– До свидания! Я уже знаю, откуда взялись те слова, что я писал в письме сыну. Ценность простого существования переходит в нашей семье из поколения в поколение, не особо меняясь – так же, как ступени на лестничной клетке дома родителей, которые с годами становятся лишь чуть более стертыми. Суббота, 18 июня, 14.50 Бильден, Третья Западная провинция, Республика Рамма На военном аэродроме имени адмирала Вальтца организован один из сборных пунктов для солдат, возвращающихся из отпусков. Здесь я встречаю коренного бильденца Гауса, а также Пурича и Водяную Блоху, которые добрались своим ходом. Баллард прилетел со мной из города Рамма, так же как и полтора десятка других солдат из взвода. Группа была настолько многочисленной, что армии оказалось выгодно перебросить нас всех вместе из столицы на запад страны. В турбовинтовом «Каире-DH5» поместилось сорок пассажиров. На борту было шумно и слегка воняло топливом, но бо́льшую часть полета я крепко проспал. Теперь при мне уже все отделение, как и у Ларса. Но, например, большинство солдат Петера и Адама отправятся в Харман из Кодена на юге Раммы, где находится второй сборный пункт. Подобная логистика мне непонятна, и запомнить все трудно. Всего таких пунктов четыре, но кто и когда должен туда явиться – пусть это заботит военных чиновников. Пока же мы идем с парнями в бар и заказываем по литровой кружке пива. До вылета нам ждать еще несколько часов. Разговор особо не клеится. Адам снова спрашивает про визит в Граде, но я отмалчиваюсь. Многие парни, в том числе Ларс Норман, все еще мыслями в родном доме. Они пишут сообщения или звонят своим женам и девушкам, иногда родителям. Я ощущаю легкую усталость, может, даже подавленность, хотя все заявляют, что отпуск удался, выбив нас из ремаркской рутины, к которой теперь придется как-то возвращаться. Я иду прогуляться по жестяному ангару, играющему здесь роль терминала. Возле автомата с напитками встречаю сержанта Северина, который упрямо сражается с нежелающей принимать монеты машиной. В конце концов он бьет по ней кулаком и разражается ругательствами. Именно в этот момент автомат выплевывает две банки. – Привет, Маркус. – Что слышно, сержант? – Гребаная машина! Ведет себя так, будто у нее месячные. – Может, лучше в это не вникать, – смеюсь я над его злостью. – Знаешь, что Голя не полетел даже в Портсаил? Он остался на базе Эрде, чтобы подготовить наш отъезд. Лейтенант Остин, впрочем, тоже. – Понятия об этом не имел. – Даже по-дурацки себя чувствую, что навестил семью. Теперь только тяжелее, – говорит он, глотая оранжевый лимонад. – Как и всем нам, Борис. Мы все теперь тащим на себе этот груз. – Наверняка. – Внезапно его тон меняется. – Думаешь, я без причины злюсь на эту машину? Нет. Маркус, у меня заебательская причина. Час назад улетел самолет в Харман из Остии. На борту должен был присутствовать капрал Лист, но он не явился на аэродром. Самуэль – командир первого отделения во взводе Северина. Проблема серьезная, так что я уже не удивляюсь, что бывалый вояка аж дрожит от злости. – «Жетоны» теперь выясняют, что случилось, – продолжает сержант. – Это может быть случайность, но что-то мне подсказывает, что дело обстоит значительно хуже. – Почему ты так думаешь? – Он звонил мне в четверг и говорил, что у него есть сомнения. У него всегда имелись сомнения, мать его растак. А я его не выслушал, нажрался как свинья, и у меня других дел хватало. Боюсь, что он дезертировал, а за это его ждет трибунал и многолетний срок. – Пиздец. – Именно. Иначе и не назовешь. – Сержант сминает пустую банку. – У всех сомнения, и всем нам страшно, но такое – это уже трусость. – Я могу тебе как-то помочь? – Ты ничем не поможешь, Маркус. Только не говори никому, пока все это говно не выяснится. Мне нужно было с кем-то поговорить, а то мне бы башку снесло. Собственно, именно этим ты мне и помог. Я возвращаюсь к столику, за которым сидит мое отделение. Похоже, у меня мрачная физиономия, поскольку Пурич спрашивает, что случилось, и мне снова приходится уклоняться от ответа. К счастью, Водяная Блоха сообщает хорошую новость: он обручился со своей девушкой, а через полгода с небольшим, после возвращения из миссии, они собираются пожениться. Естественно, он приглашает нас на свадьбу. Пурич и Гаус поздравляют его, а Баллард пробует шутить, что девица наверняка залетела, только еще не знает, от кого. Парни из других отделений тоже вносят свою лепту. Атмосфера слегка разряжается. Я пытаюсь позвонить Неми, но она не отвечает, так что покупаю в баре местную газету с изящным названием «Бильден и окрестности» и углубляюсь в чтение статьи об опасностях, связанных с эмигрантами из Ремарка. Журналист упоминает об эпидемии кори, вспыхнувшей в одном из лагерей под Бильденом и распространившейся среди окрестного населения. Якобы виной тому уменьшающееся количество прививок, что является вызовом для местных властей. Честно говоря, я рассчитывал на что-нибудь полегче и поспешно перехожу к криминальной хронике, где преобладают описания дурацких неудач воров. Один из них случайно заперся в квартире, которую собирался ограбить, и позвал на помощь соседей. Старики называют подобное «перст Божий», молодежь