Соланж, схватив за волосы, подняла ей голову с пола. Марианна открыла глаза. — Я хочу, чтобы ты меня умоляла, дрянь! Понятно? Понятно, де Гревиль? — снова заорала она. Охранница вздернула ее с неженской силой. Теперь Марианна стояла на коленях. Оставалось вспомнить слова. Подвергнуться этой последней пытке. Или умереть, она сама уже не знала, что лучше. — Хочу, чтобы ты перестала, — взмолилась она, отводя взгляд. — Ты будешь ползать передо мной, потаскуха! В ее голосе не осталось ничего человеческого. Вопль, исходящий из преисподней. Марианна каким-то чудом удерживалась на коленях. Взгляд скользил по полу, снова красному от ее крови. Единственное желание — растянуться на полу и ожидать конца. Но Маркиза не даст расслабиться. — Слушаю тебя! — Перестаньте… — Не это я хочу услышать! Я хочу, чтобы ты меня умоляла! Понятно? Сил больше нет. Почти нет жизни. — Я вас умоляю! Маркиза перед ней корчилась от наслаждения. Гнусного, подлого. Хотела еще и еще. Желала услышать слово, одно-единственное. Марианна сдалась. — Сжальтесь! — простонала она, рыдая от омерзения. Настоящий оргазм у бабы напротив. Маркиза подняла Марианне подбородок дубинкой, чтобы посмотреть ей в лицо. Но глаза Марианны крутились, как шарики. Не могли ни на чем остановиться. — Видел бы тебя Даниэль, бедняжка Марианна! Его бы стошнило! — Сжальтесь… — Ты еще мне вытрешь всю эту кровь, де Гревиль!.. — Сжальтесь! Марианна дошла до кондиции. Одно только слово слетало с ее губ. «Сжальтесь», больше ничего. Маркиза убрала дубинку, и Марианна повалилась вперед. — А ну вставай! — скомандовала надзирательница. Встать? Можно ли отдавать приказы сломанной машине? — Хочешь вернуться в камеру, поднимайся! Иначе оставлю тебя подыхать здесь! Марианна попыталась припомнить. Камера, тишина. Матрас, теплый, удобный. Да, именно об этом она мечтала. Она медленно подалась назад, подняла руку, схватилась за стол. Каждое движение отдавалось электрошоком. Ноги подгибались. Чудо. Она на ногах. Как эквилибрист на канате. Париотти приковала ее к себе наручниками, вытащила в коридор. Там Марианна упала. Ее стошнило желчью и кровью. Маркиза грубо подняла ее. Нескончаемые коридоры. Лестница, последнее усилие. Марианна снова упала, ударилась коленом об угол металлической ступеньки, скатилась вниз на животе. Закричала. — Пасть заткни! — велела Маркиза, дергая за наручник. Наконец, площадка… Теперь по прямой, ряд дверей, номеров… сто девятнадцатая, конечная станция. А если она меня прикончит там, внутри? Обе вошли. Марианна тут же свалилась. Надзирательница отстегнула наручник и закрыла дверь. Марианна приподняла одно веко. Монстр все еще здесь. Сегодня кошмару нет конца. Маркиза грозила ей тихим голосом. Пропитанным злобой. — Если ты кому-то скажешь, де Гревиль, если обвинишь меня, я вернусь… Но на этот раз изобью сильнее… и велю девчонкам закончить начатое! Всадить тебе нож в самое нутро! — Нет! Я ничего не скажу… Ничего не скажу… — Я превращу твою жизнь в ад. Начальник у меня под башмаком, ты пропала! Марианна разразилась слезами. Париотти наконец убралась. Тишина после землетрясения. Стоны уцелевших, погребенных под тоннами обломков, лишенных света. Надежды. Жалеющих о том, что еще живы… Марианна долго лежала, не шевелясь. То теряя сознание, то приходя в себя. Ее плоть омертвела, дух был близок к безумию. Посреди бреда губы иногда открывались. Чтобы прошептать одно слово. Сжальтесь. Как будто Маркиза с ее дубинкой все еще стояла над ней. Когда она совсем очнулась, уже наступила ночь. Никто так и не пришел. Даже не принесли ужин. Маркиза при раздаче еды обошла сто девятнадцатую стороной. Марианна пошевелила рукой, на локтях доползла до стула. Опираясь на него, сначала встала на колени. Острый приступ тошноты. Минут десять понадобилось, чтобы ощутить пол под ногами. Она пошла медленно, опираясь плечом о стену, чтобы не упасть. Включила свет в камере. Увидела кровь. Ту самую, что текла у нее между ног. Изо рта. Из ссадины на затылке. Она вот-вот истечет кровью, как жертвенное животное на алтаре. Она согнулась пополам, ее снова стошнило какой-то красноватой жидкостью. Когда буря улеглась, Марианна потащилась в туалет. Сняла брюки, убедилась, что им конец. Все в пятнах от жавелевой воды, пропитанные кровью. Казалось, какая чепуха, в такой-то момент! Но дело серьезное. У нее было всего две пары джинсов. Как ей быть в следующую стирку? Да доживет ли она до следующей стирки? Нашла пачку бумажных салфеток среди вещей, оставшихся от Эммы, там же обнаружила гигиенические прокладки. Тело ее сплошь покрывали синяки, череп