– Все нормально. Мой ответ звучит пренебрежительно, и на мгновение в глазах Сайруса что-то мелькает. Удивление? Ярость? Досада? Не знаю и, если честно, не хочу знать. Будь что будет, пусть это идет так, как должно идти, а все остальное – это просто показуха, на анализ которой у меня нет сил… и участвовать в которой я не хочу. – Ученики и учителя Кэтмира, добро пожаловать на это редчайшее событие – одна из ваших бросила нам вызов, требуя включения в Круг. И это не просто рядовая ученица, а первая ученица-горгулья, которую когда-либо видел Кэтмир. Это поистине волнительный и знаменательный день. Раздаются приветственные крики, но в них слышится злорадство, которого я не ожидала после того, как эти же самые зрители болели за меня и мою команду всего несколько дней назад. Возможно, все это только игра моего воображения, и мне чудится то, чего нет, потому что я психую. Я чувствую себя одинокой на этом стадионе, хотя, когда я была здесь в прошлый раз, все поддерживали меня. Теперь же у меня такое чувство, словно ни одна душа на этих трибунах не болеет за меня, одинокую горгулью. Джексон, Флинт и Иден выбыли из строя и ждут помощи. Мэйси пытается привести к ним эту помощь. Мекай и Гвен в лазарете. Даже мой дядя Финн мало что мог сделать, помимо ободряющих аплодисментов, когда я вышла на арену. А Хадсон, вероятно, находится сейчас за пределами стадиона и старается не привлекать к себе внимания, поскольку в настоящее время он смертен. И я его не виню. Сейчас у меня есть и моя собственная сила, и та, которую дал мне он, а мне все равно хочется оказаться вне этой арены и этого стадиона… где угодно, но только не здесь. Однако чего я совсем не хочу, так это провести остаток дней в темнице, молясь о том, чтобы Сайрус не прикончил меня. Сейчас никто, кроме меня, не может этого сделать, никто, кроме меня, не может бросить вызов власти Сайруса и Далилы. Никто, кроме меня, не может исполнить то, что должно быть исполнено. Так что неважно, чего я хочу. Важна только победа, ведь только победив, я смогу остановить зло. Сайрус опять поворачивается к зрителям на трибунах, раскинув руки, словно зазывала на карнавале, и принимается пудрить им мозги, говоря со своим благозвучным британским акцентом. – Мы восьмеро, – он оборачивается и смотрит на членов Круга, стоящих за ним, – чрезвычайно рады, что можем проверить, достойна ли она войти в состав Круга. И я знаю, что некоторые из вас, вероятно, удивляются тому, как такое могло произойти, как девушка, лишь недавно оказавшаяся в вашей школе, да и в нашем мире вообще, могла получить подобную привилегию. Как Грейс Фостер хватило дерзости, чтобы считать себя достойной вами управлять? На стадионе воцаряется гробовая тишина – зловещая тишина, – и все глаза сейчас устремлены на меня. Я снова чувствую, что здесь что-то не так. Дело как будто не только в том, что все они в диком восторге от перспективы узреть мое поражение. Да, я знаю, что Джексон больше не является моей парой. По-видимому, знают об этом и Круг, и вся команда Коула. Ведь Сайрус так и не спросил меня, куда подевался мой партнер. Но вряд ли они успели объявить об этом всему стадиону. Тогда почему же они вдруг так возненавидели меня? Откуда этот зловещий, давящий сумрак? Что именно настроило всех зрителей против меня? Разве Сайрус может играть на их чувствах, если эти чувства внушил им не он сам? – И вы правы, – продолжает он, глядя на неловко перешептывающихся зрителей. – Вполне естественно, что вы задаете себе эти вопросы. И, разумеется, их задает себе каждый из членов Круга. Он пытается изобразить искренний смех, но эта попытка вызывает у меня только отвращение. Впрочем, почти все в этом типе вызывает отвращение. Не представляю себе, каким образом он смог стать отцом таких героических сыновей. – Но, кажется вам это странным или нет, правила есть правила. Вызов есть вызов, и мы, члены Круга, стремимся всегда поступать справедливо. Правила включения гласят, что любой член клана, не представленного