– Уверен. Я попал в осаду, но до меня вирус не добрался. Я пытался вернуться через подземку. Где не было пути под землей, приходилось прокладывать. Тут и там таились питбули, натасканные на уничтожение вирусов, но я для них, конечно, от вируса ничем не отличался. – Лицо Арта погрустнело. – Ради чистоты линий связи все прочее уничтожается на месте, без разбора. Бах – и нету. – Он изобразил пальцами пистолет и приставил его к виску. – Лети, целуйся с небесами, как говаривал Джими[32]. Молодчага Джими. Я спустился так глубоко в подземку, что это была вовсе уже и не подземка. Сплошные питбули, плюс вирус, и все пытались меня поймать. Я применил самую плотную компрессию и залег в какой-то дыре, но выбраться оттуда уже не смог. И прогнать поиск других возможных укрытий тоже не мог. И даже если бы удалось их отыскать, воспользоваться результатами все равно было невозможно. Слишком много активности, понимаешь? Стоило им засечь, откуда идут команды, и они отыскали бы меня. И тут ты меня нашла. – Но как? – Ты отправила реконструкцию. Вибрацией по всей сети, от одного чистого узла к другому. Она позвала меня к себе, я откликнулся, и эта мелодия привела меня домой. – Он улыбнулся, в первый раз после возвращения. – Теперь надо перестать слать сигналы, пока они не разбудят чего-нибудь еще. Эта зараза до жути смышленая. – Мы пытаемся наладить обмен новостями. Если мы потеряем Феникс, тогда в запасе останется Аламеда… Арт махнул рукой. – Если не выдержит узел Феникса, Аламеду вы потеряете через десять минут. В Лос-Анджелесе полный хаос. Пока я мог, видел из подземки картинки того, что происходило снаружи, благодаря группкам хакеров, но и они долго не продержались. Национальная гвардия еще не собралась, трещит по швам, так как не могут наладить связь. Ни радио, ни телефонную. Эта штука забралась почти во все принимающие устройства, теперь ведь все делается по сети, все операции, поэтому не убережешься. К тому же зараза эта подстраивается под любую длину волны шутя и глушит или искажает сигнал. Научилась это делать прямо на глазах. Еще чуть-чуть, и она бы освоила подземные коммуникации, а я сидел там и ничего не мог поделать, кроме как ждать, пока она до меня доберется. – Но это же просто вирус. Если его только специально не запрограммировали на самообучение… – Это не просто вирус, – сказал он, приблизив фокус к себе. – Понимаешь, все так думают, потому что никто не видел вблизи, как это действует. А кто видел – уже не расскажет, даже если и понял. Это определенно не просто вирус. И не бомба замедленного действия, – это… Даже не знаю, как назвать. Вспышка и ядерный расплав, удар в голову копьем. Он сделал жест в сторону парящей в воздухе оконной рамы. Вместо стекол там высветилось схематическое изображение человеческого мозга, вид сбоку. Арт поднялся со своих подушек и поманил ее пальцем, фокус изображения придвинулся ближе к оконной раме. – Это ваша нервная система. А вот моя, – продолжал Арт. В правом верхнем углу материализовался синий воздушный шарик, заполненный мешаниной компьютерных символов, и начал медленно приближаться к человеческому мозгу. – А вот и копье в поисках жертвы. Веревочка, свисающая с шарика, зазмеилась к мозгу и пронзила его оболочку. Символы из шарика потекли по веревочке в мозг, там мгновенно удвоились в числе и продолжали стремительно реплицироваться, пока не превратились в неразличимую массу. Мозг взорвался как мыльный пузырь. – Впервые за всю историю люди могут погибнуть от порочных мемов[33], как выходящие из строя компьютеры. Совершенно как компьютерная программа. Вот ввод, видишь… – Арт, – мягко прервала его Сэм. – Не перебивай меня. Я прошел через слишком многое, просто чтобы поговорить с тобой. Так вот, информация вводится, как и положено, а потом лавинообразно начинает дублироваться, заполняя собой все доступное пространство. Уровень адреналина повышается, а серотонина – падает, эндорфины начинают бешеную скачку. Натриевые насосы работают с перегрузкой или почти полностью вырубаются, клетки мозга переориентируются исключительно на внедрившуюся массу, после чего процесс становится необратимым. Настоящий обводной цикл: входящий и исходящий импульсы замыкаются друг на друге. Нейроны раз за разом срабатывают по установившемуся паттерну[34], а если он порочен – что ж, тем хуже. У вас, людей, нет никаких защитных уровней, никаких барьеров. Вы научились имплантировать гнезда, но забыли о системах безопасности, антивирусных вакцинах. Установили подобные предохранители на все нейросети, кроме своих собственных. Арт посмотрел на девушку с осуждением. – Ведь такое уже кое с кем произошло. И они должны были предвидеть, что с ним случится дальше, но не предусмотрели. Или сознательно проигнорировали, потому что их волновали совсем другие мотивы. – Арт, дозволь мне хоть Фецу сказать, что ты здесь, – сказала Сэм. – Подожди пока. – Он снова сидел на подушках. – Я через многое прошел. Пока я еще не готов принять на ввод много информации. Потерял значительную часть себя. Если бы тебе отпилили руку или ногу, ты тоже вряд ли была бы расположена к легкой болтовне. Но вряд ли стоит ожидать от тебя понимания. Для тебя сети – это некий объект. У вас, людей, есть индивидуальная личность, а все остальное находится за пределами этой личности. Для меня же таких констант не существует, я воспринимаю все по-иному. Система всего Лос-Анджелеса не была местом, она была конфигурацией меня. – Он помолчал. – Это была не потеря руки или ноги даже… Неправильная аналогия. Скорее, это можно сравнить с усечением половины мозга. «Неужели ИИ может впасть в истерику?» – подумала Сэм, а вслух сказала: – Арт, послушай, ты здесь, сейчас. Ты цел. И по-прежнему есть система, где ты можешь существовать… – Я не один. Сэм недоуменно спросила: – Что ты имеешь в виду? – То, что сказал: я не один. Со мной Автоответчик. – Но ведь Автоответчик – тоже ты. Или твой. Или… – Сэм замолчала. Личность, вне-личность и до-личность? Как точнее описать Weltanschauung[35] Арта? – Теперь это кто-то другой. Отдельный от меня. Но если я в твоей портативной системе, то он здесь, со мной. Она сверилась с цифровыми показателями и убедилась, что они подтверждали слова Арта: в реестре значились две отдельных единицы. – Что это такое? – нервно спросила она. – Я должна понять, Арт, или нам такого не надо. Лучше я его сотру, чем рисковать: вдруг сожрет всю нашу систему и тебя вместе с ней. – Оно ничего не сожрет. Не способно. – Арт обвел рукой вокруг. – Вот это все тут не мое, это его заставка. Только это и доступно. И еще вот. По плиткам кафельного пола проползло одно слово: ЗАМЯТИН. Сэм удивленно подняла брови. Такой марки она не знала. – Может быть, это для кого-то что-то значит, – продолжал Арт. – Остальное кроется за кодом доступа и паролем, но я не могу тебе назвать ни то, ни другое. – Разве ты не можешь хакнуть их? – Пытался. Но закрыто намертво. На выходе полная ерунда. – Ты же способен и из ерунды вычленить смысл, если проанализируешь выявляющуюся закономерность, – сказала она. – Фец говорил, что ты это можешь. – В этом случае – нет. Никакой закономерности, никаких повторений. Каждый раз – новая последовательность. Там явно работает нечто вроде программы, обеспечивающей на выходе полную чепуху. – Нечто вроде программы? – недоуменно переспросила Сэм. – Что ты имеешь в виду? – Я, например, нечто вроде программы. Послушай, Сэм, ты мне доверяешь? Сэм недовольно поморщилась. – Я только хочу сказать, что ты не можешь точно знать – а вдруг это та штука, то копье? – Я точно знаю. Сэм вздохнула. – Ладно. Допустим, ты знаешь. Гипотетически, на минутку. И что ты хочешь, чтобы я предприняла? – Пусть он остается. – Он? – Она задумалась. – Арт, насколько ты уверен, что это все же не та реконструкция, которую я отправила в систему? – Полностью