порой кажется, что ты вовсе не немец, а русский. – Я аж дышать разучился. Переборщил я с общением, черт, придется и от него избавляться, а я уж привык к нему, вот уж кто беззлобен, как дитя. – Че-чего? – я сделал вид, что поперхнулся. – У меня в доме, там, в родной Баварии, жил один русский, эмигрант, конечно. Вот у него были похожие манеры. Манеры спокойного и просто хорошего человека. Когда его увезли в гестапо, я даже ходил просить за него, так меня самого замучили допросами, три дня таскали. Человек-то был хороший, жаль, что сейчас такая жизнь настала, есть враги, идет война… Эх, скорее бы уже она кончилась, вернуться в фатерлянд и вновь спокойно жить… – вновь мечтательно закатил глаза Фридрих. – Весело, – только и сказал я, ну вот больше в голову ничего не пришло. – Да ничего веселого, это, напротив, очень грустно. Я вообще порой не понимаю, зачем нужна эта война… – Фриди! – я оборвал я его, обводя глазами комнату. – Вот видишь, даже ты боишься, хотя и строишь из себя храбреца. Да нет тут сейчас никого, охрана на обед ушла. Но я продолжу. – Может, не нужно? – А что, ты считаешь, что наш фюрер прав? Что Сталин сам хотел на нас напасть? Чушь и пропаганда! Когда Советы начали свои поставки продовольствия, мы, немцы, только тогда и вздохнули свободно. Вспомни, до тридцать седьмого года ты часто ел мясо? О, то-то и оно. А сейчас мать и жена пишут, что с едой вообще тяжело. Мы же из простых, не дворяне и не военные, обычные рабочие. Так вот, купить что-то натуральное в рейхе может только приближенный партийный функционер, остальные довольствуются тем, что дают. Я послал всего одну посылку семье, они были в восторге. А я ведь ничего такого не посылал, кусок окорока копченого да наши же консервы. – Знаешь, Фриди, когда вернемся в Ровно, я что-нибудь придумаю, чтобы помочь твоей семье. Все же я интендант. Думаю, два раза в месяц ты сможешь их радовать своими посылками, – мне почему-то и впрямь стало жалко этого фрица. Какой-то он неправильный. – Ага, ты думаешь, что такие частые посылки обрадуют мою семью? Да этим в первую очередь заинтересуются те, кто сопровождает грузы в рейх. Мне-то они ничего, естественно, не сообщат, просто будут тащить эти посылки, и все. – Найдем способ, как доставить, не там проблему ищешь. – А что, у тебя проблемы? – Как бы начальство в мое отсутствие не заявилось в Ровно, вот будет неприятность… – Об этом не волнуйся. Пока шеф здесь, они точно не будут проявлять рвение по службе, никто этого не делает. – Надеюсь. Так все же, Фриди, сколько мы еще тут проторчим? – А ты что, устал от своей Эльзы? – фриц прищурился. Я уже ждал какую-нибудь гнилую шуточку, но нет. – Наслаждался бы, пока есть возможность. После ранения нужно отдыхать, вдруг вновь на фронт пошлют! – Могут, тем более заместитель у меня неважный. – Ворует? – Ага, – кивнул я, сочиняя на ходу. – Ловил не раз, но сделать ничего не могу, у него есть покровители. – Вот так всегда, – рубанул воздух ладонью немец, – как нормальный человек, так его «жмут», по жизни или по службе, неважно. А всяких гнид прикрывают родственнички и различные покровители! Тьфу ты, – немец смачно выругался, где слово «шайзе» было самым приличным. А я вдруг подумал, что мне все это очень знакомо. Ведь действительно, в Германии, да и во всех «цивилизованных» странах, сейчас царит коррупция и воровство. Это нормальное явление сейчас, да и в двадцать первом веке вся борьба с коррупцией сводилась к тому, чтобы прижать мелких чинуш, а рыбка покрупнее как хапала, так и будет. Фридриха я оставил отдыхать и наслаждаться кофе. Сам же вернулся к дому майора вермахта. Соседи ходили туда-сюда, и никто не обращал на меня внимания. Я, конечно, предусмотрительно