После того, как мы все проходим регистрацию, Джексон протягивает Флинту черную шкатулку. – Капитаны должны тянуть номера. – Но у нас же нет капитана, – начинает Флинт, но Джексон смотрит на него с таким видом, будто у него выросла вторая голова. – Чувак, капитан нашей команды – это ты, – говорит он, хлопнув Флинта по спине. – Давай, тяни номер. Флинт с усилием сглатывает, затем кивает, сует руку в шкатулку и достает оттуда маленький шарик с номером одиннадцать. – Что это значит? – спрашиваю я. Джексон показывает на огромную белую доску, парящую на боковой линии в центре поля. – Это значит, что на первом этапе мы будем играть с командой номер четыре, – отвечает он с широкой улыбкой и показывает на команду в черных футболках. – С командой Лайама и Рафаэля, – выкрикивает из-за наших спин Мекай. – Будет здорово надрать им задницы. Лайам и Рафаэль тоже смотрят на нас, качая головами. – Мы сделаем вас, Вега! – кричит Лайам. – Ах, как страшно, – отвечает Джексон. – Разве не видно? – Дети, – комментирует Хадсон. – Они сущие дети. – Но он улыбается почти так же широко, как и его брат. – Тебе нужен стикер в виде звездочки, – говорю я ему. – Для настроения. – Вроде вот этих? – Хадсон поворачивает голову, и я вижу, что такой стикер уже красуется на его левой щеке. Чего я никак не ожидала. – На тебе он смотрится хорошо, – замечаю я. – На мне все смотрится хорошо, – отзывается он, но по искоркам в его глазах я вижу, что он шутит. – А что нам делать теперь? – спрашиваю я, обращаясь ко всей нашей команде. – Найдем уютное местечко на трибунах и будем ловить кайф, наблюдая за игрой, – предлагает Иден. – Мы играем четвертыми, и мне не терпится посмотреть, как кое-кому из вот этих игроков надерут задницы на поле. – Она хочет сказать, что ей не терпится надрать им задницы самой, – истолковывает ее слова Зевьер, когда мы вслед за ней идем на трибуну. – Точно. – Я смеюсь. – Я это уже поняла. Зевьер улыбается и демонстративно ударяет кулаком о мой кулак, после чего рысцой перебегает в голову нашей группы, чтобы оказаться рядом с Флинтом… и Мэйси. Когда мы усаживаемся, я достаю из рюкзака батончик мюсли – мне нужна энергетическая подпитка, хотя у меня и сосет под ложечкой – но Мэйси останавливает меня. – Через несколько минут сюда принесут кое-что намного лучше. Я не понимаю, о чем она, пока не вижу снующих по проходам ведьм с кухни с ящиками на лямках вроде тех, с которыми торговцы-разносчики ходят по трибунам во время игр в американский футбол, только намного меньше. – Хот-доги? – осведомляюсь я, немного удивившись тому, что здесь, посреди Аляски, едят такую еду. Мэйси смеется. – Не совсем. Проходит несколько минут, и одна из ведьм подходит к нам. Оказывается, она продает пирожные в форме герба Кэтмира. Они щедро сдобрены клубникой и взбитыми сливками и выглядят совершенно восхитительно. Флинт заказывает пятнадцать пирожных на всю нашу команду. Я ожидаю, что она просто примет наш заказ, но тут она сует руку в ящик и начинает доставать их одно за другим, горячие, свежие и утопающие в клубнике. Следующая подошедшая к нам ведьма продает свежий лимонад, и Зевьер выпивает дикое количество этого лимонада, пока мы готовимся смотреть первый матч. Сайрус – одетый в костюм-тройку в мелкую полоску, с волосами, завязанными на затылке в крошечный хвостик, и с кольцом со сверкающим кровяным камнем – неторопливо проходит в центр поля, держа в руке микрофон. Остановившись, он широко раскидывает руки, приветствует нас всех на ежегодном турнире Лударес, затем излагает правила игры «для тех, кому нужно освежить память». Каждый игрок должен в течение матча хотя бы раз подержать «комету» – так называется большой мяч диаметром примерно в шесть дюймов, который вибрирует, причиняя боль, и нагревается тем сильнее, чем дольше игрок владеет им. Также действуют ограничения на магические