Видимо, на меня реально не собирались ничего «вешать», так как проявили внимание к моим проблемам. Уведя меня тогда из кабинета следователя, солдат проводил меня в другой кабинет, а не в камеру. Там была раковина, и чуть погодя тот же солдат принес мне целый комплект формы, правда, рядового. Одевшись, я вновь почувствовал себя человеком. Мне дали еще и бритву, так что через полчаса я уже сверкал чисто выбритым лицом и чистой, хоть и не новой, формой. А спустя пару часов в кабинете появился сначала следак, а потом привели и моего «друга» Фридриха. – Господи, Адам! – фриц кинулся ко мне. Да он же пьяный, собака! – Привет, Фриди, видишь, какая со мной вышла штука? – Мы даже обнялись с фрицем. Уж чего-чего, а никак не ожидал, что такое возможно в немецкой армии. – Где ты был? Что с тобой произошло? У нас ведь тут такое случилось! – начал было заваливать меня вопросами Вайзен. – Унтер-офицер, так вы подтверждаете личность господина штабсинтенданта? – прервал наши радостные вопли следак. – О, господин унтерштурмфюрер, конечно, это и есть штабсинтендант Адам Лескофф, несомненно! – Хорошо. Господин штабсинтендант, я отпускаю вас с вашим товарищем, но имейте в виду, что ваша халатность вам обязательно зачтется! – О, господин унтерштурмфюрер, ведь я же ни в чем не виноват… – сделал я такое жалостливое лицо, что следака покоробило. – Мы еще толком не знаем, но, возможно, вашей формой и документами воспользовались бандиты, чтобы пробраться в соседний дом с резиденцией гауляйтера Коха и… Твою маман! Знал бы я раньше, что я наделал в том саду… Убегал бы отсюда, из города, как можно дальше! Тут сейчас, блин, такое следствие развернется, пукнуть нельзя будет без разрешения. А все дело в том, кого я пристрелил после того, как упал сраженный моими пулями Кох. Господин Розенберг, собственной персоной, получил от меня гостинец из шести пуль, две из которых в голову. В общем и целом хоронить там всех будут в закрытых гробах. Патроны-то я специально разрывные заряжал, они у пэвэошников были в большом количестве. Вот так, я уработал не только гауляйтера, а еще и самого Розенберга, который так ратовал в рейхе за истребление всех наших людей. Главный идеолог Третьего рейха. О как! Теперь бы только выбраться отсюда, думаю, задание точно зачтут. Да что там говорить, Коха-то я «сделал», причем с первой попытки. А помимо Розенберга, там еще пара генералов были, да один раненым оказался. Фридрих утащил меня в казармы охраны. Там сейчас никого не было, лишь пара солдат на посту. В последний свой визит сюда я оставлял здесь свою офицерскую форму и документы, правда, Фридрих об этом не знал. А вы думали, я в своей красивой наглаженной форме штабсинтенданта вермахта по канализации лазал? Ну, я ж не идиот. Оделся я, идя на «дело», в трофейную форму, что снял тогда при угоне машины. Оказавшись в казарме, я переоделся, сразу почувствовав себя значительно спокойнее. Фридрих достал бутылку шнапса из своих запасов, а я лишь покачал головой. – Извини, Фриди, но мне бы сейчас коньяка принять, это, лучшее лекарство. – Адам, да у меня не осталось… – растерянно развел руками унтер. – Найдем, если поискать, – подмигнул я фрицу. У меня здесь была и своя тумбочка. А вы как думали? Фридрих когда привел меня в эту казарму как своего напарника, то предоставил мне и кровать, и тумбочку. Вот я и хранил здесь и форму, и некоторые запасы, что удалось раздобыть здесь, в Кенигсберге. Спустя пять минут мы уже разливали по стаканам коньяк, и я выслушивал переживания Фридриха. Завтра, оказывается, нам предстоит путь назад, в Ровно. Почему Вайзен пьет, если предстоит ехать? Ответил он просто: – Так мне обратно-то одному ехать… Господин гауляйтер, как ты понимаешь, больше со мной не поедет. Никто меня не поймает, что я сел за руль после пьянки. – Это да, – кивнул я, изображая грусть. – Ты знаешь, – вдруг склонился ко мне немец и зашептал буквально в ухо: – Туда ему и дорога! – Вот от этой фразы охренел я, несмотря на коньяк. – Ч-ч-чего? – выпучил глаза я. – Адам, ты ведь мне друг? – блин, да фриц сейчас мне что-то тайное расскажет… – Ну, Фриди… – развел руками уже я. – Плохой он был человек, очень плохой. Говорят, я слышал от охраны, даже женщин и детей убивал! – Что, сам, что ли? – продолжал я демонстрировать удивление. – Может, и не сам, но разве есть разница? Это уже не война получается, а какая-то средневековая бойня. – В любом случае он был гауляйтером, а мы – простые солдаты… – Адам, а если тебе прикажут расстрелять или сжечь ребенка, или женщину, ты что, выполнишь приказ? – охренел, видимо, от моего тона Фридрих. – Фриди, не нужно, избавь меня от таких вопросов. Я не смогу на него ответить просто. – Извини, я тоже, если честно, не знаю ответа. Тут вроде и приказ, но это же убийство! Одно дело, партизан каких гонять, или еще каких бандитов, но дети… Адам, я не понимаю, почему нужно убивать их? – Слышал, что вермахт освобождает территории для немцев и другие народы здесь лишние… – Я против такого, ты знаешь… – Блин, меня этот фриц-оппозиционер