старался скрывать свой интерес к дому и проходить внутрь осторожно, чтобы никто не видел, куда именно я иду, но кто-то, возможно, меня и видел. А вообще, думаю, что если меня до сих пор не взяли за задницу гестаповцы, значит, пока и не обратили внимание на одинокого штабсинтенданта, праздно шатающегося по Кенигсбергу. Сегодня я все же решил покормить пленника, жалко стало, если честно. Тот внимательно выслушал мою речь, сопровождавшуюся угрозами, и решительно кивнул. А требовал я лишь одного – молчания. Если фриц будет паинькой, то и поест, и даже коньяка выпьет, но если только вякнет, умирать он будет долго. Тот был уже достаточно измучен, чтобы пытаться храбриться, поэтому легко согласился. Все время, пока он ел, да и пил тоже, я держал рукоять пистолета у него над головой. Надо отдать должное выдержке и уму майора, он даже не пытался говорить. Молча съел все, что я ему принес, и выпил почти стакан коньяка. Я вернул ему кляп в рот и связал. Надо заметить, что вязал я его, стараясь не перетягивать, но в то же время так, чтобы не смог освободиться. Это трудно, на самом деле, но мне не хотелось, чтобы на майоре были следы пыток. Хотя я все равно его планировал уничтожить взрывом, тогда, может, и не нужно столько усилий… Вернувшись к наблюдению – если честно, то уже порядком надоело сидеть возле окна и пялиться на сад и резиденцию гауляйтера, – я уставился на объект. Внезапно в голове всплыли мысли о жене и ребенке, который должен был уже родиться. Как же хочется домой… Черт, ведь зарекался не вспоминать, а опять туда же. Нельзя на задании думать о доме и семье, спалишься. Вновь натянув на себя маску безразличия, я поймал себя на мысли, что передо мной, точнее в саду гауляйтера, что-то происходит. – Твою мать, так это ж слуги… – Именно так. В саду расставляли столы и кресла, ну, или стулья, просто вид у них больно царский, можно и креслами назвать. Чуть позже начали таскать приборы и накрывать столы белоснежными скатертями. Так-так, похоже, к вечеру здесь планируют вечеринку. Ну-ну, я тоже в ней поучаствую, только хозяева об этом еще не знают! По улицам гуляли усиленные патрули. Нет, дома никто не проверял, все же у себя в тылу находятся, чего им волноваться. Делалось все скорее привычно, чем специально. А зря. Я сквозь занавеску наблюдал за тем, что происходит вокруг, а иногда отрывался и ходил в другую комнату, которая выходила окнами на улицу. Там и видел патрули. Чего-то я как-то не подумал о том, что патруль может быть расположен прямо возле подъезда. А, да и фиг с ним, мой путь отхода все равно с другой стороны. Дома здесь стояли прилегая друг к другу, штук по пять, а то и десять без проходов. «Мой» стоял в группе из пяти почти одинаковых зданий. Когда патруль и услышит стрельбу, все равно быстро не смогут прибежать, оббегать-то прилично нужно. Прямо перед окнами, из которых я буду стрелять, стоит стена усадьбы, метров шесть до нее всего. За ней метрах в двадцати кустарник, а уже за ним небольшое открытое место, там и находятся столы и красивые яблони, под которыми и будет происходить пиршество. Но это я их вижу, а вот с уровня земли их не видно вообще. И я этим обязательно воспользуюсь. Нетерпение изводило меня. Блин, гостей чуть не полный сад собрался, а главного говнюка все нет. Эта сволочь так чует свою смертушку, что вновь обманет костлявую? Ай-ай-ай, а так все хорошо складывалось, я даже удивлялся. Среди гостей наблюдались весьма высокие персоны, кто эти гансы, я не знаю, но, блин, знакомые морды. Точно раньше видел их фотки, может, в той жизни в интернете, а может, и тут, когда готовились. Имен, конечно, я не знал, упомнишь их разве, а вот лица все же казались знакомыми. Да и то, как