– Это была бы занимательная история, однако это была бы неправда. А правда такова. Я три года оплакивал своих родителей, и боль постепенно притупилась. – Квоут примирительно махнул рукой и скупо улыбнулся. – Я не стану вам лгать. Бывали времена, глубокой ночью, когда я лежал на своей узкой койке в «конюшнях» без сна, отчаянно одинокий, времена, когда я давился скорбью, такой бесконечной и пустой, что мне казалось, будто она меня задушит. Бывали времена, когда я видел мать, держащую ребенка, или отца, смеющегося вместе с сыном, и во мне вспыхивал гнев, жаркий и яростный, вместе с воспоминаниями о крови и вони паленого волоса. Квоут пожал плечами. – Но моя жизнь не сводилась к мести. Мне предстояло иметь дело с препятствиями, более чем реальными. Нищета. Низкое происхождение. И враги, которых я нажил себе в университете, были для меня куда опаснее чандриан. Он жестом велел Хронисту снова взяться за перо. – Но, несмотря на все это, все равно видно, что даже самая сказочная история все же содержит обрывки истины: ведь я и в самом деле нашел нечто вроде безумного лесного отшельника! Квоут улыбнулся. – И я действительно был твердо намерен выучить имя ветра. Глава 46 Ветер, вечно переменчивый Отыскать Элодина оказалось не так-то просто. У него был свой кабинет в «Пустотах», но он, похоже, никогда там не появлялся. Зайдя в «журналы и списки», я выяснил, что предмет он преподает только один: «невероятное счисление». Однако это никак не помогло мне его выследить: если верить расписанию, время занятий было «сейчас», а место – «всюду». В конце концов, я чисто случайно заметил его на другом конце многолюдного двора. Элодин был в черной магистерской мантии, что случалось не так уж часто. Я шел в медику на наблюдения, однако решил, что уж лучше я опоздаю на занятия, чем упущу случай поговорить с ним. К тому времени, как я пробился сквозь полуденную толпу и догнал Элодина, мы с ним оказались на северном конце университетской территории, на широкой проселочной дороге, ведущей в лес. – Магистр Элодин! – сказал я, бегом догоняя его. – Я надеялся с вами поговорить… – Что за жалкая, убогая надежда! – сказал он, не замедляя шага и не глядя в мою сторону. – Цельтесь выше! Молодой человек должен пылать высокими стремлениями! – Хорошо: я надеялся учиться именам, – сказал я, шагая в ногу с ним. – Перелет, – сообщил он будничным тоном. – Попробуйте еще раз. Где-то посередине. Проселок свернул, и университетские здания скрылись за деревьями. – Я надеюсь, что вы возьмете меня в ученики, – попробовал я еще раз. – И научите тому, чему сочтете нужным. Элодин вдруг резко остановился и развернулся в мою сторону. – Ладно, – сказал он. – Ступайте, принесите мне три сосновых шишки. Вот такой величины, – он показал большим и указательным пальцами, – и чтоб все чешуйки были целы. Он уселся прямо посреди дороги и помахал рукой: – Давайте, давайте! Живей! Я бросился в лес. На то, чтобы найти три сосновых шишки требуемого свойства, у меня ушло минут пять. К тому времени как я вернулся на дорогу, я был весь растрепанный и исцарапанный. Элодина нигде не было. Я тупо огляделся по сторонам, потом выругался, бросил шишки и кинулся бежать по дороге на север. Догнал я его довольно быстро: он просто брел по дороге, глазея на лес. – Ну, и чему вы научились? – спросил Элодин. – Вы хотите, чтобы вас оставили в покое? – Умница! Он театрально раскинул руки и провозгласил: – Се, ученье завершено! Э-лир Квоут усвоил мои многомудрые наставления! Я вздохнул. Если уйти сейчас, я еще успею на занятия в медике, но в глубине души я подозревал, что это своего рода испытание. Может быть, Элодин просто хочет удостовериться, что я неподдельно заинтересован в этом, прежде чем взять меня в ученики. В сказках так оно обычно и бывает: юноша должен доказать лесному отшельнику свою решимость, прежде чем тот примет его