– Вот, еще одна идиома! – проворчал Вилем. – У вас в языке все же масса бессмыслиц. Вообще не представляю, как вы друг друга понимаете. Что значит – «все путем?» Каким еще путем? И он покачал головой. – В Тинуэ, наверное! – ухмыльнулся я. – Туан вольген окет ама! – сказал я, употребив одну из своих любимых сиарских идиом. Это значит «не дай этому свести себя с ума», но буквально переводится «не тыкай себя из-за этого ложкой в глаз». Мы ушли из того двора и некоторое время бесцельно бродили по универу. Вилем показал мне еще несколько интересных мест, в том числе ряд хороших кабаков, алхимический комплекс, сильдийскую прачечную, а также бордели, легальные и нелегальные. Мы миновали безликие каменные стены архивов, мастерскую медника, переплетчика, аптеку… И тут меня осенило: – Слушай, а ты в травах разбираешься? Он покачал головой: – В химии в основном, и еще иногда вожжаюсь с Куклой в архивах… – Вожусь, – поправил я. – «Вожжаться» – это не совсем то. А кто такая Кукла? – Кто такой, – поправил Вилем. Он помолчал. – Это трудно объяснить… – И отмахнулся от вопроса. – Я тебя потом познакомлю. А что тебе надо знать о травах? – Да ничего на самом деле. Слушай, сделай доброе дело, а? Он кивнул, и я указал на ближайшую аптеку: – Сходи, купи мне два скрупула налрута! – Я протянул ему два железных драба. – Этого должно хватить. – А почему я? – с опаской спросил Вилем. – Да потому что я не хочу, чтобы этот дядька пялился на меня так, будто хочет сказать «Ты еще слишком молод!» – я нахмурился. – Не хочу сегодня еще и с этим разбираться. К тому времени как Вилем вернулся, я буквально приплясывал от нетерпения. – Он был занят, – пояснил Вилем, видя нетерпение у меня на лице. Он протянул мне бумажку со снадобьем и звенящую сдачу. – А что это? – Да от живота, – сказал я. – Что-то мне завтрак на пользу не пошел, неохота сблевануть прямо посреди экзекуции. Я купил нам сидру в ближайшей пивной и запил налрут сидром, стараясь не морщиться от горького, мучнистого вкуса. Вскоре колокол на башне пробил полдень. – Ну, мне пора на занятия. – Вилем постарался сказать это небрежным тоном, но вышло довольно сдавленно. Он посмотрел на меня, ему явно было неловко, смуглое лицо побледнело. – Я не люблю крови. – Он криво улыбнулся. – Моей крови… крови друга… – Я рассчитываю, что крови особо не будет, – сказал я. – Но ты не беспокойся. Ты помог мне пережить самое страшное: ожидание. Спасибо тебе! Мы расстались. Я ощутил приступ вины. Вил со мной знаком меньше трех дней, а все-таки отказался от своих планов ради того, чтобы мне помочь. А ведь мог бы пойти легким путем и тоже, как многие другие, невзлюбить меня за то, что я так быстро угодил в арканум. Но нет: он выполнил долг друга, помог мне пережить неприятные часы, а я отплатил ему ложью. Направляясь к столбу, я ощущал, как давят на меня взгляды толпы. Сколько их было? Две сотни? Три? По достижении определенной численности количество людей перестает иметь значение, остается только безликая людская масса. Сценическая выучка помогала мне не робеть под взглядами. Я ровным шагом направлялся к столбу среди моря шелестящих голосов. Я не старался держаться гордо, понимая, что это может настроить их против меня. Однако же и виноватого из себя не строил. Я держался хорошо, как учил меня отец, не проявляя ни страха, ни раскаяния. По дороге я чувствовал, как на меня начинает неотвратимо действовать налрут. Я чувствовал себя вполне бодро, но все вокруг сделалось почти болезненно ярким. Когда я вышел на середину двора, время, казалось, замедлило ход. Ступая по булыжникам мостовой, я наблюдал за маленькими фонтанчиками пыли, вздымающимися из-под ног. Я почувствовал, как порыв ветра приподнял край моего плаща и пробрался внутрь, холодя вспотевшую спину между лопаток. На миг мне показалось, будто я, при желании, мог бы пересчитать все лица в толпе, как цветы на лугу. Никого из магистров я в толпе не увидел, кроме Хемме. Он стоял возле столба и выглядел таким самодовольным, что сделался похож на свинью. Он скрестил руки на груди, рукава его черной магистерской мантии свободно свисали по бокам. Он перехватил мой взгляд, и его губы скривились в усмешечке, которая, как я понял, была адресована мне. Я твердо решил, что скорей язык себе откушу, чем доставлю ему удовольствие видеть меня испуганным или хотя бы встревоженным. Вместо этого я улыбнулся ему широкой, уверенной улыбкой и тотчас отвернулся, как будто он меня нимало не заботит. И вот я очутился у столба. Я слышал, как кто-то что-то читает, но слова сливались в невнятный гул. Я сбросил плащ, перекинул его через край каменной скамьи, стоявшей у подножия столба, и