перед ними гнули спины многие из присутствующих, говорило об их важном положении. – Чего ты завозился? – рявкнул я в сторону майора, тот сидел на полу, подготовленный мной. Майор был «заряжен», и в прямом, и в переносном смысле. Перед отходом мне только снять веревки с него и дернуть кольцо. Дел на минуту. – Понимаю, боишься, но можешь успокоиться, походу, все опять откладывается… – последние слова я произносил уже поворачиваясь к окну и тут же остолбенел. Твою мать! Да ладно?! Возле дверей дома, ведущих в сад, к гостям лицом стоял тот, которого я так долго ожидал. Гауляйтер пожимал руку какому-то седому нацисту, по виду, так лет восьмидесяти. Боясь моргнуть, вдруг видение исчезнет, я медленно прижался к пулемету. – Ну, сука, ждать, когда ты усядешься, я не стану, вдруг надумаешь свалить прямо сейчас! – Все было давно готово, оставалось лишь закончить операцию. Я был не в той ситуации, когда есть время на ожидание лучшего ракурса. Помня, как этот хлыщ уходил от смерти в той истории, я не мог облажаться. Протянув руку вперед – пришлось слегка тянуться, чтобы достать, – я снял державшийся на булавке кусок занавески. Это чтобы при стрельбе та не дергалась. Понимаю, что будет виден огонь из ствола, но все же. Стрелять я буду из глубины комнаты, чтобы звук разносился по всему дому и труднее было вычислить. Ведь с той стороны дома, где находится патруль, вспышек не увидят, пока еще поймут, откуда стреляли, глядишь, я и получу свою минуту, что требуется мне для побега. В саду гауляйтера слуги зажгли факелы для подсветки, темнело уже, а для меня так это было еще большим плюсом, цель вижу вообще отлично. Но все, пора! МГ дрогнул и послал первую очередь в цель, а я чуть нахмурился от грохота. Все же очень громко. Сделав буквально трехсекундную паузу и убедившись, что цель уничтожена, я продолжил кровавую жатву. Дело в том, что я ясно видел попадание. Как минимум из пяти-шести первых пуль две-три попали в цель. Как разглядел? Так говорил же, тут расстояние-то плевое! Почему решил продолжать? А просто многие из нацистов бросились к гауляйтеру, наклонялись над ним, желая осмотреть тело, вот я и решил еще добавить. Если бы те начали разбегаться, я бы не стал отлавливать их поодиночке, а так… Сам бог велел, вдруг еще кого важного «паровозом» прихвачу! Искушать судьбу долго я не стал, сделал всего несколько коротких очередей, патронов двадцать, может, чуть больше выпустил и принялся за фрица. Грохнув ему рукоятью все того же многострадального «нагана» с глушителем по голове, погрузил его в последний нокаут в его жизни. Других не будет, жить немцу осталось немного. В голове все время стучал набатом вопрос: «Неужели я сделал это?» Закончив с майором, схватил свою сумку и веревку с «кошкой», которые были подготовлены ранее, и рванул к окну. На улице раздавались трели свистков и, кажется, даже выстрелы, но где-то в стороне. Распахнув вторую створку окна и осмотревшись, перегнулся через подоконник. Повиснув на руках, уцепившись за раму, спрыгнул. Да, высоковато, даже ноги немного отбил, но терпимо, учили этому. Тут же подскочив к забору в сад гауляйтера, я взмахнул «кошкой» и, зашвырнув ее на ту сторону, потянул. Есть зацеп, с помощью навязанных ранее узлов на веревке мгновенно поднялся на забор. Ну, а как еще мне было это сделать, если ограждение метра под три высотой? Окинув округу и схватив «кошку», спрыгнул вниз. Здесь уже было легче, чем на улице, там булыжник был, а здесь травка, мягко. Не видя преграды для себя, я помчался влево и, пробежав всего метров двадцать, остановился возле темнеющего железного круга на земле. Да-да, именно так. Бродя по улицам Кенигсберга, я приметил колодцы, а когда осматривал сад, то