Я ощущала себя голой, беззащитной. Каждый сантиметр кожи был горячим; я горела. — Просто замолчи, Константин. Я пытаюсь дать малышу поспать. — Я уже согласился вести себя потише. И все же ты все еще здесь. Я все еще здесь. Я не могла уйти. Что-то глубоко внутри меня мешало мне выйти из кабинета, что-то мешало мне оставить Константина. Мои щеки вспыхнули, когда я произнесла: — Я ухожу. Потребовались все мои силы, чтобы развернуться и направиться обратно в свою спальню. Недостижимое, недостижимое, недостижимое. Я даже не успела дойти до коридора, как Константин толкнул меня к двери. Ручка больно впилась мне в спину, но весь мой дискомфорт был забыт, когда Константин приподнял мой подбородок, сжимая крепко, но не грубо. Его карие глаза пристально смотрели в мои, отчаянно пытаясь найти что-то в моих зеленых глубинах. — Отпусти меня, — процедила я сквозь зубы. Черты лица Константина потемнели. — Только не снова. — его большой палец протянулся, нежно лаская мою нижнюю губу. Я почувствовала, как прикосновение рикошетом пронзило все тело. — Что это за слово? — Я не понимаю, о чем ты говоришь. Он наклонился ближе, его запах заполнил мои легкие и мозг. — Слово на повторе у тебя в голове прямо сейчас. Я почти слышу его. — его губы прошлись по моему виску. — Может, если ты будешь вести себя тихо, я смогу понять. Я сглотнула. — Там нет ни слова. — Не будь нечестной, Елена. — Константин поднял одну из моих рук, нежно проведя пальцами по чернилам на моей коже. — Тоска, — прочитал он, — Предатель, измученный, лжец. Могу только представить, о чем они говорят. Я попыталась высвободиться из его хватки, но он не смягчился. — Я хотела заклеймить твое прозвище, — прошипела я, — Но было бы неуместно говорить это при детях. На его лице промелькнуло веселье. — Держу пари. Ни один из нас не двигался ни секунды, вдыхая друг друга. — Что это за слово, Елена? — еще раз спросил Константин тоном, в котором не было ничего недоброго. — Нет никакого слова. — я откинула голову назад, пытаясь освободиться от его хватки. — И, если бы было, что заставило бы тебя посвятить в это? Что-то темное и ужасное мелькнуло в глубине его глаз. Это выглядело как нечто среднее между гневом и завистью, предательством и жадностью. Мне пришлось повернуть голову. Увидев этот взгляд в его глазах, каждая клеточка моего тела вздрогнула. Константин отпустил меня, но не отступил. — Возможно, теперь моя очередь гадать. Я шагнула от него, рука скользнула за спину, открывая дверь. — Давай, — прошипела я, уже отступая в коридор. Его улыбка была слабой. — Недостижимое. Ничего не сказав, я повернулась и бросилась обратно в свою комнату. Прислонившись к закрытой двери, я прижала руку к бешено колотящемуся сердцу, и, заикаясь, сделала следующий вдох. Недостижимое, недостижимое, недостижимое. Сквозь красное дерево я могла бы поклясться, что услышала низкий и соблазнительный смех Константина. 14 Константин Тарханов Я проснулся с мыслями о своей матери. Вспоминать Екатерину Тарханову никогда не было приятно, сродни тому, чтобы сунуть руку в яму с гадюками. Она была напряженной женщиной, трудной женщиной. Из всех моих братьев я единственный, кто мог справиться с ней и остаться целым и невредимым. Это сделало меня ее любимицей и центром ее внимания. Я понятия не имел, почему я думаю о женщинах, пока не услышал голос Николая сквозь стены. — Мама, Мамаааа. Я потер лицо. Вероятно, именно поэтому я проснулся с мыслью о том странном и нездоровом существе, которое я называл своей матерью. На мгновение я прислушался. Я слышал голос Николая лучше, чем Елены, хотя его слова искажались детской речью. Судя по звукам, они болтали о завтраке, и Николай несколько раз обронил слово «блин». Я повернулся и посмотрел на часы. 5:06 утра. До завтрака оставалось несколько часов, о чем, вероятно, и говорила ему Елена. Они поговорили еще немного, пока я не услышал щелчок двери ее спальни. Я вскочил в одно мгновение. Елена не вздрогнула, когда я распахнул дверь, но Николай сделал это. Он схватил маму за колено и завопил: — Мама! — Это просто Константин, малыш. Она повернулась ко мне и остановилась. Ее глаза опустились на мою грудь, пробегая по обнаженной коже. Я спал в боксерских трусах на случай, если мне понадобится помешать ей сбежать ночью, но они не оставляли много места для воображения. Елена стала ярко-красной. Я чувствовал себя подростком, стоящим там полуголым. Я был доволен своей красотой и реакцией Елены на это. Приятно сознавать, что я мысль в ее голове, которая могла вызвать смущение и жар. В конце концов, Николая принесли не аисты. И именно он напомнил нам с Еленой, что мы не одни. — Не хлопай дверями, — сказал он мне, хотя я не хлопал ни одной дверью. Это было сказано точно так же, как сказала бы Елена, и это заставило меня поверить, что Николай больше насмехался над своей матерью, чем читал мне нотации. — Ты прав, — согласился я. — Мы не хлопаем дверьми. Елена закатила глаза. — Мы не уйдем, Константин. Ты можешь вернуться в постель. — она подняла пустые руки. — Видишь? Никакого багажа. — Похоже, что так. — Мы с мамой готовим блинчики. Николай запнулся на нескольких словах, но я понял суть. — Звучит восхитительно. — я ухмыльнулся Елене. — Позволь мне надеть штаны. Ее глаза чуть не вылезли из орбит, поняв, что я присоединюсь к ним, двоим. Николай ухмыльнулся и хлопнул в ладоши.