Дом, где жила Зябликова, стоял на отшибе. Стоит мне закрыть глаза, как я вижу этот дом – низкий, с подслеповатыми окнами. Я думала, что моему сыну будет здесь спокойно, а получилось наоборот. Ирка водила сюда собутыльников, и они часто выпивали допоздна; об этом потом поведала мне соседка. Крик, шум, ор – только подумать, как все воспринимала эта кроха – наверное, заходилась криком, на который никто не обращал никакого внимания. А если моего ребенка уже давно нет в живых? Ирка уморила его голодом по пьяни или выбросила на помойку, когда он слишком донимал ее плачем? А потом ужаснулась содеянному и сбежала из города. О таких случаях часто читаешь в рубрике «Криминальные происшествия». Родные матери выкидывают, а что говорить о чужом человеке… Теперь дом выглядел как новенький; было видно, что его тщательно отремонтировали. Калитка была открыта, и мы постучались в дверь дома. На крыльцо вышла женщина средних лет в пестром платье и с мокрыми руками. Она спросила: – Чего? Витя ответил за меня: – Мы ищем Иру Зябликову. Она жила здесь двадцать лет назад. – Вы ее родственники? – насторожилась женщина. – Нет. Знакомые. – Она давно здесь не живет. Умерла она. – Умерла? – переглянулись мы с Витей. – А где? Когда? Витя нашелся первым: – Мы могли бы вам хорошо заплатить за информацию. – Ну, проходите, – нехотя сказала женщина. – Что знаю, то и расскажу. Как звать вас? Меня Ангелина Петровна. Хозяйка пригласила нас в скромную кухню, где разгуливал черно-белый кот-красавец. Она напоила нас чаем и рассказала свою историю. Ее муж был родственником Ирки по отцу и служил на Дальнем Востоке. Они регулярно переписывались с Иркой и созванивались. Потом она исчезла, и они не знали, что и думать… – Муж демобилизовался, подошло время. – Ангелина Петровна теребила руками салфетку, лежавшую на столе. – Все обдумав, мы решили приехать в этот город. Если Ирина к тому времени не объявится – мы могли бы подать на наследство. Этот дом был нам нужен. Если бы вы знали, в каком он был состоянии, – вздохнула Ангелина Петровна. – Все разваливалось, крыльцо было покосившимся, развалюха развалюхой… Муж привел дом в порядок. Так и живем… Столько сил и труда вложено в этот дом. – Скажите, а Ирина так и не объявлялась? – Нет. – Но сведений и доказательств о том, что она мертва, у вас нет? – Нет, – вздохнула женщина. – Конечно, нам легче бы было, если бы знали что-то наверняка. А то живем как на вулкане – все ждем, что она объявится и попросит нас отсюда убираться. Хотя если она жива-здорова, то почему не объявляется? Может быть, убила кого или в чем-то замешана, в криминале каком – вот и не суется сюда. Боится. Мы с Витей переглянулись. Я закусила губу. – И никто о ней никогда не спрашивал? Ангелина Петровна нахмурилась. – Несколько раз приходили попервости. Спрашивали. Но так давно это было. Потом… стойте… – Она помолчала и продолжила: – Кто-то приходил совсем недавно. Соседка говорила… Может быть, вам к ней обратиться? К Валентине Ивановне. – Кто приходил? – встрепенулась я. – Когда? – Голос мой взлетел вверх, и Витя успокаивающе сжал мне руку. – Валентина говорила, что молодой человек приходил и расспрашивал об Ирке – не было ли, мол, у нее детей? Как она себя вела перед тем, как исчезнуть, не говорила ли кому, куда собирается уехать… Валентина через забор меня окликнула и рассказала об этом… Я еще встревожилась, а Саша, муж мой, успокоил. Это, говорит, какие-нибудь аферисты задним числом хотят дом отобрать. Но ничего у них не получится. Никаких детей и наследников нет, и поэтому мы – законные владельцы. Как вы думаете, у них правда ничего не получится? Дом продать можно, и деньги неплохие выручить. Безработных сейчас много у нас – вот и думают, как у людей нажитое имущество отобрать. Работать сами не хотят… – Я думаю, вам беспокоиться не о чем. А Валентина сейчас дома? Мы хотим с ней поговорить. – Наверное. Она вообще-то целыми днями дома. Если только в магазин отойдет да к Любке, своей подружке, заглянет. А так дома или в огороде. Вы крикните – она и выйдет. Мы распрощались с Ангелиной Петровной и вышли на улицу. – А вон она! Около грядок. – Женщина прищурилась и приложила ладонь козырьком ко лбу. – Валь! К тебе тут пришли… Поговорить хотят. Валентина Ивановна встретила нас настороженно. Ей было хорошо за семьдесят, cухонькая старушонка с седыми волосам, убранными под платок. Сначала она наотрез отказалась разговаривать с нами. Но Витя достал три тысячи и сунул ей в руку. Она убрала деньги в карман цветастого передника и предложила зайти в дом. Бабка ковыляла впереди, даже не оглядываясь. Меня колотила дрожь. Витя обнял меня за плечи и шепнул: – Оля! Держись, пожалуйста. Ты слышишь? – Слышу, – выдавила я. – Вить, если я упаду в обморок – ты не сердись на меня. Женская слабость. – Я подхвачу. В кухне Валентины Ивановны было неприбрано в отличие от чистенькой кухни Ангелины Петровны; по углам висели связки каких-то сухих трав. Клеенка на столе была изрядно потерта. – И чего ты хотела, милая? – обратилась ко мне бабка. – О чем узнать-то? – О