обнаружил такой и здесь. На окраине я уже осмотрел такой, хоть и уделал немного форму, но был впечатлен. У фрицев канализация проходила в метровой трубе. В смысле, труба была диаметром аж цельный метр! Во всей моей авантюре слабое место было одно. Я не знал, какая труба именно в саду, не имел возможности проверить. А так, в городе, я облазил около десятка колодцев и везде видел одинаковую картину. Подцепив крышку люка, для чего пришлось воспользоваться ножом, чуть не сломал лезвие, я отодвинул в сторону крышку и, посмотрев вниз, спрыгнул. Вернуть крышку назад было сложным делом, так как глубина колодца была метра три. Но ничего, поднявшись и встав на вбитых внутри скобах, я все вернул, как было. Оказавшись в темноте, сразу начал шарить по карманам. Найдя зажигалку, бензиновую, настоящая «Zippo», я чиркнул кремнем и, сориентировавшись, согнувшись потопал в сторону окраины города, ну, я думал, что иду в том направлении. В другом мне нельзя. В трубе было темно и воняло нечистотами, но в принципе нормально. Самое интересное, крыс не было, по крайней мере мне не встречались, и даже писка их не слышал. Пробираясь так среди дерьма, я вдруг оказался в небольшом зале. Ну, как зал, маленькая, с низким потолком подсобка, в которую сходились трубы со всей округи. «Центральный коллектор, что ли?» – пролетела мысль. Теперь будет сложнее, куда идти, понятия не имею, здесь я еще не был, да и не имел возможности это сделать. Наверх к железной двери вела лестница, а во все стороны расходились такие же трубы, по какой приполз я. Прикидывая, откуда я пришел, решил сменить направление и пробираться в сторону канала. Выбрав трубу, пошел по ней, подсвечивая себе зажигалкой. Насколько мне ее хватит, я понятия не имел, но надеялся, что еще погорит. Минут через двадцать понял, что иду не туда. Труба явно повернула в сторону центра города. Вернулся назад в тот зал и выбрал новую трубу. Вот же блин, я что, пока все не обследую, свою не найду? В этот раз труба вроде шла от города, и путь занял у меня примерно два часа. Часто попадались шахты, ведущие наверх, но вылезать я не собирался пока. Когда спереди начал доноситься шум воды, я прислушался. Точно, выход есть. Спустя пару минут я стоял, охренев, у огромной решетки коллектора и смотрел в темноту. Да, вот это попал. Что мне мешало осмотреть эту решетку раньше и сбить замок? Огромный, навесной замок, выкованный, наверное, еще в прошлом столетии, висел на решетке и не давал мне возможности вылезти. Я понятия не имел, что снаружи. Канализационная труба выходила в какой-то водоем, то ли канал, то ли речушку, но есть ли поблизости жилье, я не знал. Это я к тому, что хочу попробовать выстрелом из «нагана» сбить замок, но боюсь, вдруг кто-то услышит. Тут даже не стрелять опасно, а грохота пули о металл боюсь. Все же вариантов не было, и, тщательно приготовившись, нужно было учесть траекторию, чтобы рикошета не было, выстрелил. А замку-то пофиг! Я высадил в него шесть пуль, прежде чем эта падла треснула. Сейчас бы ломик, я бы доломал эту железку к чертям, но его нет. Патронов оставалось два десятка, но я боялся их тратить, так как неизвестно, что меня ждет снаружи. Но мне везло. Сделав еще пару выстрелов, все же сбил замок и попытался открыть решетку. Обалдеть, да она приросла… С решеткой на трубе я провозился всю ночь. Толкал ее, пинал, лежа на спине в ручейке из нечистот, но под утро все же сдвинул. Когда я, вывалившись наружу и плюхнувшись в воду ручья, поднял голову, было уже совсем светло. Осмотрев округу, насколько было видно, я понял, что до ближайшего жилья довольно далеко. Вот почему меня и не слыхали, как я здесь всю ночь грохотал. Прямо по воде, а она, блин, довольно холодная, я