Трофеи были богатыми, но нужно торопиться, на улице бой продолжается. Подхватив пулемет и проверив ленту, решил лучше сменить ее, чтобы иметь возможность дальше не отвлекаться на это дело. Мы как-то слитно работали сейчас, даже не разговаривая друг с другом. Из сеней открылась дверка, и появились те два бойца, что уходили в обход через двор. Один ранен, рука замотана какими-то тряпками, а мы, кстати, вообще все целы, лишь ушибы и ссадины. С уважением посмотрев на пулемет в моих руках, парни кивнули. – Выходим аккуратно, героизма не нужно, все ясно? – Бойцы кивнули почти слитно. Впереди шел Валерка, он должен открыть дверь и уйти в сторону, за ним уже я. Стрельба идет дальше по улице, как раз возле барака с пленными. Может, хреновы ученые там? Нужно выбрать позицию на улице и поддержать атакующих. Вышли нормально, никто не стрелял. Справа от нас, за домом, в котором мы и находились, обнаружился большой сарай, вот за ним и собрались несколько фрицев. Отстреливаются яростно, патронов у них там, видимо, много. Мои бойцы, ну, те, что сейчас при мне, мгновенно вываливаются в зону поражения вражескими стрелками и открывают огонь. Пытаюсь занять позицию и понимаю, что просто не нахожу здесь таковой. Вновь беру гранату, благо всего метров тридцать до врага, и зашвыриваю ее к ним. Моя любовь к гранатам вновь меня подвела. Прилетело две, одну кто-то тут же отшвырнул в сторону, и она бухнула, а вот вторая… Та упала практически мне под ноги, а у меня руки заняты. В снегу, хоть он тут и вытоптан, я ее не вижу и пнуть не могу. Справа толчок в плечо, и, падая, наблюдаю, как один из партизан, толкнув меня, накрывает своим телом немецкий подарок. Глухо бумкает, и рядом со мной хоть и вжикнуло несколько осколков, но ни один меня не задевает. Из-под бойца поднимается дымок, а вот сам боец… – Эх, братуха, ты мне только что жизнь подарил, – не знал, что столкнусь с таким в жизни. Не уверен, что сам смог бы совершить такой поступок. Да что тут не уверен, просто не сделал бы, нужно быть честным. Даже и мысли бы такой не возникло, я думаю. Это – поступок… Вот черт, да даже слов не могу подобрать, чтобы высказать чувства. – Это чего, он на гранату лег, что ли? – слева спросил поникшим голосом Валера. – Ага, теперь, братцы, мы просто не можем не победить. Бойцу на том свете обидно станет, он нас спас, а мы просрали! Ну нет, вперед! Швыряю новую гранату, правда, посмотрев перед этим – куда. Когда рванула, я, уже передав кому-то пулемет, несусь к сараю, за которым прячутся фрицы. Оставалось пару метров, когда один высунулся, ну и словил от меня свинцовый гостинец. Оказавшись возле угла, не глядя посылаю за него длинную очередь. Автомат пустой, но на меня никто не выскакивает. Выглядываю: отлично, бойцов тут нет, кто не сдох, тот ранен. Меняю магазин в автомате и осматриваюсь по сторонам. А стрельба-то стихает! – Андрей, вроде наши заканчивают… – рядом стоит Веревкин. Блин, он всегда под рукой, вообще ведь не отходит. – Похоже, пошли к бараку, посмотрим, может, помощь нужна, ну или просто кого-нибудь пристрелим, я очень хочу сейчас кого-нибудь убить! Да уж, настроение было именно таким – злость, причем такая, что раздирала меня изнутри. Собрав гранаты и запасные магазины к автомату, двинулись дальше. Вот и конечная цель, барак с пленными. У нас командует раненный в ногу и руку капитан, комиссара не вижу. – Сержант, они там забаррикадировались, не хотят выходить! – крикнул мне через улицу командир. – Да и хрен с ними, сделаем то же самое, что они с нашими гражданскими в деревнях! – я рванул к ближайшему мотоциклу, стояли тут, неподалеку. Канистры не обнаружил, но нашел немецкий противогаз. Вытряхнул его на землю, а в тубус начал сливать бензин с бака, просто проткнув его штыком. Набрав полный, хотел бежать, как наткнулся на Веревкина, тот стоял с канистрой в руках. – Вот, нашел рядом! – Сливай с этого остатки и там, – я вытянул руку, – за углом хаты еще один