Капрал Бренер, как и обещал, вырезает вертикальную балку. Мы демонтируем внешний слой и пятисантиметровую прослойку из пенопласта, разделяющую оба здания, а затем отделение Нормана начинает рушить вторую стену. В ход идут топоры, молоты и ломы. По спине у всех стекает пот. Кто-то сообразительный подает работающим воду в металлических фляжках. Когда перерезана очередная балка и жужжание пилы стихает, мы принимаем положение наготове. Гаус и Бенеш хватаются за ручки тарана, а Пурич и Баллард по моему приказу заряжают гранатометы. Голя приказывает нам занять позицию вокруг отверстия. После четвертого удара металлической болванки стена трескается. Появляется солидных размеров дыра, в которую сперва Даниэль, а потом Крис стреляют гранатами. Для надежности я еще всаживаю в центр очередь из МСК. Мы проходим через большую комнату, разрушенную взрывами, и бежим дальше. Повсюду валяются осколки тарелок и стеклянного стола, фрагменты мебели и упавшие со стен картины; в воздухе висит пыль. Мы обыскиваем очередные квартиры; Гаусу дважды приходится пинком выбивать дверь. Несколько солдат прикрывают вход в здание, а остальные поднимаются все выше по лестнице – длинная вереница вооруженных людей, готовых стрелять в собственную тень. Трещат деревянные ступени, а топот ног заглушает приказы командиров. Я уже на третьем этаже, когда внизу раздаются выстрелы. В наушниках слышится сообщение, что солдаты Масталика только что убили двоих партизан, которые вошли в здание, чтобы выяснить, что там происходит. Вскоре окна начинают разлетаться от пулеметных очередей. Враг уже знает о нашем присутствии, но внутри мы его не обнаруживаем. Здание полностью пусто. В следующий дом приходится входить значительно осторожнее. Лейтенант Остин приказывает Северину, чтобы одно из отделений третьего взвода ломало стену на первом этаже, создавая при этом как можно больше шума, а остальные прикрывали здание. Затем он ведет ВБР на четвертый этаж, где под присмотром капрала Бренера мы в тишине демонтируем очередные слои плит. Балки на верхнем этаже размещены реже, так что резать их не требуется. Вытолкнув тараном последний слой, мы оказываемся в точно такой же квартире. В небольшой спальне валяется вытащенная из шкафов одежда, будто кто-то в спешке собирал вещи. Сержант Голя показывает нам жестами, какие комнаты должно проверить каждое отделение. Мы никого не обнаруживаем и осторожно выглядываем на лестничную клетку – Пурич, Дафни и я. Напротив находится дверь в другую квартиру. Внезапно я ощущаю пронизывающий до костей холод, в ушах раздается высокий писк. Меня бьет столь сильная дрожь, что я, пошатнувшись, опираюсь о стену. – Что случилось? – спрашивает Водяная Блоха. – Там кто-то есть, – я показываю на квартиру по другую сторону площадки. – Что? – шепчет стоящий за моей спиной Усиль. – В той квартире кто-то есть. – Во рту сухо как в пустыне, я с трудом выговариваю слова. – Нужно проверить. Скажи сержанту. Я слышу, как Петер отходит вглубь коридора и передает информацию Голе. Слышны также голоса повстанцев на первом этаже и множество других звуков – скрип дерева, приглушенное дыхание, крики кружащих над площадью птиц и сердцебиение двух человек, прячущихся за дверью. Такое ощущение, будто у меня вдруг появилось шестое чувство или в несколько раз обострился слух. От всего этого у меня трещит голова. – Откуда он может об этом знать? – спрашивает Голя. – Не знаю, господин сержант, но несколько недель назад он тоже кое-что предвидел во время операции, – отвечает Усиль. – Засек нож у арестованного, которого задержали «жетоны». – Ни хера себе, блядь, – комментирует Голя, проталкиваясь к выходу. – Маркус, возьмешь своих солдат и проверишь, кто там. Только, блядь, без лишнего шума. Петер, твое отделение прикрывает их и наблюдает за лестницей. Остальные ждут наготове. Мы подходим к квартире. Баллард осторожно нажимает на ручку и по моему знаку быстро распахивает дверь. Мы врываемся внутрь, обыскивая помещение за помещением. Справа туалет, дальше ванная и небольшая кладовка. Слева – большая спальня, потом комната поменьше, а в конце кухня, частично выходящая в гостиную. Именно там, под деревянным столом, мы обнаруживаем двоих скорчившихся, жмущихся друг к другу детей. Я останавливаюсь на пороге рядом с Пуричем, который прикладывает палец к губам, давая знак детям, чтобы те не кричали. Они совсем малыши, еще дошкольники. Похоже, заснули в своем импровизированном убежище, и теперь смотрят на нас щуря глаза. Прежде чем они успевают заплакать, мы с Баллардом бросаемся вперед и вытаскиваем