прошел несколько метров вверх по течению. Содрав с себя всю одежду, засунул ее под большой камень и начал мыться. Было холодно, даже очень. Но от меня воняло так, что выбирать не приходилось. Понимаю, что эту вонь я все равно не отмою, но старательно растирался песком со дна ручья. Когда уже зуб на зуб не попадал, я вылез и двинулся к кустам, что росли неподалеку. Они были не в низине, как ручей, пришлось выбираться. К счастью, жилья поблизости я так и не разглядел. Зато увидел местечко, где можно развести костер. Это был небольшой в длину, но глубокий овраг. Собирая по пути ветки и мелкие сучки, я добрался до него и, сложив веточки вместе, начал разводить огонь. Зажигалка еле горела, но все же запалить костер я смог. А когда он чуть разгорелся и я подставил ему руки, понял, что они едва слушаются меня – замерз. Подкладывая веточки, что находил поблизости, я поддерживал небольшое, но достаточное для обогрева пламя. Время на часах, которые выкидывать я не стал, так как они были хорошими и на железном браслете, то есть не воняли, было около двух часов дня. Хотелось есть и наоборот. От костра отходить не хотелось совсем, но мне нужна была одежда, хоть какая-нибудь, и еда. Поднявшись, хоть и сделал это с большим трудом, я все же заставил себя двигаться. Помахав руками и ногами, решил, что надо пробежаться. И это помогло, я действительно согрелся, да и, забравшись на возвышенность, определил, где нахожусь. Примерно в километре лежала дорога, по которой я ездил недавно на склады. Значит, я все же выбрался куда надо. Точнее, куда хотел, это хорошо. Плохо другое, здесь нет жилья, то есть я не смогу найти одежду и еду. Вот, вся жизнь из противоречий. Когда выбрался, радовался, что рядом никого, а теперь наоборот – хоть волком вой. Решив дождаться темноты, я вернулся к еще тлеющему костру и продолжил греться. Как быть, я уже решил для себя. Я вернусь в город. Ну, а что тут такого? Выйду на дорогу и поймаю машину. Если получится, добуду одежду, а там уж и с едой что-нибудь придумаю. А в городе вернусь в казарму к Фридриху, сделаю круглые глаза, якобы услышав главную новость, и могу даже принять участие в поимке самого себя. На дороге появился свет фар, и я вышел из кустов. Ехал мотоцикл, тарахтя двигателем, он скинул скорость, увидев на обочине такое чудо, как я. На байке сидели два солдата вермахта, мотик был одиночкой, но, думаю, я их положу легко. Немцы смотрели на меня, не зная, смеяться им или удивляться. – Господа, помогите добраться до города штабсинтенданту вермахта, – начал я, стараясь заикаться правдоподобнее. – Откуда вы, господин штабсинтендант? – наконец выдохнул один из солдат, со знаками различия ефрейтора. Второй в это время слез со своего седла и, чуть отходя в сторону, настороженно смотрел вокруг. – Меня ударили по голове возле гаштета, очнулся в машине, за городом. Там вновь избили и, полностью раздев, бросили умирать. Наверное, это партизаны, – задумчиво покачал головой я, – правда, что они хотели, я так и не понял. – Где это произошло, господин штабсинтендант? – похоже, немчура повелась. Главное, подойти поближе, а то они вначале даже винтовки вскинули. Я уже был на расстоянии вытянутой руки до немцев, когда с той же стороны, откуда ехали и эти двое, появился грузовик. Твою дивизию, еще бы минуту, и… Меня просто застали бы за убийством военнослужащих вермахта. Вот это повезло так повезло. Грузовик также остановился, из него вылез цельный гауптман, причем со знаками различия войск СС, и мне пришлось повторить весь тот бред, что я только что сочинил. – Вы поедете с нами, штабсинтендант! – жестко, даже не раздумывая, произнес гауптман. По нему было сразу понятно, что, в отличие от