У меня засосало под ложечкой. На это я не рассчитывал. Обычно источник выбирает не тот, кто ставил задание. Я-то планировал выбрать жаровню, зная, что количество теплоты поможет сравнять невыгодные условия, в которые я сам себя поставил. Фентон ухмыльнулся, понимая, какое преимущество он получил. – Без источника! Я поморщился. Значит, в нашем распоряжении будет только тепло нашего собственного тела. А это сложно даже при самом лучшем раскладе, не говоря уже о том, что это несколько опасно. Все, мне не победить. Мало того что я лишусь первенства – я теперь никак не мог подать сигнал Совою, чтобы тот не ставил на кон мои последние две йоты. Я пытался перехватить его взгляд, но Совой уже тихо, но ожесточенно торговался с несколькими другими студентами. Мы с Фентоном разошлись и молча уселись на разных концах большого рабочего стола. Элкса Дал поставил перед каждым из нас по толстому свечному огарку. Задача была зажечь свечку противника, не дав ему сделать то же со своей. Для этого нужно было разделить разум на две части, и одной частью пытаться удержать алар, что твой кусок фитиля (или соломинка, если ты идиот) – единое целое с фитилем свечи, которую ты пытаешься зажечь. А потом извлечь из своего источника достаточно энергии, чтобы это произошло. В это время вторая часть твоего разума будет твердо верить в то, что кусок фитиля у твоего противника не имеет ничего общего с фитилем твоей свечи. Если вам кажется, что все это очень сложно, – поверьте мне, все это вдвое сложней, чем вам кажется. Хуже того, ни у кого из нас не было под рукой удобного источника энергии. А самого себя в качестве источника использовать надо с оглядкой. Твое тело не случайно имеет определенную температуру. И когда из него вытягивают теплоту, ему это не на пользу. Элкса Дал махнул рукой, и мы начали. Я тут же направил весь свой разум на защиту собственной свечи и принялся лихорадочно соображать. Победить я не мог никак. Не важно, насколько искусно ты фехтуешь – тебе все равно не победить, когда у противника клинок рамстонской стали, а ты выбрал в качестве оружия ивовый прутик. Я погрузился в «каменное сердце». А потом, по-прежнему полностью сосредоточенный на защите своей свечи, пробормотал связывание, объединившее его свечу с моей. Я протянул руку и опрокинул свою свечу набок, вынудив Фентона схватить свою свечу, пока та не упала и не укатилась. Я попытался стремительно воспользоваться тем, что он отвлекся, и зажечь его свечу. Я весь вложился в эту связь и почувствовал, как от правой руки, в которой я держал соломинку, к плечу расползается холод. Ничего не вышло. Его свеча осталась холодной и темной. Я заслонил ладонью фитиль своей свечи, чтобы Фентону ее было не видно. Это была мелочная уловка, практически бесполезная против искусного симпатиста, но единственной моей надеждой было так или иначе выбить его из колеи. – Эй, Фен, – сказал я, – а ты слыхал историю про лудильщика, тейлинца, крестьянскую дочку и маслобойку? Фен ничего не ответил. Его бледное лицо было напряженным и сосредоточенным. Я отказался от попыток его отвлечь. Фентон слишком хитер, чтобы дать себя сбить подобным образом. Кроме того, мне оказалось трудно поддерживать концентрацию, необходимую для того, чтобы защитить свою свечку. Я еще глубже погрузился в «каменное сердце» и забыл обо всем на свете, кроме двух свечек, куска фитиля и соломинки. Минуту спустя я покрылся липким холодным потом. Я вздрогнул. Фентон это увидел и улыбнулся мне бескровными губами. Я удвоил усилия, но его свечка игнорировала все мои попытки ее зажечь. Прошло пять минут. Весь класс молчал как каменные изваяния. Большинство поединков длилось минуту-две, быстро обнаруживалось, что кто-то из противников хитрее или обладает более сильной волей. Теперь обе руки у меня заледенели. Я увидел, как на шее у Фентона судорожно дергается мышца, словно бок лошади, пытающейся согнать кусачую муху. Его поза сделалась напряженной – он сдерживал дрожь. От фитиля моей свечи потянулась струйка дыма. Я упорствовал. Я чувствовал, что мое дыхание с шипением вырывается сквозь стиснутые зубы, что губы у меня растянуты в зверином оскале. Фентон как будто ничего не замечал, взгляд у него сделался стеклянный и несфокусированный. Я снова вздрогнул, так сильно, что чуть было не упустил из виду дрожь его руки. А потом голова Фентона начала медленно клониться к столу. Веки у него закрылись. Я стиснул зубы – и был вознагражден, увидев дымок, закурившийся над фитилем его свечи. Фентон деревянно повернул голову, посмотрел, но вместо того чтобы собраться и дать отпор, медленно, тяжко махнул рукой и уронил голову на сгиб локтя. Он не поднял головы, когда свечка возле его локтя робко ожила и