Он медленно уходит, недовольный и злой. Девушка остается на площади, а я возвращаюсь поближе к грузовикам. Последний заполняется медленнее всего – те, кто в него садится, явно не спешат, долго споря со мной и прощаясь с близкими. С ума можно сойти, глядя, как они тащатся к «метке», то и дело оборачиваясь, чтобы сказать несколько слов. Одним из последних к машине подходит бедно одетый седеющий мужчина, который ведет с собой двоих детей, мальчика и девочку. Им не больше десяти, и выглядят они более неухоженно, чем остальные. Солдаты останавливают мужчину, и я бегу в их сторону, чтобы выяснить, в чем дело. – Извините, это транспорт исключительно для матерей с детьми! – Но у меня нет жены, она умерла. Я остался с ними один, – тихо говорит он. – Вы сами их воспитываете? – задаю я бессмысленный вопрос. – Как-то приходится. Немного помогают соседи. Я смотрю на него как на героя, некое сверхъестественное явление. Если бы во мне еще остались какие-то чувства, я наверняка бы ему сочувствовал и даже завидовал. Человеку явно не хватает времени, чтобы заниматься детьми, но он остается рядом с ними. – Ладно, пропустите его! – кричу я парням. Это предпоследняя семья, которая поднимается на борт МТ35. Несколько минут спустя, договорившись со старейшинами о времени следующего транспорта, мы запрыгиваем в машины. Стрелки с башенок садятся в кабины, оставив на крышах поставленные на предохранитель MUG-и. Сквозь плотную толпу к ним все равно не протолкаться. Мы наконец направляемся в сторону Дисторсии. Я прекрасно знаю, что худшее еще впереди, но каждый час приближает нас к концу. Нужно выдержать, выполнить условия договора. Пока что мы придерживаемся плана. Когда гражданские высаживаются из машин, мысли мои заняты другим. Я курю помятую сигарету в тени склада и вижу своего отца, хотя и знаю, что сейчас не лучший момент для воспоминаний. Лицо его не возникало в моей памяти уже давно – вместе с матерью они пропали где-то в пустынной пыли и жаре, но теперь меня снова посещает его образ. Может, когда мы стоим перед слишком трудным для нас выбором, то возвращаемся в детство, тоскуя по тем временам, когда родители выбирали за нас, даже если мы бунтовали против их выбора и желали самостоятельности, а установленный в мире порядок, воняющий нафталином, совершенно нас не устраивал? Именно тогда, в дни испытаний, мы тоскуем по прошлому, в котором взрослые велели нам носить шарф и шапку. А может, отец явился сегодня исключительно затем, чтобы меня осудить? – Маркус, нужно собираться, – говорит сержант Голя. – Едем за следующими. – Не знаю, что делать, сержант. Похоже, я все больше расклеиваюсь. – Ты сам знаешь, что мы должны вынести это бремя. Мы все сидим в этом говне. Естественно, он прав, но я чувствую себя виновником творящегося зла. Если бы не я, капитан Бек не отдал бы такой приказ, а лейтенант Остин не вел бы нас во тьму. Так что если другие сидят в этом говне по шею, то я – по макушку. Я иду к «скорпиону» едва волоча ноги. Другие столь же неохотно садятся в машину. Водяная Блоха бледен как мел и судорожно сжимает автомат, а Гаус молча занимает позицию стрелка. Пурич заканчивает разговор с Баллардом, хлопает по капоту машины и садится сзади, рядом с Водяной Блохой. Крис запускает двигатель. Он пытается насвистывать какую-то популярную мелодию, но у него не получается, и вскоре он замолкает. Покидая базу, мы проезжаем мимо палатки, в которой разместили новоприбывших. Солдаты Нормана и Усиля помогают им обустроиться, следя также, чтобы никто из гражданских не болтался по плацу без присмотра. Издалека я вижу Неми, у которой много работы – ей приходится объяснять перепуганным женщинам правила пребывания в Дисторсии. У входа в казарму маячат капитан Заубер и старшина Гильде, а в небе парит беспилотный «сокол». В первый раз мы вывезли девятнадцать матерей с детьми и одного отца. Ребятишек насчитали около полусотни – составлять списки в суматохе не было времени, так что точно сказать не могу. Теперь совет старейшин решил, что мы эвакуируем бо́льшую часть оставшихся женщин. Около полутора десятков здоровых и сильных должны остаться в селении, а мы забираем остальных, в том числе молодых девушек и старух. Когда я заканчиваю переводить, мой взгляд на мгновение встречается с взглядом лейтенанта Остина, и я вижу в его глазах серую пустоту. На этот раз погрузка проходит быстрее. Лишь старухам требуется помощь – некоторых приходится в буквальном смысле затаскивать в «метку». Сара, приглянувшаяся Усилю, нежно прощается с высоким парнем, наверняка своим женихом. Она садится в последний грузовик вместе с матерью, и уже через двадцать минут мы можем возвращаться на базу. Наш «скорпион» замыкает колонну из пяти машин. Из-за пыли, которую поднимают МТ35, я разрешаю Гаусу спрятаться внутрь. Отчего-то устав утрачивает для меня всяческое значение. Я смотрю на Балларда, который подозрительно молчалив. – Как ты себя чувствуешь, Крис? Сумеешь выполнить приказ? – Не беспокойся за меня, Маркус, – отвечает он. – Сделаем то, что требуется. – Как ты можешь так спокойно об этом говорить? – кричит Водяная Блоха. – У тебя что, вообще все чувства отшибло?! – У меня есть чувства, Джар, – слегка натянуто отвечает Баллард. – Я люблю свою жену, и пролил бы за вас кровь, но сейчас у нас нет выбора. Дело ведь не только в нас. К тому же жизнь любого человека рано или поздно заканчивается. Жизнь – космическая аберрация. – Что такое аберрация? – спрашивает Гаус. – Каждый из нас переживает это по-своему, Джаред, – прерываю я дискуссию. – И не следует никого осуждать. А ты как себя чувствуешь, Даниэль? Пурич смотрит в окно, потом со слегка безумной улыбкой переводит взгляд на меня. – Просто заебись, – он решительно кивает, чтобы у меня не осталось сомнений. Все это меня пугает. Всерьез. Мы с трудом поддерживаем связь между машинами. Водитель второго грузовика сообщает, что женщины ведут себя беспокойно, возможно, из-за тесноты – они колотят кулаками по крыше кабины и требуют остановить машину. По крайней мере, он так подозревает. К счастью, до главных ворот осталось совсем немного, так что проблем удается избежать. Нам предстоит трудная задача. Если под землей среди армаек, которых мы везем, начнется истерика, нам придется стрелять из автоматов в плохо освещенной пещере, целясь вслепую. Вся надежда на Неми и капитана Заубер, единственных женщин в роте. На них теперь лежит столь тяжкое бремя, что я не могу себе этого даже представить. Особенно я тревожусь за переводчицу, которая должна убедить жительниц Кумиша, что мы друзья, успокоить их и направить вниз. Когда мы въезжаем на базу, я замечаю, что обе женщины уже стоят возле дверей лаборатории. Я стараюсь что-то придумать, и, когда толпа высыпает из «меток», мне приходит в голову некая идея. – Господин лейтенант! – кричу я Остину. – Разрешим этим женщинам ненадолго заглянуть в казарму. Пусть увидят, что всё в порядке, прежде чем спускаться под землю. Тогда они будут спокойнее и охотнее подчинятся. Не тратя времени на размышления, Марсель Остин зовет Неми и приказывает, чтобы армайки выбрали из своего числа нескольких, которые навестят матерей с детьми. Естественно, на плацу возникает замешательство, но через несколько минут удается сформировать «делегацию». Мы ведем десять женщин в палатку и раздвигаем брезент, чтобы они могли увидеть, как устроились семьи из первого транспорта, а потом позволяем им немного поговорить. Раздаются причитания и плач, но затем второй транспорт заметно успокаивается. Еще вчера, во время встречи с советом старейшин, капитан Бек сообщил, что из соображений безопасности гражданские будут размещены в подземном убежище. Он говорил, используя меня как переводчика, что, пока повстанческие войска далеко от базы, мы обеспечим части женщин и детям комфортные условия в палатке, но потом они тоже присоединятся к остальным. «Лишь бы этого не случилось», – лихорадочно думал я тогда. Бек оказался хитрой сволочью и показал Салтику пещеру, объяснив, что бункер специально устроен на случай нападения. Мы отремонтировали там освещение и принесли немного предметов обстановки, в основном матрасов и переделанных в сиденья деревянных поддонов. Заодно Остин проинформировал, что в соответствии с правилами все прибывшие на базу должны помыться. Староста селения даже проверил, что вода в озере теплая, и оказался доволен. Еще одно проявление заботы с нашей стороны. Ночью мы разложили на деревянных полках полотенца и мыло, а также закрыли брезентом входы в четыре отходящих от пещеры сквозных туннеля. Главное, чтобы никто не сбежал вглубь горы и не вырвался из ловушки. Чуть глубже мы соорудили баррикады из поддонов, досок и прочего хлама, чтобы у выхода могли спрятаться стрелки. Голя, Вернер, Халлер и Пурич бегом спускаются туда незадолго до женщин. Естественно, армайки не станут мыться при чужих мужчинах, так что вся ответственность возложена на капитана Заубер и нашу переводчицу. Только их будут видеть шестьдесят женщин из второго транспорта. Жительницы Кумиша начинают спускаться по ступеням, успокаиваемые теплым голосом Неми. Девушка улыбается им, и ее вытесанная из камня улыбка режет пополам мое сердце. Армайских женщин ждут внизу лейтенант Остин и капитан Бек. Мы с Баллардом стоим у выхода из туннеля, стараясь не привлекать к себе внимания. Вся группа уходит достаточно далеко, вглубь