мотоциклистов, этот не поверил ни одному слову. Меня, конечно, не закинули в кузов, как ненужную вещь, но сопроводили словно арестанта. В кузове солдаты кинули кусок брезента, чтобы накрылся и не щеголял срамотой. Похоже, я все-таки влип. Причем как следует. Было уже совсем темно, когда грузовик с эсэсовцами остановился возле одного из зданий в центре Кенигсберга. На удивление, оно стояло совсем рядом с тем особняком, в котором я завалил гауляйтера. «Гестапо, к гадалке не ходи!» – мелькнула мысль. Вот здесь, дождавшись, когда я, наконец, спущу свою тушку из кузова, меня даже пихнули слегка в спину, показывая направление. Стоило ли мне вообще проделывать такой путь, чтобы вновь оказаться почти в том же месте? Я мог и просто раздеться и вывалиться на улицу с криками о помощи, скорее всего, это сработало бы вернее. – Полегче, господа! – выдавил я. – Меня и так отделали как бифштекс, еще и вы будете? – Не разговаривать! – живо откликнулся гауптман, подходивший со стороны кабины. Оказался я в одиночной камере. Суки, даже робу тюремную не дали, так и сидел голым. Водитель грузовика отобрал у меня брезент, когда мы уже входили в здание. Я не ошибся, это точно было здание гестапо. Пока мне вообще ничего не объясняли, но, думаю, взяли меня и будут крутить именно на убийство гауляйтера. Всю ночь я сидел и дрожал от холода, кстати, или принюхался, или реально от меня перестало пахнуть. Я еще на дороге тогда обратил внимание, что фрицы даже не морщатся, когда стоят рядом, видимо, этот запах был у меня в носу, и казалось, что пахнет за версту. Наутро в замке провернулся ключ, и тяжелая дверь камеры отворилась. Окликнув, меня повели куда-то по коридору. Как был, в таком виде я и предстал пред светлы очи какого-то разодетого петуха. В гестапо, как нас учили еще в Москве, вообще чехарда со званиями. Тут могли служить как обычные полицейские, так и служащие СС. – Штабсинтендант, – начал допрос следак, уже хорошо, что называют по званию, а не просто тыкают, – расскажите свою историю с самого начала. – О, это как раз несложно, история-то короткая, большую часть времени я просто пробыл без сознания. – Все равно. Мы склонны думать, что вашей формой и документами воспользовались бандиты и совершили теракт в городе… «О блин, знал бы ты, где на самом деле обладатель этих документов и формы…» Мысленно я просто ухахатывался. Меня арестовали, точнее, как пояснил следак, задержали для установления личности и прояснения халатного поведения, которое привело к потере документов и оружия. Я даже выдохнул спокойно, всю ночь через раз дышал, трясясь от страха предстоящих пыток. Тут же я даже расслабился и сообщил, что да, виноват, бухал, ой, простите, выпивал в гаштете по поводу отъезда в столицу рейха возлюбленной. Переборщил, ну, с кем не бывает? А со следаком не бывает? Ну, значит, он молодец. – Сколько человек к вам подошли? – Двое, господин следователь. Я хоть и был нетрезв, но видел хорошо. Один спросил закурить, пока я доставал из кармана сигареты, меня и ударили. – Кто в Кенигсберге может подтвердить вашу личность? – О, а это вопросик еще тот. Ведь по идее, здесь мое родное подразделение, правда, должно и тут прокатить, ведь в нем меня никто не знает. «Донора» моих документов захватили как раз тогда, когда он направлялся из госпиталя. Правда, в отделе должно быть мое личное дело, а там фото, но я и сам, помнится, был удивлен нашим сходством… – В казарме охраны господина гауляйтера есть водитель, унтер-офицер Вайзен, он может меня опознать, если вам угодно будет его найти… – Мы проверим, – ответил следак и нажал кнопку звонка. В дверях возник солдат. – Найдите штабсинтенданту какую-нибудь одежду, а то он, наверное, уже продрог совсем.