в Круге, может бросить нам вызов, потребовав включения в его состав. И сейчас, в этот пасмурный и хмурый день, мы ожидаем, что Грейс – хотя она явилась сюда очень поздно – докажет, что она достойна войти в Круг. – Он опять разражается смехом. – Но все это неважно. Мы не можем ожидать, чтобы чужаки знали все правила, не так ли? В обычных обстоятельствах члены Круга вышли бы на бой сами или выбрали бойцов из числа воинов своих армий, но ваш директор, Финн Фостер, справедливо указал, что мы находимся на территории школы и должны руководствоваться ее уставом. А потому вместо того, чтобы призвать наших генералов или с сочувствием наблюдать за скорым поражением Грейс, если в Испытании примет участие кто-то из членов Круга, мы решили набрать бойцов из числа учеников. Трибуны взрываются приветственными криками, и мои противники машут им. – Поскольку они всего лишь ученики, были приняты магические предосторожности против смертельных ран – это относится ко всем, разумеется, кроме Грейс. – Его губы растягиваются так широко, что он становится похож на аллигатора, когда сообщает эту добрую весть. Он думает, что, лишив меня возможности убивать противников, он сделал меня слабее – потому что именно так к этому отнесся бы кто-то вроде него самого. Но на самом деле он оказал мне огромную услугу. Теперь я могу пустить в ход всю свою силу, не беспокоясь о том, что могу кого-то убить. И я улыбаюсь ему еще более хитрой улыбкой, чем его собственная, даже не пытаясь скрыть удовлетворение, пока Сайрус, обескураженный моей реакцией, молчит. Но он быстро приходит в себя и продолжает: – Чтобы игра была максимально честной, – тут я, следуя примеру Хадсона, презрительно фыркаю, – и чтобы предотвратить вмешательство в интересах той или иной стороны, Имоджен и Линден обнесли арену магическим щитом. Игроки услышат ваши аплодисменты и приветственные крики, но никто из вас не сможет воспользоваться своей силой, чтобы им помочь, что обеспечивает полнейшую прозрачность Испытания для каждой из сторон. Вы можете быть уверены, что никто не сможет попасть в члены Круга нечестным путем. Он делает паузу, чтобы его слова дошли до всех, включая меня, и ждет моей реакции. Снова ему кажется, что он ограничивает мои возможности, меж тем как в действительности это только приободряет меня, поскольку теперь я знаю, что мне не нужно беспокоиться насчет жульничества со стороны его собственной команды. Болеть за меня и подбадривать меня криками здесь будет только мой дядя Финн, а он точно не станет помогать мне добиться победы нечестным путем, так что мне такое правило не помешает. Я дарю Сайрусу и всему стадиону широкую улыбку, при виде которой он щурится и сжимает зубы. Но шоу должно продолжаться, и он, приклеив к лицу снисходительную улыбку, добавляет: – И никто из команды-противника также не сможет получить помощь с трибун, дабы победить нашу маленькую горгулью. Слушая, как он разоряется насчет своего великодушия, благодаря которому Испытание состоится – как будто это не предусмотрено уставом Круга, – я впервые понимаю, почему Хадсон хотел, чтобы я бросила им вызов. Потому что ему известно: его отец ни под каким предлогом не даст ни мне, ни кому-либо еще ни единого шанса – несмотря на все свои красивые слова. От этой мысли мое сердце начинает неистово стучать. Да, идя на эту арену, я знала, что могу не выйти с нее. Но сознание того, насколько по-шулерски устроено это чертово Испытание, бесит меня и только усиливает мою решимость уцелеть и победить. Остается надеяться, что у меня хватит хитрости и силы, чтобы подкрепить эту решимость. – И наконец, – продолжает Сайрус таким тоном, будто ему самому уже надоело слушать свой голос, – дабы доказать непредвзятость Круга, Грейс первой получит мяч, что даст ей немалое преимущество в начале игры. Он ждет, чтобы Нури подняла мяч. Она делает это, одобрительно подмигнув мне – что очень мило, но совершенно неуместно на этой арене, где сгущается сумрак, – затем снова поворачивается