Ложь была настолько очевидной, что это мог быть другой предмет мебели. Константин остановился в метре от меня, засунув руки обратно в карманы. Он совсем забыл о своем телефонном звонке, когда его взгляд пробежал сверху вниз, его взгляд был таким напряженным, что казалось, будто его руки скользят вверх и вниз по моей коже. — Не беспокойся о безопасности Николая, Елена. С ним никогда не случится ничего плохого, и любой, кто пожелает ему зла, должен будет сначала пройти через меня. Такие милые преданные слова, но его тон обещал кровопролитие. Я хотела возразить, огрызнуться в ответ, но слова, казалось, подвели меня. Слова Константина проникли в мое сердце. — Я буду оберегать Николая, — сказала я, голос был мягче, чем раньше. Константин кивнул. — Я знаю, что ты будешь. Но я буду охранять вас обоих. Я буду охранять вас обоих. Я ощущала, как меня затягивает обратно, чувствовала то же самое очарование, которое испытывала почти три года назад. Мы с Константином были вплетены друг в друга так тесно, что невозможно понять, где началась я, а где заканчивался он. Сопротивляться ему было все равно, что пытаться развязать наши узелки... бесполезно. — Точно так же, как когда ты оберегал Роксану, когда Татьяна приставила пистолет к ее голове? — я спросила. — Или это похоже на то, как ты оберегал Антона, а он убил свою нерожденную сестру? — Все изменилось, Елена. — голос Константина был напряжен от сдержанности. — Я знаю. Вещи... и люди. Он на мгновение замолчал. — И люди. В этот момент я подняла глаза, встретившись с его пристальным взглядом. Наши глаза сплелись во взрыве фейерверка. Его чистая сила угрожала смыть все рациональные мысли, угрожала остановить биение моего сердца и перекачивание крови. Иногда я оплакивала тот факт, что Николай не унаследовал глаза своего отца. Я всегда была очарована коричневыми радужками, тем, как они становились золотыми днем и обсидиановыми в тени. Глаза Константина завораживали — я тут же пожалела, что заглянула в них. — Я извиняюсь за то, что был таким громким. Впредь, постараюсь быть более внимательным в будущем, Елена. Елена. Мое имя. То, как это сорвалось с его языка, должно быть незаконным. — Не называй меня так. — Не называть как? Он знал. Я прошипела: — Елена. — Я много раз называл тебя Еленой, — заметил он. — Ты не можешь говорить мне, что мое простое произнесение твоего имени беспокоит тебя. Он много раз называл меня Еленой, но никогда на... расстоянии. Он говорил: моя Елена, lyubimaya — любимая. Никогда только мое имя, и никогда с таким угрожающим дружелюбием, словно мы были двумя коллегами, пытающимися мириться друг с другом, пока не придет время уходить. — Просто... просто не называй меня так. — Ты бы предпочла, чтобы я вообще к тебе не обращался? Нет. — Да. Губы Константина дрогнули в легкой, тайной улыбке. — Не думаю, что это возможно. Николаю будет вредно видеть, что мы не ладим. Для него мы должны быть вежливыми... Елена. — Мы не останемся здесь достаточно долго, чтобы беспокоиться, — огрызнулась я. — Да, — ответил он. — Даже если вы в конечном итоге уйдете, как только угроза Татьяны исчезнет, могут пройти месяцы, годы, прежде чем это произойдет. Сегодня мы не ближе к тому, чтобы найти ее, чем три года назад. Я нахмурилась и спросила: — Что, черт возьми, ты имеешь в виду, что ты не близок к тому, чтобы найти ее? 13 Елена Фальконе Лицо Константина ничего не выражало. — Все так, как я сказал. Татьяне удалось скрываться в течение трех лет. Только после нападения на лабораторию мы точно знали, что она все еще активна. Вот какой тихой она была. Татьяна выполнила свою часть сделки. Я нет. Мой желудок болезненно скрутило. — Ничего не было... никаких намеков, что она собирает армию или пропавших женщин? — Ничего, — ответил Константин. — Но это не значит, что она ничего не предпринимает. Что бы ни задумала Татьяна, ей удалось сохранить это в секрете. Я подумала о вазе с зубами, которую она мне прислала, о ярко-фиолетовом наперстянке, который был явной угрозой. — Ты побледнела, — сказал он. — Где ты надеешься на другие новости? — Конечно. Я надеялся, что вы, мужчины, со всем вашим оружием и опытом, сможете найти одну одинокую женщину. — К сожалению, поиск одиноких женщин — это то, чему мы все еще учимся, — в голосе Константина звучал двойной смысл. — Где бы она ни была, можно с уверенностью предположить, что она не лишилась ее... амбиций. — Тогда почему она пришла за Николаем и мной? — я спросила. — Если она так хочет спрятаться. — Это вопрос, который я задавал себе. Почему Татьяна ждала три года? Почему она напугала меня, чтобы я нарушила свою часть соглашения? Почему она толкнула меня в объятия Константина? Я ненавидела быть сбитой с толку, ненавидела находиться в темноте. Мой мозг мучительно ломался над причинами и теориями, отчаянно пытаясь найти ответ. Мир без логики мне было трудно осмыслить и неудобно переносить, будто в моем сознании постоянно зудело, что я никогда не смогу почесаться. Слово «недостижимое» пульсировало во мне. Недостижимое, недостижимое, недостижимое. Рука Константина протянулась, поймав прядь моих распущенных волос. Он осторожно провел им по пальцам. — Что происходит в твоих мыслях? — его голос был тихим, мягким. — Не твое дело. Его улыбка была слабой, глаза не отрывались от пряди волос. — Ты не собираешься делиться? — Не стесняйся догадаться. Это вышло более задыхающимся, чем я предполагала. Его близость сбивала с толку, дезориентировала. — Догадаться? — светлые брови слегка приподнялись. — Не староваты ли мы для игр, Елена? Я прищурила глаза. — Я могла бы сказать тебе то же самое. — Действительно, ты могла бы. — его взгляд блуждал по мне, словно он пытался заглянуть сквозь мой череп в мозг. Он скрутил мои волосы между пальцами, как шелковую прядь, удерживая на месте. — Ты расстроена тем, что не знаешь, почему Татьяна решила показаться именно сейчас. Я вижу, как твой разум пытается найти ответ, но не находит. Я откинула голову назад, волосы болезненно вырывались из его хватки. — Нет. — Да, — ответил Константин.