Она глянула на динамик. – Понимаю, голос мой теперь звучит иначе, – сказал он, после чего ее внимание снова переключилось на съежившийся на полу кусочек мяса. Она по-прежнему собиралась обращаться к нему, а не напрямую к глазу камеры. – Мне сейчас намного лучше. И становится все лучше с каждым часом. Это тело отягощало меня. – На твоем месте я бы не говорила о нем в прошедшем времени. Думаешь, ты долго так протянешь? Он вывел свои жизненные показатели на экран, для нее. – Каждый раз, подключаясь, я учился замедлять метаболизм еще чуть-чуть. Приспосабливался, притирался, как любой механизм. Перемена ради машин. Она встала на колени рядом с лежащим на полу телом, Марк наклонил камеру, чтобы лучше видеть ее. Она нерешительно взяла тело за руку и чуть сжала. После чего посмотрела на консоль. – Ты же чувствуешь разницу, правда, Джина? Теперь меня там почти нет. Я поддерживаю существование этой оболочки, но она пуста. Знаю, что ты не можешь с этим согласиться, но для меня все так и есть. Она отпустила его руку и поднялась с колен, упрямо качая головой. – Нередко после бурной ночи ты бывал и в худшей форме. Думаешь, для меня в новинку наблюдать, как ты без сознания валяешься на полу? После этих слов она резко повернулась и направилась к подъемнику. Марк повернул ей вслед объектив камеры. – Джина. Та остановилась, вполоборота. – Что? – Я ведь говорил, что нахожусь теперь здесь. Разве нет? Подбородок Джины чуть опустился, будто она кивнула. Но после этого она тут же вышла за дверь. Тогда он вернул объектив в прежнее положение и полностью погрузился внутрь себя. * * * Он бежал по летному полю к цеппелину вслед за Каритой. То ли расстояние было обманчивым, то ли его точка наблюдения снова рассинхронизировалась с происходящим. Он все никак не мог скоординироваться как следует. Интересно, как бы Джина поступила в подобном случае? Он бы спросил прошлой ночью, но только вот возможности не представилось. Правду сказать, и мысль такая ему тогда в голову не пришла. Теперь он ощущал только, как сильно колотится сердце, будто хочет окончательно выпрыгнуть из груди, причем не только от симуляции бега, хотя и ноги бежали, и руки активно работали на отмашку. Вдруг цеппелин осветился изнутри, и замигала четкая надпись: БОЛЬШЕ НАРКОТИКОВ. Гейб застыл на месте и уставился на буквы, не веря собственным глазам. Забавная складывается ситуация. Марли остановилась на лесенке, ведущей в гондолу, а Карита высунулась из дверного проема, пытаясь разглядеть, из-за чего задержка. – Про-сти-те. Что, собственно, вы тут такое творите? Он обернулся. Через летное поле к ним шагала Рейна Коппертуэйт с решительным и в то же время озабоченным выражением лица. Боже, он снова отвлекся. – Значит, в центре всего – любовь, – изрекла Коппертуэйт. Ветерок шевелил ее туго завитые локоны, один из завитков коснулся губ. Она с раздражением отбросила его в сторону. – Любовь и секс, но, конечно, ничего двусмысленного и никакого притворства. Ты – воплощение фантазий, ты должен являть собой предмет желаний для обеих девушек, которые не против делиться между собой. Неплохо. Вышло бы даже лучше, если б удалось ввести в сюжет еще нескольких девиц. Может, все-таки пора подняться в этот цеппелин и заняться делом? Гейб оглянулся через плечо на Марли с Каритой. Те пожали плечами. – Давай, залезай, вертун, – сказала Марли и побежала к лесенке, ведущей в гондолу. Гейб последовал за ней, но застыл у самого входа. Карита снова высунулась и спросила: – Ну, а теперь в чем дело? – Совершенно не представляю, как выглядит гондола внутри. – Вызови что-нибудь из базы данных. – С этими словами она ухватила его за шиворот и рывком втянула внутрь. Прямо в спальню Марка, где он теперь и стоял, глядя на Джину, раскинувшуюся на измятых простынях. Пораженный, он перевел глаза на Марли, но та развела руками и отступила на пару шагов. – Я тут ни при чем. Сам сотворил – сам и разбирайся. – Аналогично, – поддержала Карита, придвигаясь ближе к Марли. Позади них появилась дверь, за которой они и исчезли. Пока дверь закрывалась, Гейбу показалось, что он успел разглядеть приборы пилотской кабины. Джина не просыпалась. Войдя в спальню, Гейб осторожно присел на краешек кровати. Джина пошевелилась. Вначале всегда кажется, что дела пойдут на лад. Надеешься, веришь в самоотдачу… Еще одно слово на букву «с»! – презрительно оборвала