— Чушь собачья! — кричу на него, шампанское в желудке грозится выйти наружу. Слезы теперь льются ручьем, и я едва могу отдышаться, чтобы говорить. — Кто еще знал обо мне? Холт пристально смотрит на меня, и я вижу, как дрожит его рука. — Кто еще, черт возьми, знал обо мне? — Я на грани полноценного нервного срыва и понимаю, что теряю над собой контроль. Я чувствую, как разваливаюсь на части. — Джек, — тихо произносит он. — Я так и знала, твою мать, — говорю я, всхлипывая, сжимая руки в кулаки. — Сейдж, — просит Холт умоляюще, вскакивает на ноги и подходит ко мне. В его глазах смесь гнева и боли, а лицо искажено мукой. Он протягивает руку, чтобы коснуться моей руки, но я ударяю по ней. — Не трогай меня, — шиплю на него. — Больше никогда меня не трогай. Он вздрагивает, как будто от боли. Через мгновение дверь в кабинет открывается, и Роуэн с Эмери врываются внутрь. Роуэн держит бокал шампанского, его взгляд фокусируется на Холте, а Эмери подбегает ко мне, сгребая меня в свои объятия. Она смотрит на Холта в поиске ответов, а тот опускает голову и переминается с ноги на ногу. — Я уж точно не ожидала зайти и застать такую картину, — говорит Эмери удивленно. — Сейдж, солнышко. Поднимайся. Пойдем умоем тебя. Она проводит пальцами по моим влажным щекам и заправляет выбившиеся из пучка пряди волос, а затем осторожно пытается отвести в уборную в кабинете Холта. — Нет! — выкрикиваю я, вырывая руку из ее захвата. — Мне не нужно умываться. Я готова уйти. Поворачиваюсь к Холту, который уже переместился к своему столу; одна его ладонь в волосах, другой же он обхватывает край стола. Прикусив нижнюю губу и тяжело дыша, он смотрит прямо на меня. Я пытаюсь сохранить свое самообладание и выпрямляюсь. — Мистер Гамильтон, или мне стоит называть вас мистер Беркшир? Прошу вас, примите мое устное заявление об увольнении. Уверена, учитывая обстоятельства, вы понимаете, почему я не намерена отрабатывать положенные две недели. — Вау, — доносится голос позади меня. Я оборачиваюсь и вижу озадаченное выражение на лице Роуэна, который шагает вперед. — Сейдж, давай не будем безрассудными. — Он берет мою правую руку в свои ладони и начинает потирать ее, в надежде успокоить меня. — Переспи с этой мыслью. Поговорите утром в понедельник, без свидетелей. У всех нас бывают ссоры… — Тут не о чем думать, Роуэн, — огрызаюсь я. — Мистер Гамильтон врал мне о том, кто он на самом деле такой. На самом деле, Холт вовсе не Гамильтон, он мистер Холт Беркшир, сын Джонатана Беркшира — человека, который украл деньги моего отца и который, в конечном счете, разрушил мою семью, когда мой отец застрелился, — говорю я тихо, мой голос надламывается. Я ощущаю, как все внутри меня ломается. Роуэн отпускает мою руку и отходит от меня. Он открывает рот, чтобы сказать что-то, но быстро закрывает и сжимает губы. — Сейдж… — отчаянно произносит Холт, но я поднимаю палец, чтобы остановить его, и от отвращения к нему прищуриваю глаза. — Нет! Ты знал, кем я была, и врал об этом все время. — Я поворачиваюсь и вижу Эмери позади себя, ее ладонь прикрывает рот, а в глазах стоят слезы. — Поэтому нет. Не будет никаких «переспи с этой мыслью». — Я тяжело дышу, обнимая себя руками. — Интересный поворот событий сегодня, да? — говорю я язвительным тоном. В последний раз я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на Холта, его голова низко опущена, а грудь быстро поднимается и опадает. — Я готова уйти… сейчас же. Роуэн, отвезешь меня домой, пожалуйста? — Конечно, — говорит он едва слышно. Я подхожу к Роуэну, который протягивает свою руку мне, и я любезно принимаю ее. Мне нужно, чтобы он поддержал меня, пока я передвигаюсь на ногах, которых больше не чувствую. Все мое тело оцепенело. Он крепко сжимает мою ладонь и кивает мне, затем переводит взгляд на Эмери, прежде чем заговорить: — Пойдем, — зовет он, обнимая меня за плечи и прижимая к себе. Мы выходим из кабинета Холта в опустевший офис. Все освещение выключено, кроме небольших настенных светильников, которые освещают путь от главного холла к лифтам. — Мне нужно дойти до своего стола, — говорю Роуэну и поворачиваюсь, чтобы пройти по тускло освещенному офису к своему рабочему месту. Мой голос хриплый от слез и криков. — Не сегодня, малышка, — говорит он нежно. — Все, что тебе понадобится, я принесу позже. Сейчас не время для этого. Он прав. Я не могу сейчас даже разобраться со своим столом. Это все ерунда, ненужная ерунда. Роуэн добавляет: — Но я очень надеюсь, что ты передумаешь насчет ухода. Просто подумай. Я качаю головой, всхлип срывается с моих губ. Не будет никаких вторых шансов, и никакие извинения ничего не исправят. Моя жизнь, та, какой я ее знала, в которой начала двигаться дальше, больше никогда не будет прежней. Он крепче прижимает меня к себе. — Мне так жаль, Сейдж, — говорит он, когда мы