Когда я росла, мои двоюродные братья никогда не относились ко мне как к сестре. Я была странной неуклюжей девочкой, которая могла делать домашнюю работу детям постарше и приходила на ужин с веточками в волосах. Честно говоря, они мне тоже были безразличны. Они были скучными и глупыми, притворялись пугающими, потому что были большими — я вела свой список тел еще до начальной школы. Я не боялась никого из них. — Ты простил меня за мой уход? — я спросила. — Я простил тебя в тот момент, когда ты прыгнула с дерева на Константина, как большая кошка, — сказал Роман. Его темные глаза блеснули в темноте. — Ты моя семья. Я люблю тебя, несмотря ни на что. Даже когда ты ведешь себя как стерва, а ты всегда такая. Я повернула голову, скрывая улыбку. — Я никогда не благодарила тебя. — За что? — За то, что поверил мне, когда никто другой не верил. Даже Константин. Настала очередь Романа отвести взгляд. Мы оба были благодарны ночи за ее темноту — мы смогли скрыть наши влажные глаза и дрожащие нижние губы. С неба начали падать капли. Вскоре земля стала скользкой от грязи, и мы промокли до костей. Дети не побежали внутрь, вместо этого рисуя грязь на своих лицах, как боевую раскраску. Мы с Романом присоединились к ним в их игре, бегая по саду, пока не стали больше похожи на болотных монстров, чем на людей. Ловким движением я подхватила Николая на руки, прежде чем он испачкал Евву. Он закричал, смеясь так сильно, что я не могла ничего сказать. Я баюкала его на руках, как делала, когда он был ребенком. — Ты счастлив? — проворковала я. Он перестал смеяться, его глаза сияли, как пара звезд. — Да, мама. Я счастлив. 27 Елена Фальконе Солнце окрасило небо в розовые и золотые тона, когда начался новый день. Я свернулась калачиком под окном, держа книгу на коленях. Слова были забыты в обмен на наблюдение... Не за прекрасным просыпающимся горизонтом, а за Константином и Николаем. Они мирно спали, когда в комнате стало светлеть, голова Нико покоилась на сгибе руки Константина. У обоих были одинаковые выражения лиц. Они никогда еще не были так похожи. Дом. Это слово сидело у меня в голове, как луковица цветка, расцветая каждый раз, когда я видела своего сына и мужчину, которого любила. Дом, дом, дом. Наконец-то я дома. Глаза Константина распахнулись, темные радужки тут же впились в меня. На его лице появилась медленная сонная улыбка. — Как долго ты не спишь? — проворчал он, протирая глаза. Я прислонилась головой к стене, нежность согревала мою грудь, когда я смотрела на него. — Всего пару часов. — Ты меня не разбудила? — И рисковать нарушить мой покой? — Жестокая женщина. — Константин поднял голову и увидел Нико, спящего у него на руках. Все выражение его лица смягчилось, он смотрел на нашего сына с такой любовью и преданностью, что я вновь влюбилась в него в этот тихий момент. — У него слюнки текут. — Такое и раньше было. — Маленький дьяволенок. Кон поцеловал его в голову, прежде чем осторожно убрать руку. Нико не пошевелился, когда его отец встал с кровати, просто зарывшись в теплое пространство, оставшееся позади. — Ты не устала? Он подошел ко мне. Я вздернула подбородок, он посмотрел на меня сверху вниз, воздух покинул мои легкие, когда его присутствие нависло надо мной. Татуировки поблескивали в золотом свете, изображения ножей, шрамов и змей выглядели более угрожающе. Я прижалась поцелуем к его груди, прямо над головой змеи. Кон провел пальцами по моим волосам. — Давай выйдем на улицу, — тихо сказал он. — Там слишком холодно. — Я согрею тебя. Я вспомнила рассветы до того, как встретила Константина. Холод никогда меня не беспокоил, большую часть дней я его почти не ощущала. Теперь я чувствовала холод, чувствовала, как он пробирает до костей, когда роса таяла на лепестках в утреннем свете. Это забавно. Почти так же, как научиться любить, научиться больше заботиться о себе, также позволило мне почувствовать холод... и тепло. Я взяла протянутую ладонь Кона, сплетя свои пальцы с его. — Что значит «грязь»? — он поцеловал слово. — Липкая смесь, образовавшаяся в результате земли и дождя. Его глаза заблестели. — Не буквальное определение, lyubimaya — любимая. Что для тебя значит «грязь»? Слова Нико заплясали у меня в голове. Да, мама. Я счастлив. — Кое-что, что Нико сказал мне, когда мы играли на улице. — До того, как ты прошлась в грязи по всему дому? — Кон слабо улыбнулся. — Вы оба скоро заболеете. Я уже чувствовала, как у меня начинает болеть голова и забиваются носовые пазухи, но я не собиралась признаваться в этом. — С нами все будет хорошо. Он покачал головой, сдерживая смех, чтобы не разбудить нашего сына. Мы рискнули выйти наружу, стараясь не хлопать дверями и не производить слишком много шума. В доме было тихо, и только Бабушка бодрствовала. Она сидела на подоконнике у входной двери, охраняя нас, пока мы спали. Ее хвост раздраженно завилял, когда она увидела нас, но она не возражала, когда мы выскользнули за дверь. Трава хрустела под нашими ногами, когда Кон повел меня дальше в запутанную флору. — Куда ты меня ведешь? — Увидишь. Я вздохнула. — Я ненавижу сюрприз. Он только улыбнулся. В саду была спрятана старая теплица. Внутренняя часть давным-давно была занята садом, что делало невозможным открыть дверь и войти; мы с Даникой пытались несколько раз. Она порезалась о битое стекло, и мы сдались. Я заметила, что около теплицы было сразу же все скошено. Дверь была открыта, стекла на окнах заменены. — Что это? Константин прижал руку к моей спине, подталкивая вперед. — Взгляни. Солнечный свет пробивался сквозь стекла, освещая ряды столов и пустые горшки. К стенам были прислонены лейки и пакеты с землей, а также небольшая зона отдыха. Простой, но не скучный способ, подразумевающий, что оранжерея ждала, когда кто-нибудь придет и создаст жизнь в ее стенах. Слезы навернулись мне на глаза. — Константин... Рос только один цветок, горшок стоял посередине.