Часть 27 из 85 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Елена Фальконе
Оказалось, избегать всех оказалось проще, чем я надеялась.
Когда все были внутри, мы с Николаем гонялись друг за другом по саду и качались на самых высоких ветвях. Когда все выходили наружу, мы пробирались на кухню и пировали объедками, как голодные еноты, роющиеся в мусоре. Когда дом снова начал заполняться людьми, я уводила Николая в единственное место, куда, как я знала, никто не пойдет: в библиотеку.
Мое самодовольство по поводу моего интеллекта длилось недолго. Как только я ступила на широкое открытое пространство, мой живот опустился до лодыжек.
Вся комната выглядела точно так же, ни одной перевернутой книги, ни одной запыленной лампы. Мой отпечаток в этом поместье не исчез, не уменьшился, вместо этого все выглядело так, словно я никогда не уходила.
Николай не заметил моей нерешительности и метнулся в комнату, его смех поднялся так высоко, что зазвенели книжные полки.
— Мама! Мама! Иди и найди меня!
Я побежала, когда мне на глаза попалась маленькая фигурка. В тени, под единственной золотой лампой, растянувшись на животе, читал ребенок.
— Антон?
Теперь, в пять лет, Антон был мертвой копией своего отца. Его чернильно-черные волосы были коротко подстрижены, непослушные пряди торчали из странных мест. Ярко-голубые глаза смотрели на меня из-под длинных темных ресниц и жемчужно-белой кожи. Под его глазами залегли огромные темно-фиолетовые синяки, из-за чего он выглядел намного старше своих лет.
Я присела на корточки, ощущая, как сердце сжимается в груди.
— Антон, как ты вырос.
Голос Антона был тихим.
— Привет, тетя Лена.
— Привет, Антон.
Он слабо улыбнулся.
Я указала на книгу.
— Хорошая книга?
— Да.
Из задней части библиотеки донесся громкий треск.
Я сразу же последовала за звуком, резко остановившись, обнаружив Николая, сидящего на стопке книг, все его тело тряслось от смеха.
— Николай Тарханов! — я стащила его с кучи. — Ты мог пораниться!
Я стряхнула пыль с его светлых локонов.
Антон подошел ко мне сзади, настороженно оглядывая новое пополнение в доме.
— Николай, познакомься с Антоном, Антон, познакомься с Николаем.
Два маленьких мальчика приняли друг друга. Николай ухмыльнулся и поздоровался, в то время как угрюмое лицо Антона не дрогнуло. Мой сын посмотрел на меня с вопросом в глазах.
— Антон сын Дмитрия. Ты знаешь Дмитрия, дикий мальчик.
— Баба?
— Да, тот, кто держал Бабушку. — я улыбнулась Антону. Он слушал с интересом, но на его лице ничего не отражалось. — Я знала Антона, когда он таким же, как и ты.
Антон потер щеки.
— Я собираюсь пойти и почитать.
Его голос был четким и официальным, если не сказать немного тихим. Он ушел, не сказав больше ни слова.
Мой сын не заметил странности в этой встрече. Вместо этого он попытался залезть обратно на стопку книг. Его отсутствие самосознания постоянно беспокоило меня, даже если я знала, что он унаследовал от меня свою более авантюрную сторону. Кого я могла винить, когда видела в себе точно такие же тенденции?
Мы с Нико нашли несколько книг, которые его заинтересовали, для сказок на ночь. Ему нравилось пробираться по полкам и рассматривать красивые картинки внутри некоторых романов. У него не было моей высокой оценки знаний и старых артефактов, но он не жаловался на то, как долго я просматривала. Он уже привык к этому.
Я думала, что наш план пропустить второй ужин удался, пока я не повернулась и не заметила Константина у открытого входа на полки.
Он стоял между книгами, засунув руки в карманы, и позади него горел свет. Когда он повернул голову, его светлые волосы поймали свет и засверкали, как золото, среди пыльной библиотеки.
— Пора ужинать, — сказал он.
Так вежливо, так официально. Я чуть не швырнула в него книгой.
— Мы с Николаем не голодны.
Николай потянул меня за ногу.
— Я голоден, мама.
Когда ему будет шестнадцать, и он попытается заставить меня солгать, чтобы уклониться от научного теста, я запомню это.
Константин улыбнулся.
— Ты голоден, Николай? Тогда спускайся вниз и поужинай.
Мой сын заковылял к Кону, но я поймала его за руку.
— Мы с Нико перекусим чего-нибудь попозже.
— Нет, нет. — Николай уставился на меня широко раскрытыми зелеными глазами и дрожащими губами. — Мама, я хочу есть.
Улыбка Константина сверкнула зубами. Он знал, что выиграл, и знал, что я проиграла.
В итоге мы отправились на ужин, даже если я провела большую часть трапезы, молясь, чтобы все закончилось.
Николай сидел в конце стола с Еввой, их обоих развлекали Даника и Роман. Всякий раз, когда Роман и Даника прекращали свое маленькое шоу, чтобы пререкаться, оба малыша начинали хихикать.
Меня, к сожалению, посадили на взрослую сторону стола. Где не было куриных наггетсов и приходилось есть ножом и вилкой. Константин сидел на своем обычном месте во главе стола, правя всеми нами. За все два часа, что мы просидели там, он ни разу не обратил на меня внимания. Я могла бы стать для него еще одним предметом мебели в столовой. Черт, наверное, так оно и было.
— Где Антон? — пробормотала я Роксане во время ужина.
Черты ее лица напряглись.
— Я попросила его присоединиться к нам, но он отказался.
— Как он себя чувствует?
Маленький угрюмый мальчик, которого я видела в библиотеке, не был тем очаровательным ребенком, которого я помнила.
Именно Дмитрий сказал:
— Он травмирован. Он убил свою сестру, а его мать-психопатка.
За столом воцарилась тишина. Больше ничего не было сказано на эту тему.
Я не оценила домашнюю обстановку, маленькое «Елена, передай картошку» или «Еще вина?» Прошло три года, три мучительных года, и все, казалось, были довольны тем, что вели себя так, будто этого никогда не было.
Однако не это вывело меня из себя. А Константин.
Мне не нравилось, когда меня игнорировали. Он знал это. Он знал, что молчаливое обращение действует мне на нервы.
Не позволяй ему добраться до тебя, сказал рациональный голос в моем сознании.
Было уже слишком поздно. Константин уже добрался до меня. Я чувствовала все его присутствие под кожей, в волосах и под ногтями. Всякий раз, когда он говорил, каждая клеточка моего тела, казалось, воспламенялась электричеством, и всякий раз, когда он передавал мне блюдо, легкие болезненно сжимались.
Я продолжала молиться, чтобы Николай что-нибудь пролил или заскучал, так, чтобы у меня появится предлог уйти. Дети, сказала бы я этим обеспокоенным, но облегченным голосом, унося малыша наружу. Что ты можешь сделать?
Вместо этого мой сын вел себя прилично. В тот единственный раз, когда мне было нужно, чтобы он доставил мне неприятности, он был слишком увлечен Романом, чтобы придумывать какие-либо планы. Я не могла найти в себе сил разозлиться, наблюдая за его сияющим лицом. Его глаза были широко раскрыты, когда Роман сложил салфетку в странную птичью форму, и его хихиканье было заразительным, когда Даника притворилась, что салфетка может летать.
Любовь, которую я испытывала к своему сыну, была такой яркой, такой болезненной и отрадной, что, если бы врач когда-нибудь вскрыл меня, он увидел бы имя Николая, написанное над клапанами и аортой моего сердца.
Мне было интересно, какие еще имена они найдут...
book-ads2