том человеке, который недавно приходил к вам и спрашивал об Ире Зябликовой. Валентина Ивановна замолчала и поджала губы. – Не нравится мне все это, милая, ох не нравится. С чего этот хмырь сюда пришел и стал расспрашивать? Ирки давно уже нет. А он ходит тут. С чего бы это? – Вы думаете, что она умерла? – Таких пьяниц земля долго не держит. А Ирка пила все больше и больше… Вряд ли она загостилась на этой земле. Наверно, уже там, где не выпьешь и не закусишь. Царствие ей небесное… Где были мои глаза, горько усмехнулась я про себя. Отдала ребенка пьянице! – Она выходила из запоя и была вроде нормальная. Но такие периоды недолго длились. Она умела убедить окружающих, что она – как все, обычная женщина. А насчет того парня… О ребенке он все спрашивал: что и как? Куда он делся? Что с ним? А я что сказать могу: Ирка пропала с ребенком… Вот и все… Больше ничего не знаю… – Как выглядел тот человек? – Как? Да бандит бандитом. Рожа бандитская. Поэтому и не понравился он мне. Я таких сразу вижу насквозь, в какую бы одежду они ни рядились и кем бы ни прикидывались. Понимаешь меня, милая? Когда проживешь столько, сколько я, – в людях поневоле разбираться научишься… Это по молодости все хорошими да добрыми кажутся. Словоохотливость бабки начинала уже действовать на нервы. – Какие-нибудь приметы у бандита есть? – спросил Витя. – Приметы? – бабка пожевала губами. – А какие приметы? – Ну… шрам на щеке или пятно родимое. Может быть, прихрамывал или заикался? Блондин, брюнет. – Волосы длинные, не светлые, не темные. Глаза не помню какие. Разбойничьи. А на мизинце – сустав отрублен. Я чуть не грохнулась в обморок. Потому что этот мизинец и русые волосы могли принадлежать только одному человеку – Паше Сигаре. Витя понял мое состояние и похлопал меня по плечу. – Хозяйка, воды можно холодненькой? Женщине от жары сейчас плохо станет. – Квасок будешь? Он у меня только что из погреба. Я с жадностью выпила холодного кваса. – А еще о чем он вас расспрашивал? – Вроде все. Если что и запамятовала… то не по своей вине. С годами голова слабеет – все не упомнишь. Бывает, человек здоровается, а ты не помнишь, кто это. Одним словом, cтарость… У меня склероз потихоньку с пятидесяти лет стал прогрессировать. На заводе химикатов всю жизнь проработала – отсюда и проблемы со здоровьем. Я поняла, что пора уходить. – Ирина не говорила, куда собирается уехать, планы какие строила? – с надеждой спросила я, помня о том, что задавала те же вопросы двадцать лет назад. – Ничего не говорила, похоже, все внезапно случилось. А что и как – не знаю. В горле снова пересохло. Я стиснула руки. – Ирка ребенка Чистяковой Ольги растила. Хорошая девушка была. Да не повезло ей, родила от кого-то, а он, подлец, бросил. И отец слишком рано на другой женился. Я пару раз видела Ирку с Адой; еще подумала, что та собирается ребенка на Аду скинуть – самой-то надоел. Но Ада не из таких – ради чужих не переломится… Стерва настоящая. Всякое про нее рассказывали, но хорошего ничего. Зав. главврача она работала в нашей больнице. А сейчас сама в больнице лежит. Парализовало ее после смерти сына, наркомана этого. Теперь чуть ли не каждый месяц в больнице лежит. Ухаживать-то за ней некому. А там хоть присмотрят. Связи остались – вот и лежит в больнице, как в санатории. Внутри все захолодело. Ада – Ирка. Ирка – Ада… Может, Ада была в курсе Иркиного исчезновения. Одно упоминание об Аде отдалось неприятным прострелом в позвоночнике. Как же я ненавидела эту женщину. Сейчас я даже удивилась этому вплеску ненависти. Говорят, старая любовь не ржавеет, получается, что ненависть – тоже. Стоило мне вспомнить, как она издевалась надо мной, обзывала, попрекая куском хлеба, так захотелось бежать отсюда, прочь из этого города, c которым у меня связано столько неприятных воспоминаний! – Спасибо за рассказ. Мы пойдем. – Заходите, если что… Может быть, еще что-то вспомню, – cказала бабка, явно рассчитывая на деньги. Когда мы вышли на асфальтированную дорогу, я сказала Вите: – Хорошо бы зайти в кафе и выпить водки. Мне совсем плохо. Слишком уж странная связка вырисовывается: Паша Сигара и мой пропавший ребенок. А вдруг они его нашли? Или еще разыскивают, как и я… Господи, голова кругом идет от этих вопросов… Как ты думаешь, Витя, он жив? – Не знаю. Не хочу вселять ложных надежд и неоправданных обещаний. – Понимаю, – кивнула я. – Мы стоим у симпатичного кафе под названием «Василек». Почему бы нам не зайти туда? В кафе я выпила две рюмки водки и с трудом съела овощной салат. – Странное дело, я так ее ненавидела, но думала, что с годами это чувство прошло. А сейчас я понимаю, что нет. Если бы ты только знал, какой стервой она была. Хладнокровной, расчетливой. Как она вытесняла меня из сердца отца и старалась прописать там своего Ромочку. И как я переживала по этому поводу, не спала ночами. Могла просто с ума сойти от этого! Мне страшно, – я сжала руку Вити. – Когда Валентина упомянула об Аде и Ирке, меня просто жуть охватила. Эта женщина ничего не делает просто так. Она все делала с дальним прицелом.