Я не думал, что она хотела, чтобы я услышал. Это слова, предназначенные только для нее самой, утешение и обещание. У Нико закончилась морковь, и он пошел, чтобы взять еще немного. — Пора спать, молодой мальчик. Сейчас три часа ночи, а у тебя завтра важный день. Его голова резко повернулась ко мне, за выражением его лица скрывалась истерика. Он посмотрел на Елену в поисках противоположного мнения. — Мама, я не хочу ложиться спать. Баз все еще голоден. — Баз сыт, малыш. Нико посмотрел на меня так, словно я был последним человеком в мире, от которого он хотел бы получать указания. Я бы еще больше обиделся, если бы мой сын так не смотрел на каждую авторитетную фигуру. — Я не хочу ложиться спать. — Ты сможешь увидеть лошадей завтра. Он взглянул на Елену. — Послушай своего отца. Заявление повисло в воздухе, прежде чем Нико драматично вздохнул и подошел к нам. Я был больше удивлен словами Елены, чем сыном. Вместо этого он сделал вид, что прощается с лошадьми и ясно дает понять, что не рад уезжать. Я отвез их домой, и машина наполнилась ликующим голосом Нико. Он настаивал, что не устал, пока его голова не коснулась подушки, и через несколько секунд он не заснул. Бабушка ушла от Антона и спала на туалетном столике Елены, словно знала, что мы ушли, и ждала нашего возвращения. Елена удивила меня, забравшись ночью в мою постель. — Ты не хотела спать с Нико? — пробормотал я ей в плечо. Она вытянулась рядом со мной. — Он большой мальчик. — затем она добавила: — Бабушка заняла мое место. Для меня нет места. Смех прокатился по нам обоим. Я прижался еще одним поцелуем к ее обнаженной коже. — Что ж, тебе здесь всегда рады. — Я в этом уверена, — пробормотала она, выгибая шею, когда мои поцелуи поднимались все выше и выше. — Ты слишком сильно наслаждаешься тем, что кошка вышвырнула меня из постели. — Напротив, Елена. — она ахнула, когда я захватил кусочек ее шеи в рот, нежно посасывая кожу. — Думаю, мне это достаточно нравится. Мы занимались медленной роскошной любовью на моих шелковых простынях. Каждый вдох вызывал эйфорию, каждое прикосновение вызывало привыкание. Наши крики были заглушены, а стоны подавлены, в попытках оставаться осторожными с тонкими стенами. Мы кончили вместе, как сплетение конечностей, возбужденные похотью и насытившиеся друг другом. Я мирно спал с Еленой в объятиях. Впервые за всю мою жизнь мои сны были забытыми, а покой глубоким. Меня поразило, что это была первая из многих ночей. Будут десятилетия, когда я буду засыпать с моей Еленой на руках и просыпаться утром от ее голоса. Хотя темная туча Татьяны все еще висела над нами, между нами были только счастье и любовь, только начало нашего будущего. *** Я слышал, как Елена и Роман ссорились на кухне из коридора. — Мама сердится? — спросил Нико. Он был одет в пижаму динозавра, наотрез отказавшись надевать брюки на завтрак. Однако он хотел принести на завтрак свои любимые палочки (которые он собирал снаружи и приносил в дом) и заставил меня нести те, которые были слишком тяжелыми. — Дяде Роману нравится будоражить твою маму. — Мешать? Ложкой? *Stir — с англ. имеет множество значений* Я рассмеялся. — Нет, доводить ее, чтобы разозлить. Николай кивнул. Когда мы добрались до кухни, Елена и Роман стояли по обе стороны стола, две армии столкнулись в битве. Дмитрий сидел между ними, выглядя крайне неловко. — ... перестань вести себя как придурок на пять минут. — говорила Елена. — У меня были более разумные разговоры с Бабушкой, а она кошка. Роман сердито фыркнул. — Если бы ты не была такой любопытной... — Ой! Я любопытная? Я? Какая ирония. — она со стуком