стоял. Потом сюда лети, бегом! Сам побежал к бараку и начал обливать стену. Барак бревенчатый, хорошо загорится. Не успел толком и облить, как вернулся Валера. – Немного, баки почти пустые были. – Обливай, сейчас полезут, крысы! – выматерился я и смачно сплюнул, доставая спички. Полыхнуло хорошо, жаль бензина мало. Но две стены начинали разгораться, думаю, не успеет бензин выгореть, займутся бревна. Видимо, из-за дыма, а может, внутри и огонь видно, из барака начали выскакивать немцы. С улицы их встретили, но фрицев было много, и некоторые умудрялись убегать. – Ули смотришь? – ору на бойца с пулеметом. – Вали их, пока под горку не ушли! Боец рухнул на землю и почти сразу открыл огонь. Немцы, что умудрились сбежать, сломанными куклами опускались на снег. Да, жаль, конечно, пленных, но думаю, целых там уже не было. Понимал я нашего командира, который не штурмовал барак. Боялся наших задеть, ведь там пленные были сто процентов. А я – да, не раздумывая долго, просто сделал вот так. С улицы стрельба стихла, и до меня донеслись приказы командира. Тот велел зайти внутрь и проверить барак. Услыхав это, я крикнул, что не нужно, барак прилично так горел, не хватало еще в огне потерять кого-то из бойцов. Тот приказа не отменил, но и заходить из партизан никто не стал, просто уже поздно, начала обваливаться кровля. – Ну что, бля, повоевали?! – встретились мы посреди разгромленной деревни с командиром партизанского отряда. Тот был весь обмотан не то бинтами, не то тряпками, из-за крови на них не поймешь толком. – Да… – только и выдохнул капитан. В живых после нашей атаки на лагерь эсэсовцев осталось двенадцать человек. Это из ста двадцати! Немцев ранеными насчитали около двадцати солдат и офицеров, остальные трупы. Надо отдать должное капитану, рассиживаться тот не стал. Отдав приказ оставшимся в живых собрать оружие, столько, сколько могли унести, и срочно уходить. Невероятной ценой мы выполнили задание, не полностью, но захват немецких медиков и ученых был невозможен. В разных домах и в деревне вообще нашли несколько трупов, что удивительно, в белых халатах под шинелями. Разгром был обоюдный, но капитан заявил, что это того стоило. Не знаю, может, ему виднее. Уйти мы, конечно, не смогли. Едва отойдя на пару километров от деревни, на нас выперлись немецкие танки. Хрен их знает, сколько их было, но судя по пехоте, скорее всего, рота. Наше недобитое отделение прыснуло в разные стороны, прячась в кустах и оврагах, пытаясь уйти от огня противника. Отстреливались скорее для видимости, сил больше не было. Я получил пулю в ногу, но более или менее удачно, если так вообще можно сказать. Прострелили насквозь икру на левой ноге, орал так, что, думал, охрипну. Заткнул мне рот и помог отползти все тот же Веревкин. Блин, вот же везучий сукин сын, на нем даже царапины нет. Оттащил он меня под прикрытие деревьев, и, пользуясь складками местности, мы смогли оторваться. Нога горела огнем, где-то рядом враги, а идти нет сил. Куда шли, сами не понимали, да еще и вскоре под ногами противно захлюпало. – Валер, мы, кажется, в болото залезли… – Вижу, Андрюх. Не знаю, куда нам? – Там справа деревья, видишь? Вроде на вид там суше, давай туда. Валерка смастерил мне костыль, с его помощью удавалось хоть как-то прыгать, но прощупывать почву перед собой я был уже не в состоянии. Несколько раз проваливаясь по пояс, но все же выбираясь из воды, мы упорно двигались, пытаясь выбраться из этого водяного плена. Только к темноте под ногами наконец почувствовали твердую землю. Точнее, здесь также был снег, но под ним воды не было. – Разводи костер, а то дуба дадим, по крайней мере я! – остановил я товарища, схватившись за его плечо. Тот только кивнул и, сбросив автомат прямо в снег, принялся собирать хворост. Я поднял его оружие и указал на овражек, подсказывая, куда лучше заныкаться. Больших елок тут не было, но удачно росшие группами молодые дали нам возможность укрыться. – Как