Может быть, они в самом деле начинают привыкать к тому, что рядом с ними обитает человек-горгулья. Если я сама смогу привыкнуть к той части этого уравнения, которая относится к горгулье, все наверняка станет куда проще. – Оно большое. Просто огромное. Если судить по некоторым описаниям, высотой в двадцать-тридцать этажей. И оно очень, очень старое. – Это ободряет, – не без иронии говорю я. – Любому захочется сразиться с чудовищем размером с гору, которое живет чуть ли не вечно. – Вряд ли оно размером с гору. Скорее, размером с часть горы. – А, тогда другое дело, – прикалываюсь я уже у входа в библиотеку. Но когда Джексон берется за ручку двери, я понимаю, что витражи снаружи темные. – О нет! Амка что, закрыла библиотеку, пока ты ходил за мной? Мне так жаль… – Не беспокойся, – с улыбкой говорит он и быстро целует меня в губы. – У меня все под контролем. Хадсон отступает в сторону, а Джексон открывает дверь и делает мне знак войти. Пройдя несколько шагов, я вижу, что Джексон пригласил меня в библиотеку не только для поиска и изучения информации, но и на настоящее свидание. Потому что в центре зала накрыт небольшой круглый стол, на котором горят свечи и стоит один из самых роскошных букетов, который я когда-либо видела. – Ну и ну, – говорит Хадсон, неторопливо входя в зал и держа руки в карманах. – Уютно, да? Скажи Джексону, что я ошеломлен, но вообще-то ему не стоило это делать. Глава 42. «Ben & Jerry»[16] – единственные парни, с которыми я хочу драться – О, Джексон, ты не обязан был это делать. – Я иду к столу, чувствуя волнение при виде свечей, газированной воды во льду и цветов. По-настоящему красивых цветов. – Они великолепны. – Я рад, что они тебе нравятся. – Я от них в восторге, – поправляю его я, утыкаясь лицом в белые, сиреневые и фиолетовые лепестки. – Какие душистые. – Я протягиваю их ему. – Я нюхал их, когда выбирал, – говорит он. – И в них нет ничего особенного. Услышав эти слова, я таю, потому что для меня это нечто совершенно особенное. Потому что, во-первых, он взял на себя труд устроить для меня такой ужин, поскольку подумал, что это придется мне по душе. Во-вторых, он взял на себя труд отыскать цветы посреди Аляски и выбрал их сам. А в-третьих, он сделал это, несмотря на то, что наши с ним отношения – это первые любовные отношения в его жизни, первый раз за сто лет, когда он позволил себе отдаться чувствам. Как я могу не запасть на Джексона, когда он демонстрирует мне снова и снова, какой он заботливый? – Это же цветы, а не поездка в Париж, – говорит Хадсон, взяв книгу со стола библиотекаря и начав листать ее, и в голосе у него звучит раздражение, но я игнорирую его. Час еще не поздний, так что ему хватит времени испортить мне настроение до того, как я вернусь в свою комнату. – Для меня они очень даже особенные, – отвечаю я им обоим, обхватив талию Джексона и крепко сжав его. – Прости, что я забыла. Я чувствую себя такой виноватой. – Не надо себя винить. – Он мягко улыбается и убирает с моего лица упавшую кудряшку. – У тебя были непростые дни. И рядом со столом Амки есть микроволновка. Так что мы можем легко подогреть твой ужин. – А из чего он состоит? – спрашиваю я, и урчание в моем животе напоминает мне, что сегодня я почти ничего не ела. Джексон смеется. – Садись и увидишь сама. Он подводит меня к столу, и я вижу, что он приготовил для меня не только свечи и цветы. В этой аляскинской глуши он раздобыл тако, точно такие же, какие подают в моей любимой такерии в Сан-Диего. – Как тебе это удалось? – Не могу же я открыть тебе все мои секреты, – с улыбкой отвечает он. – Но ты обязательно должен рассказать мне этот секрет. – Я беру один тако и откусываю кусок, наслаждаясь знакомым пряным вкусом, взрывающимся во рту. – Ведь скоро мне захочется еще. – Я откусываю еще кусок, так радуясь этому домашнему вкусу, что нисколько не сдерживаю себя. – Держись рядом, и я буду добывать их, стоит тебе только захотеть, – предлагает Джексон, усевшись рядом. – Так я и сделаю. – Мы улыбаемся, глядя друг другу в глаза несколько долгих секунд, и у меня перехватывает дыхание… Но затем ко мне подходит Хадсон и смеется недоуменным смехом. – Мясо? Мой брат подарил тебе мясо? – Он фыркает, когда Джексон встает, чтобы включить музыку. Я сердито смотрю на Хадсона и шиплю: – Это не мясо. Это тако. И… – Которые