обоих из-под стола, а затем, зажав им рот, снова бежим в квартиру, откуда пришли. Там их забирают Инка и Васс, чтобы перенести через дыру в предыдущее здание. Несколько парней явно взволнованы нашей находкой. – Откуда там взялись ребятишки? – вполголоса спрашивает кто-то сзади. – Тихо! – говорит Остин. – Приготовиться к спуску вниз. Голя машет мне, и мы вместе спускаемся на этаж ниже, держа оружие на изготовку. Позади меня мои солдаты, за ними отделение Вернера. Мы ступаем с осторожностью, чтобы не спугнуть противника. Голоса внизу слышны все отчетливее. Повстанцы, вероятно, собрались в комнате, вторжение в которую инсценирует взвод Северина. То и дело раздаются выстрелы на улице. Двери обеих квартир на третьем этаже заперты. Сержант вопросительно смотрит на меня, будто на какого-то гребаного ясновидца. – Ну как, Маркус? – Похоже, чисто, – шепотом отвечаю я. – Выламывать двери нет времени, – принимает решение Голя. – Да и шуметь нельзя. За мной! Мы идем дальше, столь осторожно, что болят от напряжения мышцы. На втором этаже отделение Вернера входит в квартиру слева. Там никого нет, но коричневая дверь напротив не дает мне покоя. В голове раздается писк, будто кто-то подключил к электроду ГСМ гитарный усилитель с искажениями. Стиснув зубы, я морщусь от боли и знаками показываю сержанту, что эту квартиру нужно обязательно проверить. Голя машет Усилю, чтобы тот вошел туда со своими людьми. Петер нажимает на ручку и исчезает в темном коридоре. За ним входят Труман, Инка, Васс и Бенеш. Писк усиливается, перед глазами кружится голубой снег. Я заглядываю в прихожую, в глубине которой заслоняет остальное отделение массивная фигура Бенеша. Дверь стенного шкафа справа бесшумно отодвигается, и оттуда высовывается мужчина с автоматом в руках. Приставив оружие к плечу, он целится в сторону парней. На мгновение у меня возникает искушение позволить ему выстрелить. Есть шанс, что достанется только Бенешу, на чем завершится его бесполезная жизнь. Но затем я нажимаю на спуск и стреляю ремарцу в спину. Грохот выстрела разносится по всему дому. Парни бросаются вниз, слышен топот ног на лестнице и крики командиров. Я прячусь в квартире, чтобы им не мешать. На мгновение мой взгляд встречается с взглядом спасенного мерзавца. Маленькие глазки на свиной роже блестят от страха. Усиль подходит к Бенешу сзади и что-то шепчет ему на ухо. На дальнейшее у меня нет времени – я киваю им и бегу за остальным отделением. Понедельник, 6 июня, 03.25 Операция «Эмиль» Во время штурма отряда повстанцев погиб Бартош Полок из отделения Вернера, ветеран с базы Адмирум – ему выстрелил в лицо кто-то из арейцев, которых мы захватили врасплох в квартире внизу. Первое отделение вошло первым и сделало свою работу – шестеро врагов ликвидированы, один взят в плен. Мы смогли доложить, что очередной дом зачищен. Капрал Хенрик Бернштейн и старший рядовой Алан Элдон из третьего взвода погибли около полуночи, когда повстанцы пытались отбить здание. Мы попали под тяжелый обстрел, пулеметы извергали в нашу сторону тысячи пуль. Мы не сумели продвинуться дальше, но удержали позиции, настолько связав силы противника, что парни с базы Кентавр смогли занять два здания по другую сторону площади. В конце концов террористы отступили за ограду особняка, в спешке поджигая брошенные дома. Небо над сквером Героев Ремарка затянули густые клубы дыма. С базы танковых войск в Любее, в ста пятидесяти километрах на север от Хармана, прибыли легкие танки типа «Дракон», используемые для боев в городах. В два часа с минутами началась атака. Мы получили приказ прикрывать правый фланг, прочесывая подъезды и пожарища с нашей стороны. Шестая рота второго батальона при поддержке экипажей «драконов» и звена «фениксов» в буквальном смысле стерла повстанцев с лица земли. – Они передают, что штурм завершился успешно, – говорит лейтенант Остин. Лицо его измазано сажей, руки дрожат от усталости; он с трудом удерживает наушник, и ему сложно сосредоточиться на одном человеке. – Кто-то из заложников остался жив? – спрашивает Голя. – Да. – Лейтенант долго смотрит на подворотню сгоревшего здания. – Спецназ атаковал со стороны склона. Мэр Зола освобожден, но партизаны убили его жену и сына. Он садится на каменные ступени, ведущие к будке охраны. Нас окутывает неестественная тишина. Не слышны выстрелы и взрывы, никто никому не кричит, чтобы тот шевелил жопой и бежал вперед. Смолк даже свист пролетающих дронов. – Господа, благодарю вас за отвагу и поздравляю с выполнением задания. – Остин опирается спиной о закопченную дверь и