Он положил на пол рядом с ней зерновые батончики. — Не нужна мне твоя жрачка! — Не хочешь — не надо. Угощу кого-нибудь еще. Даниэль отошел. Марианна заметила, что он хромает. Но вообще пострадал меньше, чем она, и эта мысль вдруг сделалась нестерпимой. Она подобрала пустую чашку, подняла руку, как для броска в баскетболе. Целить в затылок, проломить череп. Но Даниэль резко обернулся в самый момент броска, как будто почуял опасность. Марианна заколебалась, опустила руку. Слишком поздно. Взгляд начальника изменился. Пропитанный пылью луч, пробивавшийся сквозь подвальное окошко, осветил его, будто специально, чтобы в нужный момент подчеркнуть неожиданно жесткое выражение глаз. Настолько голубых, насколько они у Марианны черные. День и ночь. Она бросила чашку, медленно отступила. — Ты теперь нападаешь сзади, исподтишка? Не похоже на тебя, Марианна. А я еще кофе тебе принес! Вот дурак… Во взгляде его читалось разочарование. Ощущение провала. Он медленно приближался, она прижалась спиной к стене. Начиналось новое противостояние. — Зачем ты это сделала? Что тут скажешь? Простой рефлекс. Действие, которым управляет мозг. Он мне велит наносить раны. Причинять боль, чтобы облегчить собственное страдание. Исторгнуть избыток насилия, которое подтачивает ее изнутри. Как ему объяснить? Он уже совсем близко. Она в пределах досягаемости для его кулаков. — Сама не знаю зачем, — попыталась она. — Мне с этим не справиться, это выходит само собой… — Ах, так? Я тебе не боксерская груша, Марианна. Она закрыла глаза, готовая снова терпеть удары. И отвечать на них. — Ты видишь, я тоже вне себя, — прошептал он. — И все-таки владею собой… Он оперся одной рукой о стену, совсем близко от ее лица, а другой стер с ее щек последние следы засохшей крови. — Я вернусь вечером; надеюсь, ты подумаешь хорошенько и возьмешься за ум. В противном случае твоя жизнь превратится в ад. — Я и так живу в аду… — Обещаю тебе, все будет гораздо хуже. Ты потеряешь все, Марианна. Мои маленькие подарки я приберегу для другой заключенной. Более понятливой, чем ты. — Ты не сможешь без меня обойтись! Он отстранился, язвительно усмехаясь: — Кем ты себя возомнила? Ничего себе вдруг замашки! Тут много девушек куда лучше тебя! Марианна топнула ногой. — Я могу испортить тебе жизнь, Марианна. Пока ты не сдохнешь. Никто даже не заметит этого. Никто меня в этом не упрекнет. Весь мир вздохнет с облегчением, избавившись наконец от тебя. Не забывай об этом. Никто не станет по тебе скучать. Он повернулся к ней спиной, будто показывая, что не боится. — Ты разбила чашку Жюстины. Она будет недовольна… Наконец он ушел. Остановился в коридоре, чтобы унять сердцебиение. Адреналин повышается, стоит приблизиться к ней. Но перед злой собакой нельзя показывать страх. Иначе нападет. Оставленная в карцере, Марианна какое-то время стояла, распластавшись по стене. Потом ноги у нее подкосились, и она упала на колени. Какая же я? Наверное, в самом деле ужасная, раз заслужила все это. Даже не человек. Животное, вещь. Исхудавшее лицо Эмманюэль явилось перед глазами. Чтобы напомнить Марианне, на какие зверства она способна. Потом настал черед папашки, уж тот не пропустил свидания. Они ничего мне не сделали. Так как же я могла? Марианна оперлась руками о пол, омерзительно грязный. Надо было сказать «да» тем копам. Не важно, что они приведут меня на бойню. Уж лучше умереть, чем валяться на полу, носом в этих адских нечистотах. Теперь слишком поздно. Они больше не придут. И Даниэль больше не принесет дури. Ломка, всегда дремавшая где-то в глубинах мозга, потихоньку зашевелилась. Потянулась, зевнула и разорвала свой гнусный кокон. Желудок возмутился. Неистовый спазм заставил извергнуть кофе, буквально вывернул наизнанку. Кажется, она достигла дна. Ниже упасть уже невозможно. Марианна встала, у крана прополоскала рот. Жадными глотками стала пить холодную воду с привкусом хлорки. Потом набрала туалетной бумаги и протерла пол. И без того