своими речами назад в гестапо приведет. – Фриди, этот разговор для другого места. – Хорошо, Адам, я тебя понимаю. – Скажи лучше, как мы завтра такие поедем? – А я что? – вдруг усмехнулся фриц. – У меня есть напарник, вот он пусть и ведет мою колымагу. Мы ржали после этих слов минут десять. После, выкурив по очередной сигарете, завалились спать. Утро было недобрым. Во-первых, мы были с жуткого похмелья, а во-вторых, нас разбудили прибывшие из оцепления солдаты. Это были те самые эсэсовцы, с которыми мы приехали сюда, в Кенигсберг. Они участвовали в оцеплении и только что освободились. – Фридрих, ты все пьешь? – рявкнул один из них, раньше я думал, что он вообще немой, слова от него никогда не слыхал. – Нет, Матиас, мне сегодня за руль, – ответил Вайзен, но я заметил, как ему не хочется разговаривать с этим эсэсовцем. – Хорошо, что нас оставляют тут, хоть останемся живы, ехать с тобой – все равно что под пули иванов лезть. – А ты знаешь, что такое пули русских? – съязвил мой «друг». – Чего ты хочешь этим сказать, пьянь? – Ого, да тут сейчас драка начнется. – Господа, прекратите ругаться, сейчас не время и не место, – попытался встрять я, но мое сильное заикание эсэсовцев только подзадорило. – Ты бы лучше молчал, заика, – буркнул вредный эсэсовец. – По крайней мере, этот заика был на Восточном фронте и знает, что собой представляют иваны, – вставил Фридрих. – Ага, теперь греется здесь, обосрался там, аж заикаться начал, какой он доблестный воин. – Если бы вы имели хоть малейшее представление о фронте, вы бы так не говорили. А если вы, господин унтер-офицер, сейчас не заткнетесь, я буду вынужден вызвать вас… – Куда? – откровенно потешался надо мной фриц. – На дуэль? Они запрещены. Да и что ты мне сделаешь? – Например, – сделав вид, что задумался, я подбирал слова, – могу вбить ваши слова вам же в глотку – достаточно? – Что? – взревел фриц и мгновенно стартовал. Я до этого просто сидел на кровати. Немец, видимо, хотел просто сграбастать меня в охапку и швырнуть, по крайней мере, руки он протянул ко мне, но я откинулся на спину и просто оттолкнул его от себя. Неожиданно фриц полетел очень далеко, пока его не остановила стена. Стекая по ней, он как-то перестал рваться в драку, а я уже предчувствовал надвигающуюся задницу. – Ты что сделал? – воскликнул еще один эсэсовец, стоявший тут же. А что я сделал? Да ни хрена, отмахнулся от агрессии, а то, что фриц так неловко наткнется на железную полку, висевшую на стене, я ж не знал… Короче, в комнате появился свежий труп, а свидетелей аж пятеро. Проблема. – Он защищался! – встал Фридрих. – Теперь уже все равно, – махнул рукой еще один солдат. – Все одно трибунал. – Он офицер вермахта! – вновь заговорил Вайзен. – Да без разницы, Фриди, – качнул головой я. – Все твои товарищи, – я указал рукой на эсэсовцев, – в один голос заявят, что я первый начал, ведь так? – я взглянул на солдат. – Конечно! – кивнули почти все. – Вот и я о том же, – встав, я подошел к двери, мне никто не препятствовал. Задвинув короткую задвижку, я повернулся к немцам, и все увидели в моих руках кинжал. Ага, когда с кровати вставал, взял из-под подушки. – Никто не выйдет из этой комнаты, пока не убьет меня, – просто сказал я и тут же нанес два резких удара. Один вправо, а второй влево, тем самым положив сразу двоих эсэсовцев. Ну и все, осталось двое, думаю, Фридрих не полезет. Да и остальные не полезли. Оставшиеся два солдата растерянно смотрели на меня, медленно переводя взгляд то на своих товарищей, то на кинжал, с которого стекала кровь. Я сделал два шага вперед и насадил еще одного на клинок. Второй проснулся только сейчас и вскрикнул было, но его ударил прикладом по голове Фридрих. – Это самая настоящая задница, Адам, – прокомментировал Фриди. – Точнее, мы в самой ее дырочке, – хмыкнул я. Мне-то все это было безразлично. Я убивал врагов. Другое дело, что нам теперь не выбраться. Точнее, придется уходить сразу к партизанам, вряд ли удастся скрыть свое отношение к этому делу. – Я подгоню машину ко входу, ночью вывезем их из города. Проблема только одна, как бы не пришел их лейтенант, тогда… – Тогда прибавится еще один труп, – сказал я просто, – сможем выехать без проверки? – Да тут не проверяют, забыл? На въезде же не проверяли. Нужно здесь порядок навести, трупы пока спрятать, тут, в соседней комнате, подвал есть, может, пока туда? – А кто еще туда ходит? – Да никто, мы тоже не ходили, я случайно обнаружил. – Тогда давай, – кивнул я. Вот это ситуевина! Я у фрицев в тылу, убил только что нескольких эсэсовцев, а помогает мне немецкий солдат. Раньше бы кто сказал, хрен бы поверил. Мы утащили трупы в подвал, нас на самом деле никто не видел. Был день, остальная группа от отделения охраны была в городе, казарма пуста. Я уж было хотел сейчас грузовик подогнать, но на улице находился часовой, убивать еще и его не хотелось, да и внимание привлечем. Этих-то пока никто не хватится, а вот часового… Но неожиданно нашу проблему решил сам часовой, взял, да и ушел на обед. Вот тут служба у немчуры…