к зрителям. И, взмахнув руками, объявляет: – Да начнется Испытание! Глава 113. Матч в аду Я не ожидала, что получу мяч первой – не думала, что Сайрус даст мне хоть что-то, напоминающее преимущество, и когда Нури проходит в центр поля, я начинаю слегка паниковать, потому что не знаю, что делать. Будь рядом со мной Джексон, мы бы просто передавали мяч друг другу (в том случае, если бы он не сумел просто-напросто перенестись до линии ворот и победить сразу, как он, видимо, и собирался), но теперь, когда я осталась одна, эта стратегия потеряла всякий смысл. К тому же я полагала, что при вбрасывании к мячу кинутся сразу два игрока команды-противника, так что у меня не будет шанса им завладеть. Поэтому я рассчитывала понаблюдать за началом игры и посмотреть, какими будут особенности действия порталов на этот раз. Однако теперь… теперь у меня есть примерно пятнадцать секунд до того, как мяч окажется в моих руках, и тридцать секунд до того, как мне придется избавиться от него, потому что иначе его бешеная вибрация начнет откалывать куски от моих каменных пальцев. Если подумать, в этом, возможно, и состоял замысел Сайруса – так что никакого реального преимущества он мне не дал. Пока между одним долгим вдохом и другим проходит пятнадцать секунд, я успеваю перебрать в уме с десяток стратегий и отбросить их все. Может, прямо сейчас пустить в ход дар убеждения Хадсона и с его помощью закончить Испытание немедля, доставив мяч за линию ворот? Но, к сожалению, команда моих противников слишком разбросана по полю. Не знаю, сколько времени у меня будет после того, как я задействую силу Хадсона, но его наверняка не хватит для того, чтобы добраться до каждого из них по очереди и убедить их погрузиться в сон вместо того, чтобы пытаться убить меня. Я даже не могу заставить себя обратить их всех в пыль – хотя мне и известно, что магия спасет их от смерти. К тому же Хадсон так старался сохранить эту свою способность в тайне, заставить своего отца поверить, что он утратил ее, я не вправе раскрывать его секрет. Мне приходят в голову и другие варианты – как приходят, так и уходят. Все они одинаково плохи. А затем становится слишком поздно, потому что звучит свисток, и Нури бросает мне мяч. Я ловлю его, бросаюсь бежать – сейчас я больше ничего не могу сделать – и в этот момент понимаю, причем не в первый раз, что хотя моя горгулья бывает мне очень полезна, она не дает мне двух вещей: скорости и маневренности. Я на бегу принимаю человеческое обличье и, когда Коул и Марк в ипостаси волков приближаются ко мне, ощерив зубы, ныряю в портал. Я готова к тому, что портал начнет растягивать меня, но этот портал не таков. Вместо того чтобы растягивать меня, он колет меня тысячами иголок. По отдельности уколы не такие уж болезненные, но вместе они причиняют мне адскую боль. Хуже того, мяч в моих руках становится все горячее и горячее, а я между тем все никак не могу выбраться из портала, кажется, это тянется уже целую вечность. Я говорю себе, что пребывание в этом портале не может быть дольше, чем нахождение в других, что оно не продлится дольше тридцати секунд – именно таково максимальное время, в течение которого мне удавалось держать «комету», – но тяжело думать, когда тебя пребольно колют тысячи игл. Впрочем, эта боль – ничто по сравнению с потерей Джексона и утратой моих родителей, ничто по сравнению с моим чувством вины из-за гибели Зевьера. Это пустяки, напоминаю я себе, чувствуя боль везде. Эта боль не имеет значения, и я могу справиться с ней. Мне надо просто держаться. Наконец – наконец – я начинаю испытывать то странное ощущение, которое бывает у меня при входе в портал и выходе из него, и готовлюсь к тому, чтобы вынырнуть на поле. На сей раз мне удается приземлиться на ноги, но я опять дезориентирована, потому что за то короткое время, которое я провела в портале, на арене стало темно. Очень, очень темно. Так темно, что я не вижу зрителей на трибунах, отчего их голоса кажутся бестелесными. Даже