предпочитает «инстант карма». А мне кажется, что это обычный идиотизм. Уже на борту самолета, когда мы пытаемся втиснуться в кресла из жесткого пластика, сержант Северин садится рядом со мной и рассказывает о бегстве Листа. Он только что получил сообщение, что жандармерия подтвердила факт дезертирства, допросив женщину капрала. – Как такое может быть? – не могу понять я. – Ведь это был один из самых опытных командиров отделений. – Они с Бернштейном всегда были чем-то недовольны, задавали слишком много вопросов. Теперь Бернштейна нет в живых, а Лист не вернулся из отпуска. Может, он не выдержал после того, как Хенрик погиб во время нападения на дворец? Они давно были в приятельских отношениях. – Так или иначе, он из-за чего-то сорвался. – Но ведь другие тоже потеряли близких. Вернер видел смерть своих товарищей и фильм о пытках Дрейфуса. Олег Элдон потерял в сквере Героев брата, но не сдался. Кажется, он отправился вместе с инженерной бригадой, которая занимается ремонтом базы в пустыне. – Готовят Дисторсию? – Да. Они работают там днем и ночью, чтобы мы могли прибыть на все готовое. Их охраняют два взвода из Тригеля и несколько сорвиголов вроде Элдона. Всем командует лейтенант Остин. – Кстати, Борис, что ты думаешь насчет нашего лейтенанта? – А что я должен думать, старик? – Я его когда-то считал тем еще сукиным сыном, а сержант Голя ни разу не упускал случая его покритиковать. Но чем дольше я его знаю, тем больше мне кажется, что я ошибаюсь. – У Голи к нему претензии из-за какой-то говенной херни из прошлого, – скалится Северин. – Марсель Остин – мужик, который больше делает, чем говорит. И если уж откровенно, то ни под чьим началом мне не доводилось столь хорошо служить. – Я был уверен, что ты скорее скажешь так про Мюллера. – Ну ты и даешь, – качает головой Северин. – Мюллер – пидор в квадрате, да и в любой гребаной степени. Ты еще в этом убедишься. Я строю такую гримасу, будто жил с этим убеждением с самого детства. – Ладно, возвращаясь к Сэму, – распустим слух, будто он болен. – Сержант многозначительно смотрит на меня. – У него случился приступ аппендицита, и пришлось делать операцию. Не стоит смущать народ его бегством. – Ясно. – И без того говна выше крыши. А я потерял двух командиров отделений, и теперь надо с этим что-то делать. Вот же, сука, перед самым отъездом! Мы застегиваем ремни. Самолет катится по взлетной полосе. Вторник, 21 июня, 12.00 Харман, провинция Саладх, Южный Ремарк Подготовка к миссии – пополнение запасов провианта, боеприпасов и снаряжения – ничего не значит. Ничего не значат инструктажи капитана Бека, который каждый день рассказывает, как действовать на вражеской территории, чтобы затруднить жизнь партизанам и вернуться целыми и невредимыми. Ничего не значит даже радость нашего сержанта, когда в субботу вечером грузовики привезли нас на базу Эрде с нового аэродрома рядом с базой Кентавр, похлопывание по спине и расспросы каждого солдата, все ли в порядке дома. Все это внезапно теряет всякое значение для Вима Гауса, когда по пути в столовую мы натыкаемся на Стерву, с трудом ползущую по бетонному плацу. У кошки ободрана шерсть, она вся в крови, и у нее явно сломан позвоночник. Она волочит за собой задние лапы, издавая отчаянное мяуканье. Кошки не жалуются без причины, так что она наверняка страшно страдает. Гаус склоняется над ней и беспомощно застывает. – Что с тобой, малышка? Что случилось? – обращается он к пушистому созданию. Водяная Блоха стоит рядом, даже не пытаясь что-то сказать, и просто смотрит на друга со столь же беспомощной тоской во взгляде. Каждый, кто имел дело с подобной ситуацией, знает, что кошка умирает, и мы ничего не можем поделать. – Может, отнести ее в медсанчасть? – спрашивает Гаус. – Успокойся, Вим. Ты уже ничем ей не поможешь, – тихо говорю я. – Давай возьмем какую-нибудь картонку и перенесем ее в тень, чтобы она не лежала на солнце. Пурич бежит в казарму за картоном, а Баллард приносит с кухни миску с холодной водой. Мы кладем Стерву на твердую поверхность и оттаскиваем к стене. Обычно она уже кого-нибудь оцарапала бы и грозно на нас фыркала, но теперь она лишь тяжело дышит, а глаза ее постепенно затягивает пелена. О том, чтобы она выпила хотя бы каплю воды, не может быть и речи. Я веду своих солдат дальше, сказав парням Нормана, чтобы они не подходили к Гаусу и не мешали ему. Возможно, для кого-то его отчаяние выглядит глупо, учитывая, что недавно он потерял нескольких товарищей по взводу. Возможно, вид рослого парня, сидящего на корточках возле раненой кошки, у которого текут слезы и дрожит подбородок, может показаться кому-то смешным. Но если бы кто-то позволил себе на этот счет дурацкую шутку, я не хотел бы оказаться в его шкуре. Я увожу всех от Гауса в заботе об их здоровье, а не о его спокойствии. Пользуясь тем, что он нас не слышит, мы строим всевозможные догадки о том, что могло случиться. Дикий зверь? Собака? Какой-нибудь выродок человек? «Клещ»? А может, кошку просто сбила машина, и она в шоке доползла до нашего здания? Вряд ли нам когда-нибудь удастся найти ответ. – Идем обедать? – наконец спрашивает Пурич. – Я не пойду, – отвечает Водяная Блоха. – Останусь на всякий случай с ним.