к себе под крылышко. – Не ответите ли вы на несколько вопросов? – сказал я. – Ладно, – сказал Элодин и поднял руку с загнутыми большим пальцем и мизинцем. – На три вопроса. Если обещаете после этого оставить меня в покое. Я немного поразмыслил. – Почему вы не хотите меня учить? – Потому что из эдема руэ ученики выходят на редкость скверные, – резко ответил он. – Зубрить наизусть они горазды, но обучение именам требует такого уровня самоотдачи, на какую плут вроде вас обычно не способен. Меня охватила такая ярость, что я в самом деле почувствовал, как кровь бросилась мне в лицо. И даже грудь и руки у меня вспыхнули. И волоски на руках встали дыбом. Я перевел дух. – Я весьма сожалею, что ваш опыт общения с руэ оставляет желать лучшего, – сдержанно ответил я. – Разрешите вас заверить, что… – О боги! – с отвращением вздохнул Элодин. – Он еще и подлиза! Вам просто недостает внутреннего стержня и прочности тестикул, необходимых для того, чтобы у меня учиться. В душе у меня вскипела горячая отповедь. Но я прикусил язык. Он нарочно пытается меня поддеть! – Вы сказали неправду, – заметил я. – Почему вы не хотите меня учить? – Да по той же причине, почему не хочу завести щенка! – заорал Элодин, размахивая руками, точно мужик, гоняющий ворон с поля. – Потому что вы ростом не вышли, чтобы учиться именам! Потому что глаза у вас слишком зеленые! Потому что у вас нет нужного числа пальцев! Сперва подрастите и обзаведитесь нормальными глазами, а тогда уж приходите! Мы некоторое время смотрели друг на друга. Наконец он пожал плечами и пошел дальше. – Ладно. Сейчас покажу почему. Мы шли по дороге на север. Элодин шагал широко, подбирая камушки и закидывая их в лес. Он подпрыгивал, срывал листья с нависших над дорогой веток, и его магистерская мантия по-дурацки трепыхалась. В какой-то момент он остановился и застыл неподвижно почти на полчаса, пристально глядя на папоротник, медленно колышущийся на ветру. Но я крепко держал язык за зубами. Я не спрашивал ни «куда мы идем», ни «на что вы смотрите». Я знал сто историй про юношей, которые растратили вопросы или желания впустую, оттого что ляпнули что-то не вовремя. У меня осталось два вопроса, и я был намерен задать их по делу. В конце концов лес кончился, и проселок превратился в дорожку, ведущую через просторную лужайку к огромной усадьбе. Дом был больше артефактной, с изысканными очертаниями, красной черепичной крышей, высокими окнами, арочными дверными проемами и колоннами. Там были фонтаны, клумбы, зеленые изгороди… Но что-то было не так. Чем ближе мы подходили к воротам, тем сильнее я сомневался, что это усадьба какого-то аристократа. Может быть, дело было в том, как выглядели сады, или в том, что кованая ограда была почти десять футов в высоту и, на мой наметанный воровской взгляд, перелезть через нее было невозможно. Двое людей с серьезным взглядом отворили нам ворота, и мы пошли по дорожке к парадному входу. Элодин посмотрел на меня: – Ты уже слышал про Гавань? Я покачал головой. – У нее есть и другие названия: Кладовка, Череповка… Университетский сумасшедший дом. – Какая же она огромная! Но как… Я остановился, так и не задав вопроса. Элодин ухмыльнулся, зная, что едва не застал меня врасплох. – Джереми, – окликнул он высокого, плечистого человека, стоявшего у дверей, – сколько у нас сейчас постояльцев? – В регистратуре должны знать, сэр, – неловко ответил тот. – Ну а так, навскидку? – спросил Элодин. – Тут же все свои! Человек пожал плечами: – Триста двадцать? Триста пятьдесят? Элодин постучал костяшкой по массивной деревянной двери, и Джереми кинулся ее отпирать. – Ну а сколько еще поместится, если вдруг нужда возникнет? – Человек сто пятьдесят – запросто, – ответил Джереми, не без труда отворяя тяжелую дверь. – А если очень понадобится, то и больше, думаю. – Видел, Квоут? – Элодин подмигнул мне. – Мы готовы!