– Ага. – Эта мантия фиолетовая. Она кивает. – Точно. – Если я ее надену, то буду выглядеть как динозаврик Барни из телесериала. Она ухмыляется. – Добро пожаловать в Кэтмир. И, пока я разглядываю это огромное фиолетовое уродство, которое должно служить мне церемониальной мантией, она заходит в ванную в тот самый момент, когда туда собираюсь направиться я. Глава 70. Когда дьявол подходит к денали В своей предыдущей жизни мне случалось бывать в актовых залах – ведь я как-никак ученица американской старшей школы. Но я была не готова увидеть такое. Актовый зал Кэтмира огромен, до потолка тут будет, наверное, футов тридцать – сорок, везде виднеются жутковатые декоративные каменные шипы – в общем и целом это место куда больше похоже на готическую церковь, чем на зал, в котором должны собираться ученики. Витражные окна, изображающие сцены из жизни сверхъестественных существ, – раз. Многочисленные богато украшенные стрельчатые арки – два. Затейливая и немного давящая на психику резьба на всех поверхностях – три. Единственное, чего не хватает для полноты картины, – это алтарь. Вместо него в центре зала возвышается круглая сцена, окруженная сотнями кресел, обитых материей такого же темно-фиолетового цвета, как и наши мантии. Так что, когда ученики входят и рассаживаются по местам, зал становится похож на взорвавшийся баклажан – а точнее, на тысячу баклажанов. Дом Ашеров отдыхает. Эдгар Аллан По нервно курит в сторонке[20]. Я поворачиваюсь влево, чтобы поделиться этой шуткой с Хадсоном, но обнаруживаю, что его тут нет. Дядя Финн уже находится на сцене, он один, хотя там стоят восемь украшенных прихотливой резьбой кресел, поставленных в ряд позади микрофона и звуковой аппаратуры, с которыми он возится. Я невольно смеюсь, потому что здесь, в этом актовом зале, словно сошедшем со страниц рассказа ужасов, мой дядя занимается тем, чем всегда занимаются директоры и замдиректора старшей школы перед общими собраниями учеников и учителей. Обычность всего этого забавляет меня, но также пробуждает во мне легкую ностальгию. Нет, это тоска не столько по моей прежней жизни, сколько по той девушке, которой я была прежде. Обыкновенной. Нормальной. Средней. В глубине души я остаюсь все той же скучной Грейс, которой я была всегда, но в Кэтмире я являю собой аномалию. Ту, на кого глазеют, ту, о ком шепчутся. Чаще всего я не обращаю на это внимания и не удивляюсь – ведь я как-никак сопряжена с Джексоном Вегой, а Хадсон Вега обитает в моей голове. И да, у меня есть докучная привычка превращаться в камень, когда я того хочу. Так что еще бы им не глазеть. – Давай сядем вон там, – говорит Мэйси, показав на два кресла в переднем ряду. – Я хочу как следует рассмотреть всю эту хрень. Я не очень-то люблю сидеть в передних рядах, но сейчас мне совсем не до споров. К тому же так я смогу хорошенько рассмотреть родителей Джексона и Хадсона. – Нет! – Крик Хадсона гремит в моей голове, такой оглушительный, такой ярый, что я останавливаюсь как вкопанная, гадая, какого рода нападения мне надо сейчас ожидать. Но все, похоже, идет нормально – то есть нормально, по меркам Кэтмира, где стайка ведьм здесь же играет в мяч, перекидывая его друг другу с помощью легких движений пальцев. – В чем дело? – спрашиваю я, чувствуя, как неистово колотится мое сердце. – Не садись впереди. Не приближайся к ним. – Не приближаться к кому? – недоумеваю я, оглядываясь по сторонам в поисках угрозы, которой я пока не вижу. – К моим родителям. Они были бы очень довольны, если бы ты села так близко, чтобы они могли тебя рассмотреть. – По-моему, в сложившихся обстоятельствах это нормально, – пожав плечами, говорю я. – Мне тоже хочется их рассмотреть. Мэйси ушла немного вперед после того, как крик Хадсона заставил меня замереть, и я обхожу несколько групп учеников, пытаясь догнать ее. – Черт возьми, Грейс! Я сказал – нет! – Что-что? – спрашиваю я, пораженная и немало раздраженная. – Ты что, пытался мне сейчас что-то приказать? – Им нельзя доверять, – говорит он. – Тебе нельзя просто сесть под носом у короля и королевы, воображая, что при этом с