пещеры, куда их ведет капитан Заубер. Армайки с любопытством озираются, шумно комментируя все подряд. Когда толпа наконец останавливается возле офицеров, командир роты кивает Неми и обращается к собравшимся. – Я капитан Микель Бек, командир форпоста Дисторсия. Рад приветствовать вас в нашем убежище, самом безопасном месте на всей базе. Прошу сохранять спокойствие и исполнять приказы. Вами займутся капитан Заубер, начальник нашей медсанчасти, и наша переводчица Неми Сильберг. До того как вы отправитесь в другую часть убежища, где мы организовали ночлег, мы просим вас помыться. Вода в озере поступает из термального источника, и ее температура составляет около сорока градусов. Обозначенную лазерным лучом линию пересекать не следует, так как за ней находится скальный обрыв и там намного глубже. Желаю вам приятного времяпровождения. Если у вас есть вопросы – я в вашем распоряжении. Я бросаю взгляд на гладь озера – спокойную, черную и, как обычно, слегка туманную. Примерно одна ее четверть в самом деле отгорожена красным лучом, хорошо видимым в водяной дымке. Озеро имеет форму подковы, причем одна ее половина и открытая сторона прилегают к скальной стене, а вдоль другой половины идет проход шириной в несколько метров, который переходит в короткий туннель и заканчивается ведущими в лабораторию ступенями. Женщины и наши командиры стоят в том месте, где изгибается подкова. Проход здесь очень широкий: можно было бы выстроить рядом сотню людей и еще осталось бы достаточно места. Понятия не имею, когда капитан поручил обследовать дно и как выяснили, где находится мель, но лазер отгораживает именно эту часть подковы, ее закругление. Неми заканчивает переводить слова командира, и из толпы сразу же раздаются голоса: – Мыться обязательно? – Все женщины будут мыться вместе? – Можно пользоваться шампунем и мылом? – Мужчины отсюда выйдут? – Когда нам дадут поесть? – Когда прибудет следующий транспорт из Кумиша? – Где мы будем спать? Отдающееся в пещере эхо добавляет шума, и капитану Беку приходится почти кричать, пытаясь навести порядок. Он решительно заявляет, что мыться обязательно, что мы на базе заботимся о гигиене, а обо всех подробностях сообщим чуть позже. Лейтенант Остин заверяет женщин, что солдаты сейчас покинут убежище и можно будет чувствовать себя свободно. Он еще раз просит выполнять все требования женского персонала, сложить вещи у стены и проявить терпение во время взвешивания, необходимого на случай эвакуации с применением вертолетов. Затем оба офицера прощаются коротким кивком, проталкиваются сквозь толпу и направляются в нашу сторону. – Как у нас получилось? – спрашивает командир роты, проходя мимо нас в туннеле. – Вполне правдоподобно, господин капитан, – отвечаю я. – Надеюсь, – тихо говорит Бек и дотрагивается до лица. Из носа у него течет кровь. Удивленно взглянув на красные следы на пальцах, он идет дальше, а лейтенант хлопает нас по спинам и велит отойти к подножию лестницы, где мы будем ждать втроем, чтобы в критический момент помочь Неми и госпоже капитану. Мы не знаем, что должно произойти. Честно говоря, мы ни в чем не уверены. Марсель Остин шепчет мне на ухо, что у доктора Заубер есть свисток, которым она воспользуется, если ситуация выйдет из-под контроля. Внезапно я замечаю посланного Эстер робота, который ползет по стене вдоль кабеля. Я показываю на него Крису и лейтенанту. Над нами, в лаборатории, кто-то закрывает железную крышку люка. Ни один звук не может вырваться наружу. Мы ждем. Лейтенант Остин достает бинокль, ложится у выхода из туннеля и смотрит на собравшихся, наблюдая за водной гладью и скалами. Он шепчет, что заметил на потолке пещеры еще несколько роботов. Эстер следит за происходящим, и ей вовсе не нужно основываться на моих словах или мыслях. Она прекрасно знает, когда забрать свое мясо в ад. Мы ждем. Оказывается, кроме бинокля, у лейтенанта есть при себе и радио, его громкость выстроена на минималку: мы едва слышим, что происходит у озера. Капитан Заубер положила передатчик где-то поблизости от Неми, поскольку, приложив приемник к уху, я узнаю голос девушки, которая механически отдает распоряжения, переводя слова начальницы медсанчасти. Она также ведет армаек на больничные весы, записывая очередные результаты, а также имена и фамилии. Часть женщин уже разделись и вошли в воду. Другие все еще медлят, в отчаянии объясняя, что не умеют плавать. Госпожа капитан и Неми пытаются их успокоить, но лишь вид сестер и подруг, плещущихся в озере в теплой воде по грудь, соблазняет чересчур осторожных. Толпа ведет себя спокойно. – Что, слишком много обнаженки, господин лейтенант? – неожиданно спрашивает Баллард.