— Ты говоришь обо мне? — уточнила ВМ, сворачивая папиросу. — Я говорю о припадочной, которая делит с ней камеру. — Ты ее пальцем не тронешь! — прорычала Марианна. — Еще как трону! Брюхо ей распорю, кишки завяжу узлом… И поскольку ты решила эту дрянь защищать, то подохнешь тоже… ВМ сделала шаг вперед, Гиена незаметно отступила. — Иди гадить в другой конец двора, — холодно посоветовала ВМ. — Иначе я буду вынуждена вмешаться, как в прошлый раз. — Гревиль не может за себя постоять? Неужели? — осклабилась Гиена. — Марианна такая же сильная, как я. Если не сильнее. Когда она поправится, я посмотрю, как она набьет тебе морду. И с удовольствием, можешь мне поверить! А теперь пошла вон. Мимо прошла Жюстина. Джованна воспользовалась случаем, чтобы удалиться с высоко поднятой головой. Марианна так и осталась стоять со сжатыми кулаками. — Присядь, — скомандовала ВМ. — И успокойся. Не сейчас. Не сегодня. Момент не настал. Марианна скользнула на землю у самой решетки. — Я должна ее сделать… — У тебя нет выбора, — признала ВМ. — Она тебя не оставит в покое… А я не всегда буду рядом, чтобы помочь тебе. Так что, пока ты не держишься на ногах, лучше оставайся в камере. Знаю, это тяжело, но так благоразумнее. Завтра утром меня не будет… Меня вызывают в суд. За попытку побега. — А… И кто судья? — Женщина. Надин Форестье. — Поверить не могу! Это она представляла мое дело, когда я завалила старика и копа… — Вид у нее довольно суровый! — Она просто сволочь! Это из-за нее мне дали пожизненное! Она состряпала дело, буковка к буковке, не тебе объяснять! Утопила меня с головой! Говорят, судебный процесс ведется как обвинением, так и защитой. Ну а у нее только обвинение, все, точка! — Я это заметила. Она все еще надеется, что я выдам сообщников! — У тебя были сообщники? — Старые друзья на воле. Верные друзья… — Ты… Ты будешь снова пытаться? — Да, Марианна, я буду пытаться всегда. Я не сдамся. Соланж не дежурила в тот день, но Даниэль ее вызвал. Когда она вошла, положил на стол отшлифованный до блеска рапорт. Порицание обеспечено. — Присядь, — предложил он. — Благодарю вас, но я лучше постою. — Как тебе будет угодно. Я закончил рапорт о профессиональном нарушении, которое ты допустила в понедельник после полудня в отношении мадемуазель де Гревиль. Странно, что она упорно продолжала улыбаться в такой ситуации. — Хочешь, прочту его тебе, перед тем как отправить Санчесу? — Это ни к чему… ведь вы никуда его не отправите. Даниэль улыбнулся тоже: — Ты так думаешь? Заблуждаешься! Я сейчас же его отнесу! — Я бы вам не советовала, Даниэль… Соланж по-прежнему улыбалась. У него вдруг возникло дурное предчувствие. Она вытащила из внутреннего кармана блузы маленький конвертик и бросила ему на стол. — Вы должны бы на это взглянуть. Он колебался. Закурил. Наконец открыл конверт. Две фотографии. Сердце съехало куда-то вниз. По крутому обрыву, без тормозов. — Вы хорошо получились, не правда ли, шеф? Он наставил на нее глаза, как два огнемета. — Я и не думала, что вы такой фотогеничный! — Думаешь запугать меня этим? Можешь отдать их Санчесу! Никаких проблем. Это тебе не поможет, рапорт я все равно отправлю. — Санчесу? Вы меня за идиотку принимаете или как? Если я отдам кому-то эти фотографии, то уж точно не Санчесу! Мне известно, что он покрывает ваши профессиональные нарушения! Но я думаю, шеф, что в Региональном управлении весьма заинтересуются этими снимками… Он встал, но Соланж не сдвинулась ни на сантиметр. Даниэль обошел стол, навис над ней: — Хочешь войны, Париотти? — Не будет никакой войны. Ведь вы заранее проиграли… Оружие у меня в руках. — Стукачей в нашей конторе не любят. Если ты сделаешь, как грозишь, меня, наверное, переведут. Но и все… А вот ты пропадешь! У меня здесь полно приятелей. — Вы же сами сказали — у меня и так скверная репутация! Чуть хуже, чуть лучше… Ваши приятели мне ничего особенного не смогут сделать. Состроют козью морду, перестанут общаться… И что с того? Но вы, вы рискуете большим, чем простой перевод! — Ошибаешься… Изнасилования не было, все по согласию. Это ведь видно на фотографиях, так?! — Да, это видно. Ваша жена это увидит тоже… Лицо Даниэля исказилось. Как будто он проглотил змею. Он впечатал Соланж в стенку. Перегородка задрожала, книги посыпались с полок. — Если ты отправишь это моей жене, я тебя убью! — заорал он. — Ладно, шеф, успокойтесь! Уверена, мы с вами сможем достигнуть соглашения… Даниэль отпустил ее, оперся руками о стол. Его трясло: нужно было взять себя в руки. Он снова повернулся к охраннице. Та продолжала улыбаться: ему страшно хотелось залепить ей пощечину. Соланж порвала рапорт перед самым его носом, бросила обрывки в корзину и смерила его торжествующим взглядом. — Эти фотографии я буду хранить у самого сердца. Они гарантируют мне свободу. Вы ничего мне не сможете сделать… А я в моих поступках вольна… В любой момент могу отправить это вашей жене… В любой момент! Не забывайте об этом! До него только начинало доходить, что это значит. Она могла творить с заключенными самые жуткие вещи. Он больше не в силах этому помешать. Загнанный в угол, скованный. — Особой заботой я окружу вашу маленькую подружку… — Марианну не тронь! Это вырвалось невольно. Хотя молчать смысла не было: Соланж уже знала, до какой степени Марианна ему небезразлична. — Вам останется только смотреть, шеф… Хотелось ее задушить. Прямо здесь, в кабинете. Но он опустил глаза. Соланж подошла ближе, это было невыносимо. От ее горячего дыхания воротило с души. — Я лично займусь твоей маленькой шлюшкой, будь уверен! Фраза так поразила его, что он чуть не потерял равновесия. Сами по себе слова или неуставное тыканье? — Убирайся из моего кабинета, пока я… — Пока ты — что? Неужели ради нее пойдешь на преступление? Подумай о своих детишках! Она смотрела на его терзания с каким-то порочным удовольствием. — Однажды ты меня поблагодаришь. За то, что я тебя от нее избавила… Но пока можешь еще ею попользоваться, мне некуда спешить. Она наконец вышла за дверь, а он минута за минутой сидел неподвижно, совершенно убитый. Глаз не сводя со снимков, которые словно издевались над ним в тишине. Как пресечь эту кровавую игру? Как спасти Марианну? Спасти все, что он построил? Но другой вопрос барабанной дробью отдавался в мозгу. Почему? Из чистой злобы, из жестокости? Или это болезнь? Он сгорбился в кресле. Сам виноват. Нарушил правила. Изменил жене. Совершил ошибку, которой боялся с тех пор, как начал работать здесь. Влюбился в заключенную. Даниэль вышел из кабинета. Ему нужно было утешиться. Нужно было увидеть ее лицо. Во дворе Марианна и ВМ, сидя рядом, нежились на солнышке. Молчали.