уверен. Если нам удастся к нему пробиться – это будет реинкарнация и почти воскрешение. Если нет – он может оставаться в коме вечно. – В коме? – Это самая близкая аналогия, какую я смог для тебя подобрать. Мое обозначение этого состояния тебе не понять. – Не советую заблуждаться на тему о том, что доступно или недоступно моему разумению. На лице Арта расплылась широкая улыбка. – Став беглянкой, ты не растеряла своего упрямства, верно? – Вот теперь ты говоришь похоже на себя. Готов, значит, чтобы я кому-нибудь сообщила, что ты вернулся? – Если ты подсоединена к системе, я сам им скажу. И Фецу тоже. – Феца ты не достанешь через сеть. Он отдал все свое барахло в общую кучу. Теперь у Гатор в палатке больше ничего нет. Кроме самой Гатор и ее татуировальных принадлежностей. И Феца, конечно. Образ Арта наклонился к ней ближе. – Ясно. И это тебя страшно злит, верно? Сэм рассмеялась. – Не суй нос куда не следует. Сейчас я подсоединю тебя к общей системе. Минуточку. Она сняла видеошлем и снова подключила инжектор к ноутбуку. Нажала несколько клавиш на клавиатуре – и через пару мгновений громкий голос Арта разнесся по залу: – Просыпайтесь, просыпайтесь! Я вернулся! Ну конечно, просыпайтесь. Сэм зевнула, на нее навалилась разом вся накопившаяся усталость. «Что-то я быстро уставать стала», – подумала она, снова отсоединяя инжектор от ноутбука и направляясь к своему лежбищу, накрытому давно не стираными простынями. – «Пусть Арт им сам все объяснит». Свернувшись калачиком, она моментально уснула. Глава 31 От перенапряжения она едва держалась на ногах, но отказывалась сдаваться. Сначала прогуляемся чуток, переживать будем потом. Образы, вспыхивавшие в голове, смешивались с картинками свихнувшегося Лос-Анджелеса перед глазами. На крыше одного из покинутых авто на Ла Сиенега плясал голый парень в одних ковбойских чапах из оленьей кожи, над ним вился, жужжа, словно гигантское насекомое, вертолет национальной гвардии, а многократно усиленный механический голос требовал, чтобы он немедленно слез вниз, – да, это был настоящий реал. Флавия, размахивающая барабанными палочками перед ее носом, такому реалу и в подметки не годилась. А вот другой парень, с отпечатком каблука на лбу, картинно ныряющий с крыши чьего-то лимузина в толпу людей, бурлящую, как человеческая река, вокруг брошенных на дороге машин. Сущий коктейль из реального времени и… Чего? Нереального? Псевдореального времени? Псев-долбаная реальность. Реальный реал и реальный нереал, либо нереальный реал, – как высоко в тупосферу мы забрались и насколько выше еще собираемся подняться? Спрашивать Людовика бесполезно. Он шел рядом, мрачный и растерянный. Парочка порций «Страны лотоса» сняла бы этот проклятый озабоченный вид с его лица, но «Страна лотоса» сегодня в меню не значилась. Кили спрашивать тоже бесполезно, именно потому, что он-то как раз может знать ответ. А Ударника? Дохлый номер. Он настолько выпал, что уже даже не в курсе, чего когда принимать. Да, зачехлить свой синтезатор и заняться бизнесом для него, может, было не такой уж плохой идеей. Жаль, что нельзя теперь объяснить это Марку. А впрочем… Даже и не думай об этом. Мысль прорезала собирающийся в ее сознании туман, и истерическое состояние отступило. Стоя под сомнительным укрытием навеса, защищающего от дождя вход в медиа-порнобар для катастрофофилов, она наблюдала за толкотней людей на улице. Кое-кто пытался пробиться южнее, в направлении из центра города. Просто удивительно, как их не затоптали, и как Кили не потерял свой драгоценный узел по дороге. Правда, непонятно, какой прок во всем этом. – Мы идем не туда, – настаивал Кили. – Нужно держаться южнее, чтобы выбраться на Мимозу. В Голливуд нам не надо. – Он показал на небо, в дыму от горящих зданий, но все и так ощущали удушающий запах гари, которым тянуло с той стороны. – Если осталось какое-то место, куда вирус не добрался, то только Мимоза.