она. То есть? Ничуть не лучше, чем прочие ругательства на эту букву. Неотвязное, как проклятие, слово «самоотдача». Стоит поддаться – и ты вляпался, оно поймало тебя в сети Вселенской Скорби. Для меня это было больше, чем слово. Не просто сотрясание воздуха. На самоотдаче можно долго продержаться… год за годом. Даже когда кажется, что не стоит больше стараться, все равно держишься, пока в один прекрасный день все не кончается. Больше нечего отдавать, источник иссяк, остался лишь призрак. Правда? Вроде улыбки Чеширского кота. В один прекрасный день только и остается, что эта улыбка. Но как ни крути – один черт. В итоге мы остаемся при этом слове на букву «с», которое некуда приложить. Разве нет? Последний Цеппелин. Далеко ходить не надо – скоро прямо у вас в голове! Джина снова пошевелилась. Губы тронула улыбка. Улыбался ли кто-нибудь во сне из-за него прежде? Неизвестно. Да и сейчас точно сказать нельзя, потому что темно. Пока не начало светать, Гейб не испытывал особого беспокойства. Но едва занялось утро, его вдруг обуяла странная мысль, что темнота каким-то образом защищала, создавала зону безопасности, своего рода обводной цикл, а дневной свет теперь все нарушит. Тогда он отчаянно потянулся к Джине, а в ней, наверно, пробудился сходный страх. И они уже не могли оторваться друг от друга, сплелись так тесно и жарко, что – Боже – если что-то и могло их защитить от безжалостности света, то это их объятия, их слияние воедино. Может, это сработало. Когда утихла дрожь, они увидели, что кругом стоит уже день, но чары не разрушились. Поднявшись с постели, они продолжали ласкать друг друга, теперь без лихорадочности дорвавшихся друг до друга подростков, а легко… Будто так и должно было всегда быть. Чуточка сексуальной магии действительно способна сотворить чудо, даже в случайном порту, куда прибило бурей. В проходящем скором. Что? В проходящем скором. Обычно ночью. Неважно, Людовик. Теперь ты знаешь, на что это похоже. Пол комнаты под ногами заколебался: цеппелин поднимался в воздух, и тут Гейб почувствовал приближение некоей сущности – новой, такой же самостоятельной личности, как и он сам. Он обернулся ей навстречу. И увидел свое лицо в зеркале ванной комнаты в медицинском отделении. Он наклонил голову к правому плечу, потом к левому. Выглядит как обычно, тут они не наврали. Та же старая башка, только теперь в ней пробуравили восемь дырок, предназначенных для восьми проводов, да еще снабдили коротеньким меню для управления образами. «Наверх». «Вперед». «Назад». «Застыть на месте». «Возобновить». «Закончить». «Сохранить». «Выйти». При выполнении каждой из команд образы последовательно монтировались: Карита, ЕЩЁ НАРКОТИКОВ, разговор Рейны Коппертуэйт с ним – она на мгновение застыла на месте, потом показала на цеппелин, спальня Марка, Джина, Марли с Каритой закрывают за собой дверь в пилотскую кабину. Вот Джина пошевелилась, и снова ощущение чужого присутствия, только намного сильнее и определеннее, его собственное лицо в зеркале ванной комнаты, понимание, что вся эта мешанина записана на чип, и, наконец, высоко над его «ямой» – потолок, куда он уставился, моргая и пытаясь понять, сможет ли когда-нибудь выстроить все так, как нужно. «Отсоединиться», – отдал он мысленную команду. Откуда-то из глубины сознания пришло подтверждение – на уровне ощущения, которое он попытался описать для себя, но без особого успеха. Безуспешность определяла, похоже, всю его теперешнюю ситуацию. Он осторожно отсоединил провода от головы. При этом он ничего не чувствовал, как и обещали, никакой боли, но слишком уж это все походило на ритуал вуду. Когда в куклу втыкают длинные иголки, а потом вытаскивают их наружу. Может, это сравнение ему пришло в голову потому, что не хотелось вспоминать ту палату в «Охотниках за головами». Иначе пришлось бы признать, что все-таки он попался. Гейб потряс головой, будто пытаясь побороть головокружение, которого на самом деле не испытывал. Это, собственно, было самой примечательной чертой нового интерфейса: никакой опустошенности, никакой головной боли, как после похмелья, что нередко случалось с прежней системой. Ни переутомления глаз, ни мышечной усталости, вообще никакого перенапряжения. Хотя, по здравому размышлению, после бессонной ночи голова у него должна была кружиться, но не отдыха он жаждал – и тогда, и теперь. Проклятое