прожекторы, находящиеся на обоих концах игрового поля, кажется, стали более тусклыми, чем минуту назад. Я говорю себе, что мне это только чудится, но, оглядевшись по сторонам, обнаруживаю, что больше не могу видеть все поле. Я вижу только небольшой участок вокруг себя – во всяком случае теперь, когда я человек, – а значит, Сайрус сделал это нарочно. Наверняка. Это дает моим противникам огромное преимущество, поскольку человековолки, драконы и вампиры отлично видят в темноте, а я вынуждена щурить глаза, пытаясь определить, где нахожусь. Портал выпускает меня примерно в двадцати ярдах от моей линии ворот, стало быть, чтобы добраться до их линии ворот, мне нужно преодолеть сто тридцать ярдов. Мяч раскалился докрасна в моих руках, и я делаю то единственное, что могу сделать, – подбрасываю его так высоко, как только могу, затем на бегу превращаюсь в горгулью и взмываю в воздух вслед за ним. Волки и ведьмы не могут последовать за мной сюда, а драконы находятся внизу, на поле, охраняя свою линию ворот, так что этот ход срабатывает. Я ловлю мяч и лечу к линии ворот противника так быстро, как только могу, радуясь тому, что теперь, в ипостаси горгульи, мои глаза видят немного лучше, чем когда я была человеком. Я знаю, что, в конце концов, мне придется снизиться – драконы мчатся ко мне, и, хотя их магия не действует на меня, они вполне могут опрокинуть меня на землю. Они огромные и тяжелые, а, рухнув с такой высоты, я наверняка разобьюсь в лепешку – как в обличье человека, так и в обличье горгульи. Когда они подлетают ближе, я обнаруживаю, что один из них летит низко – они явно не хотят, чтобы я снова провернула тот трюк с их столкновением, который мне удался во время Лударес, – и путь к спасению для меня оказывается отрезан. Стадионные часы показывают, что до того момента, когда мяч опять начнет раскаляться, остается пятнадцать секунд, а значит, мне надо найти выход прямо сейчас. Может, отдать им мяч? Как говорится, отчаянные времена требуют отчаянных мер, разве не так? Но я не могу заставить себя это сделать. А потому в последний момент, когда они пытаются взять меня в клещи, я взлетаю и лечу высоко-высоко. Драконы летят вслед за мной, и я не мешаю, давая им подлететь как можно ближе. Я рассчитываю на то, что у Хоакина и Дельфины крылья намного больше, чем у меня – и они оба намного тяжелее, – а стало быть, я смогу кувырнуться куда быстрее. Во всяком случае я на это надеюсь… И вот, в тот момент, когда они уже готовы наброситься на меня – и когда мяч начинает нестерпимо нагреваться и вибрировать, – я роняю его. А затем, когда публика на трибунах ахает и по толпе пробегает изумленный ропот, я делаю полусальто и ухожу в крутое пике вслед за мячом. Драконы издают яростный рев и извергают в меня потоки огня и льда. Но я сейчас нахожусь в обличье горгульи, так что мне это нипочем. На земле одна из ведьм, Вайолет, пытается направить мяч к себе, но я успеваю раньше и пикирую наперерез ее заклятию. Она вопит – то ли от ярости, то ли от боли, – и я опять ловлю мяч в воздухе. И мчусь, мчусь, мчусь к линии ворот, а драконы гонятся за мной. Они приближаются быстро, и, хотя я невосприимчива к их магии, это не значит, что я не ощущаю жара, когда огонь, извергнутый Хоакином, проносится мимо моей ноги. Если они подлетят еще ближе, им уже не нужно будет полагаться на магию – они смогут схватить меня за ногу и швырнуть под купол стадиона. Я этого не допущу – не допущу, чтобы меня схватили за ногу, не допущу, чтобы меня швырнули вверх. Но быстро оглянувшись, я вижу, что уже очень скоро у меня не останется выбора. И я делаю то единственное, что могу придумать, – ныряю в один из находящихся в воздухе порталов. Делая это, я молюсь о том, чтобы он оказался не таким, как предыдущий. Трудно выдержать, если вокруг тебя столько вещей идут наперекосяк. Мне кажется, я уже исчерпала свою квоту неприятностей. Но оказывается, что этот портал не похож на предыдущий – он настолько хуже, что мне хочется заплакать.