закрывает глаза, в которые кто-то посветил фонарем. Голя присаживается рядом с ним и о чем-то вполголоса докладывает. К ним присоединяются сержант Северин и капрал Соттер. Я вздрагиваю, когда меня трогает за плечо Норман, с грустью показывая разбитые очки. Оба стекла разлетелись вдребезги, раздавленные чьим-то тяжелым ботинком. Мы стоим в глубоком колодце внутреннего двора. Последнее здание значительно больше предыдущих и возведено на другом уровне. Гаус и Водяная Блоха ведут к стене Пурича, получившего поверхностное ранение в бедро. Ничего страшного, но, когда адреналин выветривается из крови, становится чертовски больно. Несколько солдат из нашего подразделения тоже слегка пострадали: у Трумана кровоточит щека от осколков стекла, у Халлера надорвано ухо, Франк Хинте блюет в углу, наглотавшись по дороге дыма, а может, просто от усталости. Сейчас последует приказ возвращаться на базу. Мы с тоской его ждем, хотя охотнее всего легли бы прямо здесь, посреди мощеного двора, и провалились в сон. В голове все путается и покрывается смолой, будто кто-то сдавил память гигантской ладонью, вылепив из нее шар. Последние часы сжимаются, накладываясь друг на друга. Баллард закуривает рядом со мной и, несколько раз затянувшись, протягивает мне половину сигареты. – Похоже, мы все-таки доживем до этого гребаного отпуска, – тихо говорит он. – Похоже на то. – Загляни как-нибудь в Палавию. Выпьем водки. Моя жена неплохо готовит. Я не знал, что он женат. И не знаю, будет ли у меня желание видеть кого-то из взвода во время пребывания в Рамме. Даже если это Крис, которого я люблю и уважаю. Охотнее всего я просто исчез бы на десять дней, растворившись в толпе. Я думаю о родителях и о своем сыне, которого должен найти. Возможно, это наш последний шанс встретиться, но вместе с тем я не представляю себе возвращения домой. Подобный визит напоминает посещение театра, в искусственном мире хрустящих булок из пекарни и чистых освещенных улиц. Прохожие – будто статисты, а автомобили – тщательно изготовленный реквизит. В каком-то смысле настоящая жизнь именно здесь. Среда, 8 июня, 10.00 Командование разрешило нам посетить торговый центр, но я не покупаю подарки, мне сегодня не до этого. Я отправился вместе с курьерской почтой на базу Кентавр, чтобы увидеться с Неми. Сержант Голя коротко сообщил, что если я не вернусь до обеда, то вместо Раммы и дома окажусь на гауптвахте. Что ж, вполне честно. Я еду к Неми, чтобы вспомнить, как она выглядит. Память у меня словно у лягушки – через несколько дней я забываю черты лица, забываю голос и жесты близких людей. Все скрывает мягким покровом идущий в голове голубоватый снег. Такое ощущение, будто я видел Неми столетия назад. – Тебя есть кому потом отвезти на базу? – спрашивает сержант Сильва, командир почтовой машины. – Парни за мной заедут, когда будут возвращаться из «Гермеса». – Отправились за покупками посреди дня? Вы что, едете домой? – Нам дали несколько дней отпуска. В пятницу у нас вылет. – Блядь, ну и завидую же я вам. Если бы он знал, что после отпуска нас ждет пустыня Саладх, он не болтал бы подобных глупостей, но вступать с ним в дискуссию я не намерен. Я благодарен ему за то, что он согласился меня подвезти, возвращаясь на базу Кентавр. Блок сигарет – весьма скромная плата за риск. Въехать на базу без письменного разрешения значительно труднее, чем ее покинуть. По крайней мере, теоретически. Четверть часа спустя мы проезжаем через ворота мимо усталых часовых. Я даже не успел вспотеть от страха. Сильва высаживает меня перед боковым входом в здание для гражданского персонала. Сердце бьется быстрее, я чувствую легкий комок в горле. Открывается стеклянная дверь, и мне, улыбаясь, машет Неми. Преодолев несколько ступенек, я врываюсь в коридор. Со времени последней нашей встречи у нее отросли волосы, и голову уже не покрывает темный пушок. Похоже, по случаю моего визита она даже накрасилась. В традиционно чересчур просторной для нее форме и клетчатом платке на шее, она выглядит еще красивее, чем я запомнил. Если бы я не влюбился в нее раньше, то наверняка это случилось бы сейчас. Девушка счастлива, по-настоящему счастлива. Она ведет меня в помещение, которое я сперва принимаю за ее комнату, но это оказывается что-то вроде кладовки, где стоят какие-то пакеты, мешки и штабель коробок с бумагами. Неми крепко обнимает меня и вгрызается в мои губы. Сперва я ощущаю легкое онемение, но мягкое тепло растопляет сухой лед. Мы мечемся по каморке размером два на два метра в слабом полумраке, которого не рассеивает окошко под потолком.