приближаемся к лифтам. Я не могу остановить внезапный поток слез, по ощущениям напоминающий реку, которая течет по моему лицу, поэтому обнимаю Роуэна и поддаюсь рыданиям. Глава 17 Сейдж Самолет приземляется с жестким ударом и быстро тормозит. Полет на небольшом местном самолете сильно отличается от полета на частном, на котором я летала с Холтом в Нью-Йорк. Когда мы подъезжаем к небольшому терминалу, я достаю сумочку из-под кресла впереди и запихиваю туда журнал, который купила, но так и не прочла. Стюардесса открывает небольшую дверцу самолета, и я мелкими шажками спускаюсь в зал ожидания. Работники аэропорта сопровождают нас через небольшую дверь в здание аэропорта. Я прохожу через двери и жду в зоне выдачи багажа. В аэропорту всего одна лента выдачи багажа, потому что сюда прилетают от силы рейсов шесть в день. Включаю мобильник, а затем присаживаюсь на край металлической ленты и упираю локти в колени. Мой телефон издает сигнал о входящих сообщениях от Эмери, Зэя, Роуэна и Кинсли. Они дружно написали мне, желая узнать о моем состоянии, но я не отвечаю им. В последнем сообщении от Эмери говорится, что она заглянула в квартиру и поговорила с Эвелин, которая проинформировала ее, что я улетела домой в Северную Дакоту. Вздыхая, я снова выключаю телефон, не дочитав сообщение. На секунду я понимаю разочарование отца. Найти любимую работу в любимом городе, а потом наблюдать, как все рушится, — это опустошает. — Поросенок, — зовет меня голос Брента, когда раздвигаются стеклянные двери. Он подскакивает ко мне, одетый в джинсы и футболку с длинным рукавом, его фирменная бейсболка надета козырьком назад. Я подпрыгиваю и бегу к нему, чтобы обнять. Боже, как же я скучала по нему. Брент, моя мама и Северная Дакота всегда были моим безопасным местом, а это именно то, что мне сейчас нужно. — Эй, эй, — говорит он, пока я плачу у него груди. — Все хорошо. Ты теперь дома. Давай заберем твой багаж и поговорим в машине. — Он отстраняет меня от своей груди и быстро чмокает в лоб, а затем направляется к ленте выдачи багажа за двумя огромными чемоданами. — Господи, Сейдж. На сколько же ты остаешься? — Он выдавливает улыбку, когда тащит два больших чемодана. Вытираю слезы со щек рукавом свитшота и вещаю сумку на плечо. — На неопределенное время, — отвечаю ему. Он останавливается. — О, будет здорово, правда? Я пожимаю плечами. — Само собой. * * * Мы живем в Дир Крике, который расположен почти в ста сорока пяти километрах от Гранд-Форкса, города, в который я прилетела. Брент аккуратно едет по узким проселочным дорогам, а я рассказываю ему о том, что привело меня домой. Он говорит совсем немного, пока я описываю каждую деталь наших отношений с Холтом: и рабочих, и личных, с самого первого дня работы в «Джексон-Гамильтон» до вчерашнего вечера на коктейльной вечеринке. Заехав на главную улицу Дир Крика, он сворачивает на парковку у местной закусочной. Центр Дир Крика — это городской квартал с небольшими кирпичными зданиями, в которых расположены продуктовый, хозяйственный магазины и единственная закусочная. Брент выключает двигатель и поворачивается ко мне, изображая подобие фирменной улыбки. — Необходим пирог Марты. Впервые за двадцать четыре часа я улыбаюсь в ответ. — Думаю, это отличная идея. Мы с Брентом съедаем по кусочку шоколадного пирога Марты, покрытого дополнительным слоем взбитых сливок, и пьем горячий кофе, обсуждая все, что относится к Дир Крику. Он рассказывает мне об урожае этого лета, о запланированных ремонтных работах на ферме и про Мерфи. Не могу дождаться встречи со своим любимцем. Больше всего я скучала по этому лабрадору палевого окраса. На улице уже стемнело, когда мы сворачиваем с главной дороги на извилистую, покрытую гравием, которая ведет к нашей ферме. Я оглядываюсь по сторонам, отмечая, как все вокруг кажется другим с тех пор, как я уехала. Дом, который я привыкла считать обычным, выглядит очень красиво — он недавно перекрашен, а еще пристроено новое крыльцо. Деревья, растущие по обеим сторонам гравийной дороги, меняют цвет листьев. Повернув к дому, мы видим, что Мерфи спокойно лежит на травке перед дверью. Как только Брент выключает зажигание, я выпрыгиваю из машины и обегаю ее сзади. — Мерф! — окликаю я. Старый пес подпрыгивает, виляет хвостом и двигает задней частью тела. Он запрыгивает мне на колени и начинает быстро облизывать мое лицо. Его негромкие повизгивания сменяются низким лаем, к которому я так привыкла. — Похоже, кто-то так же рад встрече, как и ты, — смеется Брент. Он протягивает руку, чтобы помочь мне подняться, а затем Мерфи следует за нами в дом. — Я схожу в душ и отправлюсь спать, — говорю Бренту. — Последние дни были длинными. — Думаю, это неплохая идея. Я занесу твои вещи в комнату. — Он тепло мне улыбается. Держась за старые деревянные перила, я оборачиваюсь.