здесь достаточно грязно. Все эти действия она выполняла как робот. Медленно, автоматически. В ней вызревало что-то скверное, мучительное. Огромное. Какой-то ком вроде чудовищного нарыва. Там, прямо под легкими. Она съежилась у самого входа, под металлической решеткой. Пустые глаза, источенные тьмой. Это причиняло все больше и больше боли. Это сдвигало органы с места, толкало их, сплющивало. Это уже почти не давало дышать. Уже опускалась ночь, когда в коридоре послышались шаги. Марианна не пошевелилась, так и сидела, прижавшись к решетке. Окоченевшая, прижав колени к груди. Босыми ногами в грязный пол. Она чувствовала, как проходят часы, видела, что умирает. Ком вырос, заполнил почти все тело. Скрипнула дверь, свет ослепил ее. Это Даниэль, он ее спасет. Он открыл решетку, встал перед ней. Он ей показался еще выше, чем обычно. — Сейчас отведу тебя наверх, в камеру, там ты сможешь поесть. Она не пошевелилась, Даниэль вздохнул. Лучше проявить осторожность. Вдруг это хитрость? Дождется, пока он склонится, и схватит за горло. Применит один из смертельных захватов, секрет которых известен ей. — Марианна! Вставай! Она снова стиснула руками живот. Ком вот-вот лопнет, кишки разлетятся по стенам. Даниэль слегка пнул ее по ноге, посмотреть на реакцию. Разбудить. Ближе подойти не решался. Марианна подняла на него взгляд, который приковал его к месту. Как будто перед ней возникло видение Страшного суда. Потом она вся задрожала, с ног до головы. Не притворялась. Даниэль согнулся над ней: — Марианна? Что с тобой? — Не знаю… Струйка крови вытекла изо рта, как только она заговорила. Он подумал о внутреннем кровотечении. Но сохранял спокойствие. На миг представил ее мертвой. Это даже принесло какое-то облегчение. — Попытайся встать, — сказал он, беря ее за руки. Такое впечатление, будто он схватился за две ледышки. Осторожно потянул, поднял ее с пола. — Как ты себя чувствуешь? — Больно вот здесь, — сказала она, прижимая руки к животу. — Кажется, я умираю… Будто вся распухаю изнутри. — Пойдем в соседнюю камеру, там можно прилечь. Он провел ее в соседний карцер, осторожно уложил на тюфяк. Задрал свитер: синяки повсюду, кроме того места, где, по ее словам, болело больше всего; это его немного успокоило. Он положил туда ладонь, Марианна дернулась. Она часто дышала, будто только что пробежала марафон. Ее помертвевшие губы дрожали. — Замерзла? Я принес тебе другой свитер, можешь переодеться. — Мой совсем пропал! Весь в крови! Уже не отстирать… У меня больше нет шмоток… У меня ничего нет… — Ты из-за этого переживаешь? — удивился он. — Я найду тебе другой свитер, такого же цвета… — Ты врешь! Ты говоришь это, чтобы я поднялась в камеру! — Разве я когда-нибудь врал тебе, Марианна? Достану я другой свитер. Нужно время, чтобы найти такой же, только и всего. — У меня уже нет времени… Она умолкла, судорожно вздохнула. Ее глаза, широко открытые, были устремлены в пустоту. — У тебя ломка, да? — Не думаю… Кажется, меня вот-вот разорвет… Не могу дышать… Не хочу подниматься наверх! Хочу остаться здесь! Даниэль вдруг успокоился. Ведь хватает же у нее сил упрямиться. Губы она себе искусала, отсюда и кровь. Никакое не внутреннее кровотечение. Скорей колоссальный приступ тоски. Значит, нужно ее сломать. Вывести из себя, ему не привыкать к этому. — Все, хватит спорить! Переодевайся и пошли наверх! Там Жюстина уже заждалась тебя! Марианна задрожала еще пуще. Даниэль насильно усадил ее, она вскрикнула. — Хватит хныкать! — Оставь меня в покое! Я хочу умереть здесь! — Умереть? Увы, не сегодня вечером. Сначала Жюстина хочет с тобой поговорить. Она так разозлилась, слов нет! Даниэль швырнул ей свитер в лицо, она приняла это как пощечину. — Ну что? Подходит? — заорал начальник. Марианна запуталась в рукавах. — Ты что, уже и одеться сама не можешь?! Она взглянула на него растерянно, он ответил насмешливой улыбкой. Грубо сорвал ее с койки, потащил к выходу. Она вцепилась в решетку. — Не хочу туда идти!