начиняют мясом, не так ли? – Он начинает ходить вокруг стола с видом адвоката, готовящегося устроить свидетелю перекрестный допрос. Он даже похож на адвоката в своих безупречной классической рубашке и строгих брюках. – Да, но в этом нет ничего плохого. Я люблю тако. – Я подчеркнуто отворачиваюсь от Хадсона и смотрю на Джексона, который возится со своим айфоном. – А я люблю человеческую кровь. Но это не значит, что я хотел бы получить ее в подарок. – Хадсон подходит совсем близко, кладет руки на спинку моего стула, наклоняется и шепчет мне почти в самое ухо: – Но то, что у тебя такие низкие стандарты – это хорошо, раз ты связалась с малышом Джекси. – Перестань называть его так. – Мне приходится напрячь волю, чтобы не повернуться на стуле и не заорать на него – но, похоже, именно этого он и хочет, так что на эту удочку я не попадусь. И я глотаю язвительные слова, которые мне хочется крикнуть в ответ, и вместо этого стараюсь сосредоточить все свое внимание на Джексоне. Он наконец выбирает песню – «I Knew I Loved You» группы «Savage Garden», и сердце замирает у меня в груди даже до того, как он оборачивается и смотрит на меня таким взглядом, что меня охватывает трепет. По его глазам я вижу: он знает, что я чувствую, и ему это нравится. Очень. – Тебе придется рассказать мне, где ты раздобыл эти тако, – говорю я ему, когда он возвращается к столу. Я откусываю еще один кусок, хотя Хадсон всячески старается испортить мне аппетит. И, проглотив тортилью и начинку, продолжаю: – Думаю, мне захочется тако и завтра. – Вероятно, я смогу это устроить. – В самом деле? – Я вопросительно поднимаю брови. Он с веселым видом качает головой. – Грейс, чтобы порадовать тебя, я готов почти на все. Я еще несколько месяцев не смогу отвезти тебя на Таити, но каждый день кормить тебя тако – это не проблема. – Мне нужны не тако. – Я беру его за руку и стискиваю ее. – Мне нужен ты. – А мне ты, – отвечает он и кивком делает мне знак продолжать есть. Когда я беру второй тако, он меняет тему разговора. – Расскажи мне, что будет изображено на твоей картине. Мне не терпится посмотреть на нее. – Мне тоже, – фыркаю я. Он заинтригован. – Что ты хочешь этим сказать? – Я хочу сказать, что понятия не имею, что именно я пишу. Обычно я точно знаю, что хочу изобразить, но сейчас я просто пишу, притом пишу так, будто от этого зависит моя жизнь. Странно, не так ли? – Гений вообще странен. – Джексон пожимает плечами. – Это известно всем. Продолжай работать, и посмотрим, что из этого выйдет. – Я тоже так думаю. В худшем случае просто выйдет какая-нибудь муть, а это не страшно. – Это будет не муть, – говорит он. – Откуда ты знаешь? – Просто я знаю тебя. Это такой простой ответ, но это именно то, что мне надо сейчас услышать. – Ты чересчур очарователен. – Я улыбаюсь. – Но ты же и сам это знаешь, верно? Джексон просто ухмыляется и наклоняется, чтобы поцеловать меня, прежде чем сесть. Хадсон издает звук рвотных позывов, и я невольно поворачиваю голову и со злостью смотрю на него. – Что, Хадсон все еще разговаривает с тобой? – спрашивает Джексон, и по его тону видно, что это его не радует. – Все время. – Я закатываю глаза. – Он вообще не затыкается. – Знаешь, ты становишься все стервознее и стервознее, – ворчит Хадсон. – Этим меня заразил ты. С кем поведешься, от того и наберешься, – огрызаюсь я. – Это само собой, – соглашается Хадсон, и в его темно-голубых глазах появляется хитрое выражение, от которого мне становится не по себе, хотя я и не понимаю почему. – Мой брат определенно умеет портить настрой, – ворчит Джексон, вставая. – Спасибо, – отвечает Хадсон. – Я старался. – Не мог бы ты просто взять и заткнуться на пять минут? – резко бросаю я, встав из-за стола вслед за Джексоном. – Так будет неинтересно. – Хадсон отходит в сторону, садится на один из низких книжных стеллажей, болтая ногами, берет маленькую горгулью, которую Амка водрузила на верхнюю полку, и обхватывает ее руками. – К тому же, если я буду молчать, кто станет указывать тебе на твои ошибки? – А не слишком ли много ты на себя берешь? – Я показываю Хадсону язык. – Прости, – говорю я, догнав Джексона и обняв его сзади за талию. – Я знаю, ты готовился к этому вечеру, но Хадсон постоянно все портит. – Не бери в голову. – Он поворачивается и тоже обнимает меня. – Это не твоя вина.