слово на букву «с», Людовик. Оно требует от нас больше решимости, чем порой удается наскрести. Потому что хуже нет, когда вроде и грифель в карандаше не стерся, а писать некому. Вспомнив ее слова, Гейб рассмеялся. Голос Джины звучал у него в голове на удивление ясно. Гнезда дали ему эту четкость – каждая мысль проходила на его мысленном экране зримо и ясно, будто на мониторе с высоким разрешением. Казалось, протяни руку – и дотронешься. Однако гнезда не способны были прибавить ему власти над ходом мыслей. Никакого напряжения, но и показать особенно нечего. Сосредоточиться надолго, чтобы выдать последовательный и законченный кусок, никак не удавалось. Он встал, выгрузил чип из консоли, подержал его немного на указательном пальце, а потом вставил в слот на переформатирование. Мэнни ввели имплантаты четыре дня назад, это означало, что его продержат в медицинском отделении еще не меньше трех, то есть у него в запасе три дня, чтобы выдать полнометражный вариант приключений с цеппелином для «Пара-Версал». Но пока не удавалось записать и пяти минут связного диалога без полного разброда сознания. Может, удастся отвлечь Коппертуэйт на очередное обсуждение сюжета. Конечно, заходи потрепаться, будем гонять, так сказать, кхм, тараканов. Обожаю разговаривать с творческими людьми. Прошу прощения. Что ты тут такое творишь? Если найдет в себе силы вынести подобное. Его взгляд остановился на виртукостюме, аккуратно сложенном на полке над столом, сверху лежал видеошлем. Со старой доброй системой и старыми чипами он бы куда быстрее управился. За какие-нибудь две недели. А потом уже прогнал бы сделанное через новый интерфейс – правда, есть вероятность, что все разлетится этаким видео-конфетти уже через две минуты, если учесть теперешнее отсутствие у него всяческой способности сосредоточиться. Потом можно сбросить материал Мэнни в очередь на просмотр и ждать, когда тот до него доберется. Уж этого момента он не пропустит – вопль ярости будет слышен через любые стены. Или же Мэнни решит подглядеть за ним через какой-нибудь «глазок»… А может, уже так и сделал. Вспомнилось ощущение чужого присутствия – резкое, словно удар по голове. Сомнений нет. То же самое он испытывал во время упражнений по визуализации на следующий день после операции, будто кто-то наваливался на него или толкал. Возможно, тот хакер. Но разве он не попытался бы заговорить с ним? Гейб запустил руку в волосы. Нет, нельзя думать о хакере, иначе он попадет на чип вместе с прочими посторонними образами. Наверно, нужно обратиться к медикам и спросить, нет ли у них программы для отсечения посторонних мыслей. Он заметил, что зарывается пальцами в волосы все глубже, будто хочет докопаться до главной причины всех своих забот и вырвать ее с корнем. Гейб обвел глазами виртукостюм с шлемом, консоль, свернутые на ней провода, всю «яму», и вдруг ощутил себя запечатанным здесь, как в душном ящике. Ударив по клавише открывания двери на консоли, он побежал к лесенке, ведущей на верхнюю площадку. Судя по индикатору у двери напротив, Джина была у себя в «яме». Гейб медленно подошел к двери и поднес руку к кнопке звонка. А вдруг он своим появлением нарушит что-нибудь, может, она сейчас вся в своей музыке и видео, пытается заставить эти образы быть чем-то, делать что-то для нее там, неведомо где? Или, наоборот, ей хочется увидеть его не меньше, чем ему? Гейб надавил кнопку. Через мгновение дверь бесшумно распахнулась. Он снова помедлил, соображая, что сказать, но тут дверь начала закрываться. Гейб рванулся внутрь, задев грудью косяк и оторвав при этом пуговицу. Раздалось тихое гудение лифта, который она послала ему навстречу. Джина сидела, положив ноги на стол, и глядела на один из плоских мониторов консоли, будто не видя Гейба. Тот спустился и теперь ждал, когда она оторвется от экрана и переключит внимание на него. Неожиданно лифт двинулся вверх, пришлось соскочить. – Господи. – Выдохнул Гейб. – Прости. Мне показалось, что ты передумал. – Ее голос звучал отстраненно, как-то неестественно. Только сейчас Гейб заметил в гуще дредов тонкие провода. Значит, она подключена к машине. Он шагнул назад, к лестнице. – Ну же, ты что, боишься, я укушу? – Она медленно повернулась к нему, взгляд не сразу сфокусировался на лице Гейба, будто ей очень не просто было выделить его из окружающей среды. Гейб неуверенно подошел ближе.