вспучили шишки. То и дело накатывали позывы к рвоте, от которых выворачивало кишки. Она надела чистую футболку, худо-бедно вытерла кровь на полу, сложила пропитанные красным платки в пластиковый мешок, который спрятала за унитазом. Последнее усилие. Потом скрылась под одеялом. Что-то стучало в голове, молот, который пытался изнутри расколоть ей череп. Она свернулась в клубок, застыла неподвижно. Ни одного живого места на теле, а внутри поселился страх. Главное, молчать. Если я заговорю, она начнет снова. Если я заговорю, Даниэль отправит меня в больницу. И я не смогу явиться на свидание. Маркиза не должна узнать, что у меня свидание на следующей неделе! Она помешает мне туда пойти… Зубы стучали, задавая ритм мукам чистилища. Подушка скоро промокла от слез. Заслышав шаги в коридоре, Марианна леденела от страха. Это напомнило ей застенок в централе. Стремление к смерти. К верному избавлению. Но теперь она мечтала о близкой свободе. Цеплялась за жизнь, как бы мало ее ни оставалось… Потом она снова провалилась, головой вниз, в коматозный бред, куда худший, чем реальность. Являлись звери, обдавая ее лицо своим зловонным дыханием. Руки с ножами распарывали ей живот. Тени хватали за горло, душили. Давили на руки, на ноги, пока не ломали их. Многие такие тени слышали, как она кричала от ужаса этой ночью. Надзирательница этой ночью почти не спала. Немало времени провела она, глядя в глазок сто девятнадцатой. Слушая, как ее жертва агонизирует в темноте. Дрожь наслаждения охватывала ее с головы до ног. Четверг, 23 июня, — камера 119 — рассвет Час за часом — бред, кошмар. Руки стиснуты под одеялом, лоб пылает, ноги ледяные. Марианна пришла в себя. Светало: стало быть, она пережила эту ужасную ночь. Ей хотелось пить, она откинула одеяло. Будто упала в ледяную лужу. Сначала села. Безумный бал: стол и стулья закружились в фарандоле. Держась за стену, Марианна дошла до умывальной. Наклонилась к раковине, напилась из-под крана, ополоснула лицо холодной водой, чтобы умерить жар. Нужно было также сходить в туалет. Она убрала платки, защищавшие рану. Пока мочевой пузырь опорожнялся, кусала руку, чтобы подавить крик. Нужно было вымыться снова, любой ценой избежать заражения, которое могло ее убить. Кровь потекла опять, последний пакет бумажных платков пошел в дело. Потом Марианна вынула из ящика чистые джинсы, последние, какие оставались. Нужно было одеться, предстать перед глазами всех такой, как всегда. От прогулок, конечно же, воздержаться. Она надела футболку и джинсовую рубашку. Кое-как причесалась. Обломки плеера и будильника затолкала под койку. Покопалась в сигаретах: вдруг что-то уцелело. Пять штук спаслись от потопа, Марианна отложила их в сторону. Блок исчез под матрасом. Она присела за стол, закурила «кэмел». Унять дрожь, не кривиться от боли. Не вставать, не ходить в присутствии вертухаек или начальника. Не стонать, не выказывать, что ей больно. Иначе она рискует на неделю загреметь в больницу. Я должна быть на свидании в следующую среду. Все остальное побоку. От лихорадки горела голова, коченело тело. Между бедер полыхал пожар. От голода сжимался желудок, кружилась голова. От потери крови она была слаба, как новорожденный ягненок. Такое впечатление, будто ее переехал паровой каток. В принципе, почти что так оно и было. Ее измолотили в труху. Марианна повязала на шею бандану, чтобы скрыть синюю полосу; опустила рукава, пряча черные следы вокруг запястий. Оставался синяк на скуле. Этот будет заметным, как надводная часть айсберга. Но она придумает какое-нибудь объяснение. В ожидании завтрака она улеглась. Изо всех сил старалась не отключиться снова. В 7:10 Жюстина тепло поздоровалась с ней. — Привет, — ответила Марианна, приподнимаясь. Мамочка поставила поднос на стол, подмигнула Марианне, та поблагодарила. Жюстина задержалась. Марианна, все еще сидя на краешке койки, молилась про себя, чтобы та поскорее ушла. — Уже одета? — удивилась надзирательница. — Ну да, проснулась ни свет ни заря… — А… Завтракать будешь? Жюстина уселась за стол. Марианна встала, чуть не застонав от боли. Устроилась напротив подруги, поболтала ложкой в цикорном кофе. Потом намазала маслом ломоть хлеба и проглотила его в два приема. — Вот оно что! Ты была голодная! Ты такая бледная сегодня… Хорошо себя чувствуешь? — Да… У меня месячные, в этом все дело… Охранница внимательно вгляделась в нее. Хотя свет и бил ей в глаза, все-таки заметила кровоподтек. — Откуда у тебя синяк? — Вчера прислонилась мордой… Поскользнулась, въехала в раковину. — Плохо… Сигаретки не найдется?