принялся расстегивать рубашку, так непринужденно, словно купаться собрался. Кто-то перехватил мою руку. Человек, зачитывавший приговор, улыбнулся мне, видимо, пытаясь меня подбодрить. – Рубашку снимать не обязательно, – сказал он мне. – В ней будет не так больно. – Не стану же я портить хорошую рубашку! – возразил я. Он посмотрел на меня странно, потом пожал плечами и пропустил веревку в железное кольцо у нас над головой. – Давай сюда руки. Я посмотрел ему в глаза: – Не беспокойтесь, я не сбегу. – Да это чтоб ты не упал, если сознание потеряешь! Я хмуро посмотрел на него. – Вот если я сознание потеряю, тогда делайте что хотите, – твердо ответил я. – А до тех пор я себя связывать не дам. Видимо, что-то в моем тоне остановило его. Он не стал больше спорить. Я взобрался на каменную скамью возле столба и ухватился за железное кольцо. Я крепко стиснул его обеими руками. Кольцо было гладкое и прохладное, его прикосновение почему-то успокаивало. Я сосредоточился на нем и погрузился в «каменное сердце». Я услышал, как люди расступились в стороны от подножия столба. Потом толпа притихла, и слышалось лишь посвистывание и пощелкивание разворачиваемого кнута. Хорошо, что одинарным будут сечь! В Тарбеане я видел, в какое кровавое месиво превращает спину плеть-шестихвостка. Потом вдруг воцарилась тишина. И прежде чем я успел собраться, раздался более резкий шелчок кнута. И я почувствовал, как через мою спину пролегла тускло-багровая огненная линия. Я стиснул зубы. Но, однако же, было не так больно, как я рассчитывал. Несмотря на все принятые мною меры предосторожности, я думал, что боль будет резче и острее. За первым ударом последовал второй. Второй щелчок был звонче, и отдался скорее в теле, чем в ушах. Я почувствовал, как в спине что-то подалось. Я задержал дыхание, понимая, что мне рассекли кожу, и у меня течет кровь. На миг взгляд заволокло красным, и я привалился к корявому, просмоленному столбу. Третий удар обрушился на меня прежде, чем я успел к нему приготовиться. Кнут зацепил левое плечо, и рассек всю спину до левого бедра. Я скрипнул зубами, не желая издавать ни звука. Глаз я не закрывал, на миг поле зрения по краям почернело, а потом все снова сделалось четким и ярким. Потом я, не обращая внимания на жгучую боль в спине, встал на скамью и оторвал стиснутые пальцы от железного кольца. Какой-то молодой человек бросился ко мне, словно собираясь меня подхватить. Я бросил на него уничтожающий взгляд, он отступил. Я взял свою рубашку, плащ, аккуратно перекинул их через руку и удалился со двора, не обращая внимания на примолкшую толпу. Глава 42 Бескровный – Ну да, могло быть и хуже, это точно. Магистр Арвил обошел вокруг меня, его круглое лицо было серьезным. – Я надеялся, что будут просто рубцы. Но мне следовало бы знать, что с вашей кожей на это рассчитывать не стоит. Я сидел на краю длинного стола в недрах медики. Арвил бережно прощупывал мою спину, не переставая рассуждать: – Но, как я говорил, могло быть и хуже. Кожа рассечена в двух местах, и раны просто отличные. Чистые, неглубокие и ровные. Если будете все делать, как я скажу, на вас ничего не останется, кроме гладких серебристых шрамов – будете хвастаться дамам, какой вы мужественный. Он остановился напротив меня и с энтузиазмом вскинул белые брови над круглыми стеклами очков. – Да? Выражение его лица поневоле заставило меня улыбнуться. Он обернулся к молодому человеку, стоящему у двери: – Ступайте, приведите следующего ре-лара по списку. Скажите только, чтобы захватил то, что нужно, чтобы зашить ровную, неглубокую резаную рану. Парень повернулся и ушел, его шаги затихли в отдалении. – Вы станете прекрасным учебным материалом для кого-то из моих ре-ларов, – жизнерадостно сообщил Арвил. – Рана хорошая, ровная, вероятность осложнений невелика, вот только шить будет сложновато. – Он потыкал меня в грудь морщинистым пальцем, поцокал языком. – Одни кости, да немного шкурки! Когда есть хоть сколько-то мяса, работать куда проще. Ну что ж! – он пожал плечами, вскинув их чуть ли не к ушам. – Условия не всегда бывают идеальными. Молодому лекарю очень важно это усвоить. И посмотрел на меня, как будто ожидая ответа. Я кивнул с серьезным видом. Его это, похоже, удовлетворило, он снова сощурился и заулыбался. Повернувшись, он отворил стоящий у стены шкафчик. – Сейчас, секундочку, я уйму боль, а то у вас небось вся спина горит… Он рылся на полках, позвякивая пузырьками. – Да ничего, магистр Арвил, все в порядке! – мужественно ответил я. – Можете зашивать прямо так. У меня в крови плавало два скрупула налрута, и я понимал, что мешать это с другими обезболивающими лучше не надо.