тобой ничего не произойдет. – Мы же будем находиться на собрании, окруженные множеством народа. – Я изумленно качаю головой. – Что они могут мне сделать? Я машу рукой Гвен, которая бочком подходит к Мэйси, уже сидящей в переднем ряду. Я все еще нахожусь позади них, нас разделяют семь или восемь рядов, и я обхожу нескольких учеников, идя к ним. – Все, чего захотят! Это я и пытаюсь тебе сказать. Мой отец возглавляет Круг именно потому, что он убил всех, кто мог хоть как-то ему угрожать. И он делает это постоянно на протяжении двух тысяч лет. Неужели ты думаешь, что он не решится так же убить и тебя? – Во время собрания всей школы? В присутствии моего дяди и всех учителей Кэтмира и на глазах всех учеников? Что-то не верится. Так что успокойся и дай мне сесть. Я спускаюсь еще на пару ступенек, но затем вдруг застываю на месте не потому, что я этого хочу, а потому, что мои ноги не желают двигаться. Совсем. Я начинаю паниковать, не понимая, в чем дело, но затем меня осеняет. – Не смей! Хадсон! Сейчас же пусти меня! – Грейс, подожди! – Голос Хадсона звучит успокаивающе, что только бесит меня еще больше. – Послушай меня! – Нет! Нет, нет, нет! Я не стану ничего слушать, пока ты контролируешь мое тело. Да что на тебя нашло? – Я просто хочу, чтобы ты на минутку задумалась. – А я просто хочу, чтобы ты меня отпустил. Если ты не отпустишь меня сию же секунду, то, когда я наконец выдворю тебя из моей головы, я убью тебя. Я сделаю тебя обыкновенным человеком, воткну клинок в твое черное сердце и подожду, пока ты не умрешь! А затем воткну его еще раз. Хадсон ведет меня в сторону, обходя учеников, торопящихся занять места, затем заводит в скрытую нишу между двумя панелями. Чувствовать, что мое тело контролирует кто-то другой, а я нахожусь на пассажирском сиденье, – это, наверное, одно из самых неприятных ощущений за всю мою жизнь. Возмущение надругательством, страх, гнев нарастают во мне и сливаются в грандиозную бурю. Когда мы оказываемся в нише, я чувствую, как Хадсон напрягается, стараясь отпустить мое сознание. Это похоже на хождение по мокрой грязи, но, в конце концов, сопротивление уходит, и я оказываюсь на свободе. Я чувствую, как пустоту заполняю я сама, и меня захлестывает паника. А когда я вижу его и он поворачивается ко мне лицом, панику сменяет жгучий гнев. Он вскидывает руки. – Ладно, ладно. Извини. Я делаю глубокий вдох и силюсь успокоиться. А затем говорю себе: к черту, – и ухватываюсь за ту часть себя, которую так долго подавляла. – Иди ты в жопу. – Ну, как, лучше? – спрашивает Хадсон. – Теперь ты уделишь мне минутку, послушаешь меня? Я взбешена. – Я больше никогда не буду тебя слушать. Никогда. Мое сердце колотится так, будто я бегом спустилась с десятого этажа, голова идет кругом, потому что я понимаю, что Хадсон, видимо, уже пробил ту стену, которую Кровопускательница помогла мне возвести. Как такое возможно? Как он мог набрать такую силу, что уже разрушил ее, хотя с той поры не прошло и недели? Неужели я так слаба? Или это он так силен? Он стоит совершенно неподвижно, и на его лице написана мольба. – Я всего лишь пытаюсь помочь тебе, Грейс. Я всего лишь хочу… – Помочь мне? – Я бросаюсь на него, как викинг-берсерк, охваченная таким бешенством, что мне хочется вцепиться ногтями в его самодовольную рожу. От этого меня удерживает только одно – осознание, что на самом деле его тут нет. – Злоупотребив моим доверием и наплевав на свободу моей воли? Это у тебя называется помочь? – Это вовсе не так… – Кажется, именно так! – Я вне себя и знаю, что это заметно, потому что глаза Хадсона широко раскрываются, и в них отражается неподдельное отчаяние. Так что я почти что чувствую себя виноватой. Почти. Но Хадсон ясно продемонстрировал, что он не желает уважать мое право распоряжаться моим собственным телом и даже мое право хотя бы пять минут не слышать его болтовни. А потому вместо того, чтобы направиться туда, где меня ожидает Мэйси, я беру свой телефон и пишу ей, что я сейчас приду. Затем упираю руки в бедра, чтобы объясниться с Хадсоном раз и навсегда. Глава 71. Месть похищенного тела