преимущества, так что кто-то из игроков может быть проворнее или сильнее своих соперников или обладать способностью обратить их в черепах (эта шутка у всех вызывает смех), однако никакое заклинание, никакое резкое увеличение скорости, никакая сверхъестественная сила не может действовать более тридцати секунд. Исключением являются полеты, каждый из которых может продолжаться до сорока секунд. Отсюда следует, что команда, имеющая в своем составе хороших летунов, будет иметь некоторое преимущество. Я смотрю на Флинта, и мы стукаемся кулаками. Все отключенные таким образом способности включаются снова каждые тридцать секунд, а раз так, то, выбирая момент, когда ты задействуешь свою скорость, силу или умение летать, ты должен будешь все тщательно продумать и рассчитать – и тебе определенно понадобится удача. Все игроки получили по магическому браслету, предотвращающему серьезные травмы. Да, драконьи огонь и лед, укусы вампиров, зубы и когти волков и даже заклинания ведьм и ведьмаков по-прежнему могут причинять боль, но все это не нанесет вам настоящего урона. И, разумеется, игрок, оказавшийся в смертельной опасности, будет с помощью магии немедля перенесен за штрафную линию, после чего он выбывает из матча. Несмотря на все эти правила, суть игры довольно проста: вам нужно переместить «комету» за голевую линию команды соперников раньше, чем то же самое сделают они – и при этом не нарушать правил. Сайрус заканчивает излагать правила, затем принимается разглагольствовать о межвидовом сотрудничестве с таким видом, будто всю эту игру от начала до конца придумал он сам. Всему этому добавляют интереса едкие комментарии Хадсона насчет того, что Сайрус любит звук своего голоса, как никто другой из тех, кто пришел на стадион. Хадсон сидит сразу за мной, единственный зритель на весь ряд, и мне очевидно, что ему это нравится даже до того, как он разваливается на скамье, надев темные очки, и начинает ругать своего отца. Его оскорбления отличаются такой изобретательностью, что мне становится немного жаль, что ими могу наслаждаться только я одна. Правда, нашу команду наверняка исключили бы из турнира, если бы кто-нибудь, кроме меня, услышал, как он называет короля слабоумным, так что как-то так… В конце концов, Сайрус вызывает на поле две команды, играющие первыми, и кое-как представляет их игроков, поскольку он так и не потрудился выяснить, как произносятся их имена. Это очень неуважительно, но для старшей школы это нормально – нормальнее, чем все, что я наблюдала в Кэтмире, не считая разве что возни моего дяди со звуковой аппаратурой. Когда представление игроков завершается, я решаю болеть за команду номер два, поскольку в ней играют Лука и Байрон. Сайрус открывает ларец, который стоял в центре поля с того момента, как я пришла сюда. Затем он объявляет, что вбрасыванием будет руководить Нури – мать Флинта, – и все мы ждем, когда она выйдет из-за боковой линии. Я ухмыляюсь, увидев, что в отличие от Сайруса она одета неформально – в джинсы и черную водолазку, и рядом с ней он выглядит еще большим уродом. Хотя уродом он выглядел бы и без этого контраста. Сайрус картинным жестом указывает на ларец, но не пытается достать из него «комету». Нури нагибается и вынимает черно-лиловый предмет – он выглядит куда интереснее, чем я ожидала: блестящий черный мяч, заключенный в лиловую металлическую сетку, – и держит его перед собой. Весь стадион приветственно вопит и свистит с таким пылом, что, кажется, сотрясаются стены. Игровое поле совершенно пусто, если не считать Нури и стоящего в самом центре ларца. Справа и слева от него футах в десяти видны лиловые линии, пересекающие поле вертикально. Чем дольше она держит мяч, тем громче звучат приветственные крики и свист. Это продолжается по меньшей мере две минуты, затем она идет к разделительной линии и поднимается на