Я смотрю вниз, на пол, и действительно, он, растянувшись, лежит там. Он тоже накрывает голову подушкой – ярко-розовой, если быть точной. – Не суди меня, – жалуется он. – В этой комнате не из чего выбирать. Я улыбаюсь. – Да, но должна сказать, что ярко-розовый – это явно твой цвет. – Ты же знаешь, что я умею кусаться, да? – ворчит он, прижимая подушку к голове. – Да, я же та-ак боюсь, что ты меня укусишь. – Я закатываю глаза. – Пока ты находишься в моей голове. Он не отвечает, и я уже готова поздравить себя с победой в этом раунде, когда чувствую, что его клыки осторожно царапают мою шею. Они останавливаются, только дойдя до той точки, где бьется мой пульс, и замирают над ней на пару секунд. От интимности его прикосновения меня пронизывает жар, за которым следует ледяное дыхание паники. Потому что он не Джексон. – Эй! Что ты делаешь? – Я начинаю отстраняться, но его уже нет. – Показываю тебе, что, хотя я и нахожусь в твоей голове, я все равно могу укусить тебя в любое время, если ты захочешь. – Но я не хочу! – почти кричу я, чувствуя, что мое тело все еще реагирует на его прикосновение. – В этом-то и суть. – Я знаю, – спокойно отвечает он. – Потому-то я и не стал этого делать. Я касаюсь шеи и понимаю, что он прав. Там нет даже самой крошечной царапины. Слава богу. – Никогда больше так не делай, – говорю я ему. – Я не хочу, чтобы меня кусал кто-нибудь, кроме Джексона. Никогда. Его улыбка становится насмешливой, может быть, даже немного унылой, но он не спорит со мной. А только кивает и говорит: – Намек понял. Обещаю, что больше я этого не сделаю. – Хорошо. – Я все равно провожу пальцами по своей шее, испытывая странное ощущение тепла от интимности его прикосновения, несмотря на то, что он так ничего мне и не сделал. – Спасибо. – Не за что. – Он улыбается хитрой улыбкой. – Я хочу сказать, пока ты меня не попросишь. – Тьфу. – Я ударяю его подушкой. – Ты гадок, ты это знаешь? – Потому что я сказал тебе, что я не дотронусь до тебя без твоего позволения? – Он напускает на себя невинный вид. – Я всего лишь старался вести себя как джентльмен. – Знаешь, что? Выкуси. – Едва я произношу эти слова, как до меня доходит, что я сказала. Еще до того, как Хадсон подается вперед с лукавым блеском в глазах, я поднимаю руку и блокирую его. – Нет! Я имела в виду не это. – Все нормально, Грейс. – Он устремляет на меня взгляд, который наверняка растопил бы мои трусики, если бы я не была сопряжена с его братом. – Я не имею ничего против того, чтобы быть плохим. – Да, мне говорили. Я сбрасываю с себя одеяло, решив закончить этот разговор, даже если ради этого мне придется бежать в душ, – и осознаю, что Мэйси перестала говорить по телефону и снова разговаривает со мной. – Извини, – говорю я ей, пытаясь понять, почему у нее такие круглые глаза и такое бледное лицо. – Я все еще спала и потому не услышала, что ты сказала. В чем дело? – Круг! Они здесь. – Круг? – Поначалу ее слова кажутся моему все еще сонному мозгу бессмыслицей, но, когда Хадсон начинает тихо ругаться, до меня доходит, о ком она говорит. – Здесь родители Джексона и Хадсона? – шепчу я, и эта мысль внушает мне ужас. – Да! Король и королева плюс остальные три сопряженные пары явились сюда сегодня в пять утра. Никакого предупреждения, никакого предварительного звонка. Они просто явились к парадному входу и потребовали, чтобы их впустили. Мой отец вне себя от ярости. – Зачем они здесь? – спрашиваю я, убирая с лица свои мерзкие кудряшки. – Официально? Для инспекции, которую они проводят каждые двадцать пять лет, – отвечает Мэйси. – Они приурочили ее к Лударес, чтобы содействовать межвидовому сотрудничеству и дружбе. – А неофициально? – спрашиваю я, немного боясь услышать ответ. – Они хотят посмотреть на тебя, – одновременно отвечают Хадсон и Мэйси. – На меня? – Да, это было неожиданно. – Почему на меня? Я понимаю, почему родители Джексона могли бы захотеть встретиться со мной, ведь я сопряжена с их единственным ныне здравствующим (во всяком случае, насколько им известно) сыном. Но зачем им было втягивать остальных членов Круга в то, что должно быть чисто семейным делом? Когда я говорю это Мэйси и Хадсону, они смеются – на сей раз надо мной, а не со мной. – Это не из-за того, что ты сопряжена с Джексоном, – говорит Хадсон. – Вряд ли это может иметь для них значение – если только они не считают, что это угрожает