поставила сироп на стол. — Это ты поднял эту тему. — Не испытывай меня сейчас, Елена. Я действительно не в настроении. В его голосе слышалось достаточно угрозы, чтобы я спокойно вмешался. — Не припоминаю, чтобы завтрак сопровождался шоу. Не хотите поделиться, почему вы ссоритесь, прежде чем я выпью свой кофе? Дмитрий никогда еще не выглядел таким счастливым, увидев меня. Елена резко повернула ко мне голову. Выражение ее лица смягчилось, как только она заметила Нико. — Доброе утро, малыш. Ты принес свои палочки вниз? — Ммм. — Нико поднял их. — Все, мама. — Даже с пятнашками? — Ага. — Нико протянул мне палку, которая действительно выглядела так, будто на ней были пятна. — Ты можешь увидеть? — Могу. Выглядит очень круто. Он довольно ухмыльнулся. Елена повернулась к Роману, мягкость исчезла. — Возьми себя в руки. — Веришь или нет, но ты не первый человек, который говорит мне это, — проворчал он. — Я верю в это, — отрезала она. Николаю она ласково сказала: — Иди и поешь фруктов, мой дикий мальчик. Там много груш — твоих любимых. Вскоре комната наполнилась нашей семьей, даже присоединился Антон. Мы протиснулись вокруг стола, обхватив друг друга руками и соприкоснувшись плечами. И все же никто не жаловался на нехватку места; это доказательство того, что наша семья росла. Я откинулся на спинку стула и спокойно наблюдал за тем, как продвигается трапеза. Боль образовалась в моей груди, когда семья занялась завтраком, делясь и смеясь, препираясь и поедая. Мой сын хихикал со своими двоюродными братьями и сёстрами об их забавном дяде Романе, девушка, которую я любил, слушала бессвязное бормотание Даники и ловила все, что Даника чуть не роняла. Даже Дмитрий был вовлечен в разговор с Роксаной и Артемом, они втроем возбужденно говорили о новом жеребенке. Когда я рос, у меня не было теплой еды в окружении тех, кого я любил. Каждый кусочек пищи был между настороженными взглядами и идеально произнесенными фразами. Мать и отец держали нас в заложниках, сражаясь друг с другом, а братья играли в игру, кололи меня вилками и ножами под столом. Уйдя с Артемом, я был особенно строг к еде. Мы завтракали вместе, каждый божий день. Даже если кто-то не мог прийти, или жизнь была слишком ужасна, чтобы даже подумать о том, чтобы сесть, мы ели вместе. Иногда ужин или обед, но в основном завтрак. Мы ели украденный хлеб на крышах зданий, наблюдая, как солнце поднимается над покрытым инеем городом, и говорили о наших планах и амбициях. Когда Татьяна присоединилась, а в конце концов Роксана и остальные, нам понадобился стол и более теплое место для трапез. Но иногда я скучал по тем утрам с Артемом, когда мы были мальчиками — в конце концов, это были первые трапезы, когда в меня не тыкали ножом и не доводили до безумия моей матерью. Елена встретилась со мной взглядом поверх голов всех присутствующих, изогнув брови. Я просто послал ей улыбку. Наше внимание переключилось, когда Даника заерзала на своем стуле, на ее лице ясно читался дискомфорт. Она выздоравливала и чувствовала себя достаточно хорошо, чтобы ходить, но я знал, что боль от пули все еще мучила ее — как и травма от того, кто это сделал. Я не позволял себе слишком долго размышлять об этом. Мысли о том, что Татьяна сделала с Даникой, было достаточно, приводя меня в яростное безумие. Она заплатит, успокоил я зверя внутри себя. Мы отомстим. — Ты в порядке, Дани? — спросила Елена, прищурив глаза. Даника заставила себя улыбнуться. На неопытный взгляд, улыбка маленького следователя была бы идеальной, но я знал, что она нарисовала ее на своем лице, скрывая эмоции, бушующие внутри.