думаешь, далеко ушли? – спросил Валерка, когда мы уже сидели возле костра и тянули к нему руки в попытке согреться. – Все же целый день шли, скорее всего, оторвались, – кивнул я. – Еще бы знать, куда мы забрели… Вокруг был однообразный пейзаж, а принимая в учет темень, так и вовсе не понятно. Нога очень болела, но кровила несильно. Я еще днем наложил повязку, а сейчас, размотав немецкий бинт и оторвав подушку, взвыл как волк на луну и осмотрел рану. Хреново дело, без лекарств и чистки. Надо что-то делать, а что? – Сержант, ты ведь немецкий знаешь, прочитай, – Валера протянул мне бумажный пакет. Это был пакет из аптечки немецкого фельдшера, нам на занятиях такие показывали. Он тут не целый, странно, что он вообще у Веревкина оказался. – Где ты его взял? – А что это? – Медпакет фрицевский. Аспирин, бинты… во блин, классная штука: тампоны с капсулой внутри! О, смотри, это тоже для ран, обеззараживатель, это палочки без йода, но для того же. Тут еще что-то есть, сейчас прочитаю… Это Валерка удачно зацепил, говорит, нашел в одном из домишек, где был мужик в белом халате. Видать, на врача напал, точнее, на его сумку. Жаль, не всю взял, но и это хлеб. Главное же для меня в этом положении были три капсулы морфия и шприц. Блин, сейчас я себя в порядок приводить стану. Как бы не вырубиться при такой операции. Вот немцы, вот педанты! На каждой упаковке, на каждом клочке бумаги и упаковке краткая инструкция и описание, даже дата стерилизации шприца указана. Для начала, вытащив шприц из упаковки, тот был уложен в маленький бакелитовый тубус, я осмотрел его и, сняв с пояса флягу, стал мыть руки спиртом. Вообще-то, самогоном, но крепость у него была мама не горюй, партизаны в лагере подогнали. Когда руки были чистыми на вид, я набрал в шприц морфий. Какая доза нужна, я, конечно, только догадывался, но решил колоть всю ампулу, они тут маленькие, «кубик», наверное, не больше. Протерев вокруг раны куском бинта, смоченным самогоном, я вколол наркоту в ногу рядом с раной. Валерка отвернулся, да и мне было неприятно, да что поделаешь? Решил ждать эффекта, думал, что сразу нахлобучит, но что-то пока не ощущаю. Ранка чуть кровила, но совсем немного. Осматривая, я уже хотел повторить укол, как мне шлепнуло по голове. Вот это приход! Куда там водке или спирту. Уже через десять минут мне было вообще по хрену, что тут у меня за рана. Спокойно взяв палочку для обеззараживания, я медленно ввел ее в рану и прошел ногу насквозь. Охренеть. Валерку вывернуло наизнанку рядом, и он убежал блевать. Я же сидел спокойно, понимая краем сознания, что надо быстрее заканчивать, а то и мне поплохеет. Палочку я тянуть назад не стал, а вытащил ее с другой стороны. То ли бинт на ней чем-то обработанный, то ли вата, кровь вновь потекла, но не сильно. Взяв вторую, всего их было пять штук, проделал действие еще раз. Нет, посторонний предмет внутри раны я ощущал, даже неприятно было, но боли не было, а это главное. Решив все же закрепить проделанное, использовал третью. Думаю, хватит. Протерев вновь вокруг раны бинтом, я полил на нее какой-то тягучей жидкостью. Думаю, ту надо было чуть нагреть, чтобы жиже была, но и так нормально. В этот раз было… нет, не больно. Рану просто стало жечь, но боли так и не было. Хорошо. Взяв в руки тампон и осмотрев, раздавил ампулу, что была внутри, это я в инструкции прочитал, и приложил к ране. Тут мне понадобилась третья рука, и я позвал Валеру на помощь. Тот вернулся. Я даже в свете костра заметил зеленый оттенок его лица. – Очень хреново? – Я выблевал, наверное, даже кишки! – выругался товарищ. – Хлебни-ка! – я протянул бойцу фляжку, и тот сделал несколько глотков. Когда опустил руку, видимо только поняв, что именно он проглотил, Валера схватился за горло. – А-а-а! – Да не ори ты! Помогай уже, да и закончим, а то у меня обезболивающее перестанет действовать, тогда и я заору! Валерка наклонился и, прижав тампон к ране на моей ноге, стал