их власти. Что действительно имеет для них значение – что точно имеет значение для всех членов Круга, даже для тех, кто не жаден до власти, – так это то, что ты первая горгулья за тысячу лет. – Не все ли им равно? Что им может сделать одна-единственная горгулья? И к тому же не очень-то и сильная, – говорю я им обоим. – Во-первых, – многозначительно отвечает Мэйси, – хотя о том, что ты горгулья, ты узнала недавно, это вовсе не значит, что ты не сильна. Это значит, что у тебя есть какое-то время для того, чтобы понять, в чем тут суть. Ты даже не знаешь еще всего того, на что способны горгульи, не говоря уже о том, что можешь делать конкретно ты. Так что да, они, конечно же, боятся. Если бы они не боялись, король не убил бы всех горгулий во время последней волны убийств, и Круг наверняка бы не позволил ему безнаказанно их истребить. Хотя его члены по большей части трусливы, в большинстве случаев они бы не согласились на полномасштабный геноцид, если бы он не служил их интересам. – Черт возьми, Мэйси, скажи нам, что ты думаешь об этом на самом деле! – восклицает Хадсон. Я смеюсь, и Мэйси вопросительно смотрит на меня. – Хадсон согласен с твоей оценкой, – говорю я ей. – Это потому, что моя оценка верна. А его отец – настоящий говнюк. – Она бросает на меня взгляд, который красноречивее всяких слов. – Что ж, яблоко от яблоньки недалеко падает. Хадсон закатывает глаза, но ничего не говорит в ответ. Как мне кажется, в истории наших с ним отношений это происходит впервые. Однако он выпрямляется, прислоняется к моей кровати и ерошит пальцами свои короткие спутанные волосы. Я знаю, что на самом деле он нереален – так почему же сейчас на нем надеты только фланелевые пижамные штаны и нет рубашки? В чем тут дело – он в самом деле снял рубашку или же это я по какой-то необъяснимой причине представляю его себе без нее? И, разумеется, он слышит эту мысль и подмигивает мне. – Я позволяю тебе решить этот вопрос самой. Я не обращаю внимания на жар, обжигающий мои щеки, и вместо этого сосредоточиваю его на Мэйси. – Но почему, скажи на милость, из-за того что Круг решил нанести нам этот не сулящий особых радостей визит, я должна вставать в, – я смотрю на мой телефон, – о господи, в пять пятнадцать утра? – Потому что они созывают собрание, которое должно состояться до начала уроков. А значит, мы все должны быть в актовом зале в шесть тридцать, одетые в парадную форму. – В парадную форму? То есть надо надеть юбку, галстук и блейзер? – Я вспоминаю, что за все время моего пребывания здесь я одевалась так всего один раз. – Нет, не блейзер, – с мелодраматическим вздохом отвечает Мэйси. – Мантию. – Мантию? – Я смотрю на свой стенной шкаф. – Здесь нет никакой мантии. – Да, но у меня есть лишняя – она, к счастью, осталась с тех времен, когда я была ниже. Иначе ты бы запуталась в ней. – Значит, нужны юбка, галстук и мантия? – спрашиваю я, чтобы удостовериться, что я все поняла правильно. – Да. – Как те мантии, которые надевают выпускники? – уточняю я. – Нет, эти скорее носят церемониальный характер, – вздыхает Мэйси. Ее слова вмиг настораживают меня. – Но они предназначены не для обряда человеческого жертвоприношения, не так ли? Мэйси смотрит на меня, сощурив глаза. – Никто не собирается приносить тебя в жертву, Грейс. Легко ей говорить. Я подавляю небольшую вспышку раздражения и шучу: – Как сказал мухе паук… Мэйси смеется, как я и рассчитывала. И это раззадоривает меня. – Я просто хочу сказать тем, кто захочет покритиковать меня за пугливость, что им стоило бы сначала сразиться с мерзавкой, одержимой манией убийства, а до того побывать в когтях дракона, вонзавшего их тебе в руки, заработать вывих плеча, а также сотрясение мозга и раны на запястьях и лодыжках от веревочных пут. От которых нужно освобождаться, лежа на алтаре. В окружении сосудов с кровью. Да еще будучи в наркотическом дурмане. Мэйси смотрит на меня с каменным лицом и невозмутимо роняет: – С кем не бывает. Я разражаюсь смехом, потому что она отколола это безупречно. – Таким образом ты пытаешься донести до меня, что я поднимаю шум по пустякам? – Шутишь? Таким образом я хочу сказать тебе, что я бы сама с удовольствием прикончила эту мерзавку Лию. – Она подходит к своему шкафу и достает из него две темно-фиолетовых мантии. Затем одну из них кидает на свою кровать, а вторую отдает мне. – Она фиолетовая, – говорю я.