возвышение, по-прежнему держа «комету» в руке. «Вряд ли зрители на трибунах могут вопить еще громче», – думаю я. Но когда она вытягивает вперед руки с мячом – теперь он стал ярко-красным, – словно предлагая его зрителям, и обводит трибуны взглядом, будто бросая каждому вызов, крики становятся и вовсе оглушительными. Теперь ученики не только вопят, но и топают ногами так сильно, что мне кажется, стадион вот-вот рухнет. Это потрясающе, и я чувствую, что широко улыбаюсь. Вскоре я уже ору и топаю вместе со всеми остальными, хотя должна признаться, что понятия не имею, почему мы все так возбуждены. Может, это такая традиция? Хадсон смеется в моей голове, и его смех перекрывает шум толпы. – Ты что, забыла, что чем дольше ты держишь «комету», тем больше она нагревается и вибрирует, причиняя боль? У меня округляются глаза. О-ооо. Она держит мяч уже по меньшей мере пять минут. Джексон говорил мне, что самому ему удавалось держать мяч самое большее две минуты, после чего боль делалась нестерпимой. Пять минут…? – Как же мать Флинта крута. – В голосе Хадсона звучит такое же восхищение, какое испытываю сейчас я сама. На лице Флинта играет гордая улыбка. Наконец Нури, похоже, убеждается, что достигла своей цели, и поднимает «комету» над головой. Шум мгновенно сменяется мертвой тишиной. Команды выстроились вдоль лиловых линий, и я замечаю, что Рафаэль стоит в самом центре своей линии вместе с невысокой чернокожей девушкой по имени Кейли – я с ней незнакома, но уверена, что она ведьма. С другой стороны стоят два ведьмака: Кэм, бывший парень Мэйси, и его друг Джеймс, у которого жутковато блуждают глаза – это еще одна причина, по которой я болею не за эту команду. – Двое игроков, стоящие в центре команд, это те, которые будут стараться заполучить мяч, – тихо говорит мне Хадсон. Теперь, когда его отец закончил свою речь, он уперся локтями в колени и подался вперед, чтобы поговорить со мной. – Они что, бегут за ним? – спрашиваю я, потому что таких тренировок мы не проводили – и даже не обсуждали. – Не совсем, – отвечает Хадсон и кивком показывает на поле. – Смотри и увидишь сама. Я смотрю, и, когда звучит свисток, Нури подбрасывает мяч так высоко, как его может подбросить только дракон. Он летит вверх, вверх, вверх, долетает почти до самого купола, и никто не бросается к нему. Но, когда мяч начинает падать, Рафаэль, использовав всю свою вампирскую силу, прыгает за ним, а Кейли выстреливает из кончиков пальцев пламя туда, где, как она предполагает, должны оказаться Джеймс и Кэм. Но они уже там, где пламя их не достанет, и у них в запасе тоже есть пара приемов. Джеймс обрушивает на Рафаэля и Кейли поток воды, а Кэм поднимает ветер, относящий мяч на несколько футов от того места, где он должен был упасть. Я никогда еще не видела таких поразительных вещей. Эта схватка четырех игроков в тысячу раз интереснее, чем вбрасывание в начале баскетбольного матча, и я даже не могу себе представить, как бы выглядел стадион НБА, если бы там происходило нечто подобное. Вероятно, он был бы очень похож на этот, где множество учеников возбужденно топают и вопят. Из-за магического ветра, поднятого Кэмом, Рафаэль упускает мяч, который падает прямо на Джеймса. Он прыгает, готовясь поймать его, но Кейли поднимает собственный ветер и в последнюю секунду отдергивает его. Она бросает мяч одной из девушек в своей команде, и та ловит его. И игра продолжается. Девушка бежит, пробегает секунд десять – и вдруг просто исчезает. – Куда она делась? – спрашиваю я, подавшись вперед и шаря глазами по полю – как и все зрители и игроки. – Смотри, и увидишь сама, – повторяет Хадсон, но какой мне толк от этих слов? Я поворачиваюсь к Джексону, но он кричит, подбадривая своих друзей. Несколько секунд спустя девушка появляется снова – в конце поля, противоположном тому, где ей надо быть, чтобы победить.