удерживать его грязным пальцем. Да, не догадался заставить его руки вымыть. Быстро проделав всю необходимую операцию со вторым тампоном, приложил его к другой стороне ноги. Размотав бинт, принялся аккуратно бинтовать, стараясь следить, чтобы тампон не съехал. – Черт, тут же пластырь есть! – вдруг осекся я и тут же смотал бинт назад в рулончик. Да-да, было несколько пластырей, они здорово помогут. Закрепив тампоны пластырем, уже спокойно закончил процедуру наматыванием бинта. Вот теперь порядок. – Дай-ка мне фляжку-то, – протянул руку я. Валера передал мне самогон, и я приложился, делая несколько глотков, немаленьких. Не спиться бы с этими ранами к чертям собачьим. Валера, после того как перекусили, сожрали две банки тушенки, что были у нас в своих сидорах, пожаловался на головную боль и усталость. Дав ему две таблетки аспирина, приказал выпить. Да и сам сделал то же самое. Уже когда отходил в сторону до ветра, почуял, что морфий отпускает, а уже через десять минут мне стало очень хреново. Валера обустроил среди елок лежбище, нарубил лапника штык-ножом, раскатал тощую немецкую шинельку, мы ее к нему в сидор запихнули давно, вот для таких ночевок. Шинель была тонкой и места занимала мало, но как подстилка была нужной. Как я рухнул на ложе, даже не помню, стало так хреново, что из головы вылетело буквально все. Мелькнула мысль где-то на задворках сознания, что, может, у фрицев в аптечке была отрава, а я ею так обильно воспользовался? Очнулся я в темноте от голода. В животе урчало так, что казалось, меня слышно с нескольких метров. А еще от запаха. Запаха готовящегося на костре мяса! – Это чего такое? – уставился я на костер, на котором увидел подобие вертела с куском мяса. Валера был возле костра и следил за приготовлением пищи. – Зайца поймал, – видя мои распахнувшиеся глаза, поспешил добавить: – Я не стрелял, так поймал. Тот сам вышел и к нам в мешок залез, голодный, наверное, вот я и словил его. – Ну, дружище, молоток! Я так хочу жрать, что даже не описать. – Я и сам хотел, двое суток без еды, живот к спине прилип. – Это я чего, двое суток в отрубе? – охренел я. – Ага. Все бредил и пить просил. Да еще Валюшку звал… – Точно надо к ней идти, видимо, я ей нужен, – вслух подумал я. – Кстати, а нога-то почти не болит! – только сейчас вспомнил я о ране. – Я тебе вчера повязку менял, а то ты так крутился в бреду, что сорвал старую. Извини, я не знаю, что тут написано на этих тюбиках, поэтому просто мочой обработал и завязал. – Спасибо, братишка, – искренне ответил я. – Давно сменил? Я к тому, что пора менять или нет? – Так вчера еще утром, наверное, пора уже… – Блин, давай сначала поедим, пипец как хочу жрать. Еле дождавшись, когда заяц прожарится, пока ждал, сходил отлить, мы с удовольствием налопались жареного мяса. Без соли или каких-то приправ, было, конечно, не вкусно, но зато сытно и полезно. Да и зайчик был с хрустящей корочкой, она априори вкусная. Немного болела голова, но вот той сильной боли в ноге уже не было. Спокойно размотав бинт, увидел присохший тампон. Валера уже согрел воды, натопил из снега, и я, пропуская воду через бинт, полил на присохший тампон. Не хотелось рвать, прямо вот жалко себя стало. Поглядев на рану и место на коже вокруг нее, удовлетворенно кивнул своим мыслям. Вроде нормально, но я, конечно, ни разу не врач, вот Валя сказала бы точно, опыт у нее был приличный, успела насмотреться и на мои, да и на раны других ранбольных. Закончив с перевязкой, еще раз поел. Заяц был большим, а мы с голоду сразу много есть не стали. Размышляя о будущем, задремал и, как оказалось позже, до утра. – Здорова, братишка! – открыв глаза, я разглядел суетящегося рядом Веревкина. – Привет, старшой. Как спалось? – А знаешь, отлично! – весело посмотрел я на товарища. – Сам-то спал? – Да, конечно. Я еще на вторые сутки округу обошел, нет тут никого, один лес и болото. – Это хорошо, только на болото один не ходи, мало ли чего…