Сильные руки обняли меня за спину, и Константин присел рядом со мной на корточки. Он убрал мои волосы с лица и большим пальцем смахнул слезы, стекавшие по щекам. — Что случилось, lyubimaya — любимая? Я вцепилась в его голос, как плот в шторм. — Татьяна. Его челюсти сжались, но прикосновение оставалось нежным. — Это только кровь Даники? Я кивнула. — Хорошо. Константин обхватил мой затылок ладонями. Повернувшись, он рявкнул приказы по-русски, изменив тон с заботливого, которым он разговаривал со мной, на тон короля, отдающего приказы. Время двигалось как в тумане, когда в комнату ворвался Вор. Всякий раз, когда кто-то пытался приблизиться к Данике, Роман наносил удар и кричал, чуть не разбивая коленную чашечку солдата. Его оттащили — дерущегося и кричащего, — чтобы кто-нибудь мог осторожно поднять Данику и уйти с ней. Константин прижал меня к себе, поддерживая мой вес больше, чем я хотела признать. Лица слились воедино, когда мы покинули ипподром, и голоса превратились в поток звуков. В следующий раз, когда я очнулась в момент просветления, я стояла в ванной. Константин мыл мне руки с мылом, его успокаивающий голос ласкал руки и шею. Мой малыш. Я хочу своего ребенка. Я не осознавала, что произнесла это вслух, пока он не ответил: — Я приведу Николая, когда ты будешь чистой. Моя голова стала слишком тяжелой, и я уронила ее ему на грудь. Его тепло окружило меня, когда он прижал меня к себе, гул его сердцебиения был единственной деталью, на которой я могла сосредоточиться. — Ты в порядке, Елена, — пробормотал он. — Даника. Его руки напряглись. — Она в операционной. Мои внутренности разрывались в агонии, сердце сжималось. Я чувствовала ее кровь на своих руках, слышала, как она кричит, что еще не готова умирать. — Я не могу этого вынести, — прошептала я. — Я не могу вынести всю эту боль. Константин прижался губами к моей макушке. — Ты можешь, и ты пройдёшь через это. Я не хотела этого. Я не хотела чувствовать себя так. Сделай так, чтобы это прекратилось, сделай так, чтобы это прекратилось. В моем мозгу всплыло новое слово. Отчаяние. Константин помог мне лечь в постель, завернув в одеяло. Он что-то прошептал мне, прежде чем исчезнуть. Когда он вернулся, Николай был с ним. — Запрыгивай в постель к своей маме, — говорил Константин. Нико подполз ко мне, глубоко зарываясь в мои ожидающие руки. Он спросил меня, что случилось, а затем рассказал о своем дне с Еввой. В конце концов, его голос затих, и комнату начало наполнять тихое сопение. Я прижала его к груди, как делала, когда он был младенцем, успокаивая его, чтобы он заснул, своим голосом и сердцебиением. — Засыпай, Елена, — сказал Константин. Он сидел в кресле у кровати, его глаза были темными, как тени. — Я буду охранять вас обоих. — Он так спал, когда был маленьким. — слова вырвались у меня сами по себе, будто мой второй пилот теперь руководил шоу. — На моей груди, его голова у моего сердца. Он не хотел устраиваться в кроватке или с няней. — Звучит мило. Голос Константина был странным. Почти... завидным. — Только мои руки... — мой голос становился все слабее и слабее. — Он будет спать только в моих объятиях. Прежде чем мой приговор закончился, я была поглощена страной кошмаров. Мне снился мой отец, склонившийся над окровавленным телом Даники. В руках он держал букет наперстянки, перевязанный черной лентой. Когда он посмотрел на меня, то улыбнулся, обнажив свой беззубый рот. Как мне тебя называть, дочка? Его слова были невнятной речью. Доктор Агостино или миссис Фальконе? 23 Елена Фальконе Я проснулась одна. Моей первой мыслью было: Николай меня не разбудил. За этим быстро последовало: Николай меня не разбудил. Мои глаза распахнулись, когда я вскочила на ноги. Комната была совершенно пуста, даже Бабушка не пряталась по углам. Я сразу поняла: это не моя комната. На прикроватном столике не было ни стопки книг, ни разбросанных по полу игрушечных тележек. Ни маленьких ботинок, ни грязных дорожек, ни ваз с полевыми цветами. Комната была чистой, опрятной, с единственным признаком персонализации: семейными фотографиями на стене и зеленым галстуком, свободно висящим над зеркалом в шкафу. Я находилась в комнате Константина. Рациональная часть меня утверждала, что мы уже знали этот факт. В конце концов, это Константин вымыл мои окровавленные руки прошлой ночью и присматривал за моим сыном, пока я спала — по крайней мере, так мне говорили мои воспоминания. Я и не подозревала, что мы были в его спальне, в его гнездышке. Я посмотрела на простыни, и разум внезапно наполнился образами Константина, растянувшегося на шелке, его обнаженной фигуры, разворачивающейся после долгого рабочего дня. Он закрывал глаза рукой, делая глубокий вдох, заставляя мышцы на груди напрягаться и расслабляться. Я могла бы услышать его глубокие стоны; представить руку, которую он возьмет, чтобы обхватить свой член.. Все мое тело пылало от смущения и желания. Я грезила наяву, как возбужденный подросток, у которого между матрасом и каркасом кровати был засунут пикантный журнал. Во избежании дальнейших блуждающих мыслей, я выскользнула из постели, завернулась в одеяло, как в огромную шаль, и отправилась на поиски сына. Моим первым инстинктом было не паниковать, но я быстро вышла из комнаты и направилась в коридор на его поиски. Это не заняло много времени. Смех Нико доносился из неофициального кабинета Константина. По его голосу не было похоже, что он был в беде или искал свою мать. Он казался... счастливым. Я заглянула в щель в двери. Оглядываясь назад, я жалею, что не потратила минуту на то, чтобы собраться с мыслями, прийти в себя после эмоциональной ночи накануне, потому что сцена, которая предстала передо мной, вызвала у меня новые слезы на глазах. Константин сидел за своим столом, Николай рядом с ним, их светлые головы блестели в лучах поднимающегося солнца. В то время как у Константина перед ним стоял ноутбук и лежали документы, у моего сына была книжка-раскраска и множество цветных карандашей. Сразу стало ясно, что Николай копировал все, что делал Константин, начиная с движений на кресле и заканчивая наклоном головы. Когда Кон потянулся за новой ручкой, Нико тянулся за новым карандашом. Когда Кон делал глоток чая, Нико залпом выпивал свой сок из коробки. Увидев их вместе вот так, таких расслабленных и счастливых, я не только поняла, насколько они похожи, но это напомнило мне, как много упустил Нико. Сколько утренних часов с его отцом я отняла у него? Сколько воспоминаний я украла у своего сына? Мою грудь болезненно сжало. Именно Бабушка раскрыла меня. Она громко мяукнула с того места, где устроилась на книжной полке, заставив обоих моих мальчиков поднять головы и заметить меня. — Мама! — Нико усмехнулся. — Доброе утро, мой дикий мальчик. Ты выспался? Я вошла в кабинет, пытаясь отмахнуться от пристального взгляда Константина. Он кивнул, глаза его загорелись. — Да. А ты? Я улыбнулась. Он повторил мой вопрос точно таким же тоном, каким я задала его ему. — Я тоже. Мне снились сны о тебе. Маленькая ложь, но я предпочла бы ее правде.