вспыхнула. Послышались разрозненные аплодисменты, смешанные с изумленными возгласами. Кто-то хлопнул меня по спине: – Ну надо же! Гляди-ка, вырубился! – Нет, – хрипло ответил я и потянулся через стол. Негнущимися пальцами я разжал кулак, сжимавший кусок фитиля, и увидел кровь на ладони. – Магистр Дал! – сказал я так быстро, как только мог выговорить. – У него переохлаждение! Говоря, я заметил, какие холодные губы у меня самого. Но Дал уже и сам подоспел с одеялом. Он закутал Фентона. – Эй, вы! – он указал на первого попавшегося студента. – Приведите кого-нибудь из медики. Живо! Студент убежал. – Дурачье… Магистр Дал пробормотал связывание для теплоты и посмотрел на меня: – А вы бы походили! Вы выглядите не намного лучше его. Больше поединков в тот день не было. Остальные студенты смотрели, как Фентон мало-помалу приходит в себя благодаря хлопотам Элксы Дала. К тому времени как из медики подоспел эль-те постарше, Фентон отогрелся достаточно, чтобы начать отчаянно дрожать. Его завернули в теплые одеяла, принялись аккуратно отогревать симпатией, и через четверть часа Фентон наконец смог выпить горячего, хотя руки у него по-прежнему тряслись. К тому времени как суматоха улеглась, был уже почти третий колокол. Магистр Дал сумел рассадить студентов по местам и заставить угомониться достаточно, чтобы сказать им несколько слов. – Сегодня мы с вами видели хрестоматийный пример лихорадки связывателя. Тело – вещь тонкая, и быстрое снижение температуры на несколько градусов может вывести из строя всю систему. В легких случаях дело ограничивается простым ознобом. Но в более тяжелых случаях дело может дойти до шока и серьезного переохлаждения. Дал огляделся: – Может мне кто-нибудь сказать, в чем была ошибка Фентона? Сначала все молчали, потом один человек поднял руку. – Да, Браэ? – Он использовал кровь. Когда теплота уходит из крови, тело остывает как единое целое. Это не всегда к лучшему, потому что конечности способны вынести куда более сильное охлаждение, чем внутренние органы. – А зачем же тогда кому-то использовать кровь? – Она отдает тепло быстрее, чем плоть. – Сколько градусов он мог вытянуть без вреда для себя? – Дал обвел комнату взглядом. – Два градуса? – предположил кто-то. – Полтора! – поправил Дал и написал на доске несколько уравнений, чтобы продемонстрировать, сколько теплоты это даст. – А как вы думаете, сколько он вытянул на самом деле, при тех симптомах, что у него имелись? Повисло молчание. Наконец Совой сказал: – Градусов восемь-девять. – Отлично! – нехотя сказал Дал. – Хорошо, что хоть кто-то из вас что-то читал. Его лицо посуровело. – Симпатия не для слабых духом, но и не для тех, кто чересчур самоуверен. Если бы не мы, которые смогли оказать Фентону необходимую помощь, он бы тихо погрузился в сон и умер. Он выдержал паузу, чтобы до всех дошло. – Лучше честно отдавать себе отчет в пределах своих возможностей, чем переоценить их и потерять контроль над ситуацией. Пробил третий колокол, в классе сделалось шумно, студенты встали, собираясь уходить. Магистр Дал повысил голос, перекрывая шум: – Э-лир Квоут, вы не могли бы задержаться на минутку? Я поморщился. Совой прошел у меня за спиной, хлопнул меня по плечу и шепнул: – Все нормально! Я не мог понять, то ли он имеет в виду мой выигрыш, то ли желает мне удачи. Когда все разошлись, Дал обернулся и положил тряпку, которой стирал с доски. – Ну что? – непринужденно поинтересовался он. – Какие были ставки? Я не удивился, что он знает про пари. – Одиннадцать к одному, – сознался я. Я заработал двадцать две йоты. Чуть больше двух талантов. И наличие этих денег в кармане очень меня грело. Он посмотрел на меня задумчиво: – Как вы себя чувствуете? Под конец вы и сами были несколько бледны. – Ну да, продрог малость, – соврал я. На самом деле, в суматохе, которая поднялась после того, как Фентон потерял сознание, я выскользнул из класса и провел несколько ужасных минут в дальнем коридоре. Дрожь, больше похожая на судороги, била меня так сильно, что я с трудом стоял на ногах. По счастью, никто не видел, как я дрожал в коридоре, стиснув зубы так сильно, что я боялся, как бы они не сломались. Но на меня никто не наткнулся. Репутация моя не пострадала. Дал смерил меня взглядом, говорившим о том, что он, возможно, догадывается, как все обстояло на самом деле. – Идите сюда, – он махнул в сторону одной из жаровен, которые по-прежнему горели, – погреться вам не повредит. Я не стал спорить. Я протянул руки к огню и почувствовал себя немного лучше. Я только теперь осознал, как я устал. Глаза у меня щипало от недосыпа. Тело отяжелело, как будто кости были свинцовые. Я вздохнул, нехотя опустил руки и открыл глаза. Дал пристально глядел мне в лицо.