– Черта с два. Сядь в проклятую машину и перестань меня бесить. – Оставь меня в покое! Кипя от ярости, я останавливаюсь. Кладбище сразу за холмом, однако на улице тьма непроглядная. Я качаю головой, пятясь назад. – Ладно! – рявкаю я. – Тогда иди, навести своего отца! Развернувшись, я торопливо шагаю к «гелендвагену», оставив Рику в лесу, и забираюсь в салон. Запустив двигатель, еще какое-то время торчу на месте. Там темно. А она одна. К черту. Если ей хочется покапризничать, при чем тут я. Врубив передачу, срываюсь с места и направляюсь прямо к своему дому. Не заглушив двигатель, выскакиваю наружу и иду к сараю, где нахожу лопату, после чего возвращаюсь обратно. Сумерки октября приносят с собой морозец, от которого мерзнут уши, хотя каждая клеточка моего тела все еще пылает после этой стычки. Рика смотрела на меня так же, как смотрит мой отец. Словно я все делаю неправильно. А я коплю все, что раздирает меня изнутри – злость и необъяснимое желание чего-то. Нечто, скрытое в глубине моей души, хочет заниматься саморазрушением, устраивать беспорядки и делать то, что не посмеют другие. Я не хочу причинять людям боль, но со временем ощущение, будто я пытаюсь вырваться из своей собственной кожи, становится все сильнее. Мне нужен хаос. Я устал ощущать свое бессилие. Я устал от того, что отец меня подавляет. Сегодня я попытался принять непростое решение. Совершил поступок, который нужно было сделать, но никто бы на это не пошел. А Рика посмотрела на меня так же, как он. Словно я ненормальный. Швыряю лопату в багажник и гоню по нашей подъездной дорожке в сторону единственного места, пришедшего на ум. Собор Святого Килиана. Остановившись у старой церкви, оставляю фары включенными и, отойдя ближе к деревьям, начинаю рыть яму. У пса не было ошейника, и на поиск его хозяев могло бы уйти много времени, поэтому мне придется его похоронить. Это единственное место, которое мне нравится, так что логично сделать это тут. Я выкапываю яму глубиной примерно в полметра, возвращаюсь к багажнику, открываю заднюю дверь и слышу сигнал своего телефона, который лежит на переднем сиденье. Наверное, это парни спрашивают, куда, черт побери, я запропастился. Я должен был вернуться домой, забрать наши запасы туалетной бумаги, баллончиков с краской и гвоздей, заготовленных для розыгрышей в честь Ночи Дьявола. Одних и тех же унылых розыгрышей, которые мы устраиваем каждый год, после чего напиваемся на складе. Беру пса на руки, оставив его в полотенцах, и несу к яме, где опускаюсь на колени и аккуратно укладываю его на дно. Кровь пропитала ткань; моя рука становится багряной. Я вытираю ее о джинсы, затем поднимаю лопату, забрасывая яму землей. Когда заканчиваю, просто стою перед могилой, опираясь на длинную деревянную рукоятку, и смотрю на гору свежей земли. Ты слабая. Ничтожество. Перестань меня бесить. Я сказал Рике те же слова, которые слышал от отца. Как я мог так поступить? Она не слабая. Она просто ребенок. Я зол на своего отца; зол из-за того, что Рика так сильно меня притягивает. С самого детства. Я зол, потому что, пока я рос, меня все раздражало. На свете не так много того, что, доставляет мне радость. Но я не имел права обижать Рику. Как я мог наговорить ей столько гадостей? Я не такой, как он. Выдохнув, я замечаю облако пара, вырвавшееся из моего рта. На улице жутко холодно, и этот холод наконец-то пробирает меня до костей, напоминая, что я бросил ее. Одну. В темноте. На холоде. Я спешу к машине, забрасываю лопату в багажник и, подхватив свой мобильник, проверяю время. Прошел час. Я оставил Рику час назад. Прыгаю на сиденье, завожу двигатель, включаю заднюю передачу и, сдав назад, разворачиваюсь. Переключившись на первую, выезжаю на дорогу, наблюдая в зеркало заднего вида, как собор исчезает в темноте. Я гоню по шоссе к воротам нашей коммуны, сворачиваю на Гров Парк Лэйн и доезжаю до самого конца улицы, где находится кладбище Святого Петра. Убежав в лес, Рика вошла на кладбище с противоположной стороны, но я знаю, куда именно нужно ехать. Могила ее отца расположена неподалеку от нашего семейного склепа. Он мог позволить себе что-нибудь столь же грандиозное, однако Шрейдер Фэйн не был пафосным говнюком, как мужчины в моей семье. По его мнению скромной могильной плиты было достаточно, о чем он и упомянул в завещании. Я еду по темной узкой дорожке. Справа и слева лишь деревья и море серых, черных и белых памятников. Остановившись на вершине невысокого холма, я глушу двигатель, уже заметив, как мне кажется, пару ног в траве. Господи. Я бегу между памятниками и вижу ее. Она лежит на могиле своего отца, свернувшись в комок и прижав руки к груди. Остановившись, смотрю на спящую Рику и на мгновение вижу в ней ту самую малышку, какой когда-то увидел ее в первый раз. Я опускаюсь на одно колено, беру ее на руки и поднимаю. Ее тело такое маленькое и легкое. Рика ерзает у меня в объятиях. – Майкл? – Ш-ш-ш, – успокаиваю ее. – Я с тобой. – Я не хочу идти домой, – противится она и, не раскрывая глаз, обнимает меня за шею. – Я тоже не хочу. Заметив каменную скамейку в нескольких метрах от нас, я несу Рику туда. Меня охватывает чувство вины, когда я замечаю, какая у нее холодная кожа. Я не должен был бросать ее. Я сажусь на скамейку, оставляя Рику у себя на коленях. Она кладет голову мне на грудь, а я прижимаю ее к себе, стараясь согреть или сделать что-нибудь, чтобы ей стало лучше. – Я не должен был говорить тебе все те слова, – признаю я хриплым голосом. – Твой шрам не уродливый. Рика обхватывает руками мою талию и, дрожа, сильнее прижимается ко мне. – Ты никогда не извиняешься, – заявляет она. – Ни перед кем. – Я и не пытаюсь, – бросаю я в ответ вроде как в шутку. На самом деле, именно это я и делаю сейчас. Я чувствую себя виноватым, но мне сложно признавать собственные ошибки. Вероятно потому, что отец никогда не упускает шанса напомнить мне о них. Только Рика права. Я никогда не извиняюсь. Люди терпят мою грубость, но не она. Рика убежала от меня. В ночь. На кладбище. – Ты очень смелая, – бормочу я. – А я нет. Я просто трус, который обижает детей. – Это неправда, – отвечает она. В ее голосе я слышу намек на улыбку. Но Рика не видит то, что вижу я. Она не может заглянуть в мои мысли. Я трус, я жестокий, и меня постоянно все чертовски раздражает. Я крепче обнимаю ее, пытаясь согреть. – Могу я кое-что тебе рассказать, мелкая? – спрашиваю я. К горлу подступает ком. – Я всегда боюсь. Я выполняю его распоряжения. Поднимаюсь и говорю или, наоборот, молчу. И никогда ни в чем ему не отказываю. Я не могу постоять за себя. Я назвал Рику слабой. Но это я слаб. Я ненавижу себя таким. Каждая мелочь овладевает моими мыслями, я не контролирую свою жизнь. – Люди меня не видят, Рика, – откровенно признаю я. – Я существую лишь в качестве его отражения. Она немного запрокидывает голову назад, но глаза не открывает. – Неправда, – сонно бормочет Рика. – Ты первый, кого я всегда замечаю в комнате.