– Это, пожалуй, подпадает под неосторожное использование симпатии, – невозмутимо вставил Лоррен. – Предлагаете ли вы снять оба предыдущих обвинения и заменить их неосторожным использованием симпатии? – осведомился ректор, пытаясь сохранить видимость официального заседания. – Да! – сказал Арвил, по-прежнему свирепо глядя на Хемме сквозь очки. – Все за? – спросил ректор. Все хором ответили «да», кроме Хемме. – Кто против? Хемме промолчал. – Магистр архивов, какое наказание полагается за неосторожное использование симпатии? – При наличии пострадавших студент, виновный в неосторожном использовании симпатии, подвергается порке одинарным кнутом по спине, не более семи ударов. Интересно, что за книгу цитирует магистр Лоррен? – Требуемое количество ударов? Хемме обвел взглядом лица магистров и понял, что ситуация обернулась не в его пользу. – У меня вся нога по колено в волдырях! – проскрежетал он. – Три удара! Ректор откашлялся. – Кто-нибудь из магистров против такого наказания? – Да! – в один голос ответили Элкса Дал и Килвин. – Кто желает отменить наказание, поднимите руки! Элкса Дал, Килвин и Арвил подняли руки сразу, вслед за ними поднял руку ректор. Мандраг руки не поднял, как и Лоррен, Брандер и Хемме. Элодин жизнерадостно улыбнулся мне, но руки не поднял. Я мысленно пнул себя за давешний визит в архивы и дурное впечатление, которое я произвел на Лоррена. Если бы не это, он бы, может, и склонил дело в мою пользу… – Четыре с половиной за то, чтобы отменить наказание, – сказал ректор после паузы. – Наказание остается в силе: три удара кнутом. Наказание надлежит отбыть завтра, третьего кейтелина, в полдень. Поскольку я надежно укрылся в «каменном сердце», я не испытал ничего, кроме легкого научного интереса: каково это, когда тебя прилюдно порют кнутом. Все магистры явно уже готовились встать и уйти, но прежде, чем собрание было закрыто, я сказал: – Господин ректор! Он набрал воздуха и с шумом выдохнул: – Ну? – Во время приемных экзаменов вы сказали, что меня непременно примут в арканум, как только я сумею доказать, что овладел основными принципами симпатии. – Я процитировал его практически слово в слово. – Можно ли считать это доказательством? Хемме и ректор одновременно открыли рот, чтобы что-то сказать. Хемме высказался громче: – Нет, ну что за наглый щенок! – Хемме! – рявкнул ректор. И обернулся ко мне. – Боюсь, доказательство владения принципами симпатии предполагает нечто большее, чем простенькое симпатическое связывание. – Двойное связывание! – ворчливо уточнил Килвин. Тут заговорил Элодин – похоже, застав врасплох всех, кто сидел за столом. – Я знаю студентов, числящихся членами арканума, которые бы, однако, затруднились выполнить двойное связывание, не говоря уж о том, чтобы извлечь достаточно энергии, чтобы у человека «вся нога по колено была в волдырях». Я и забыл, как звонкий голос Элодина ухитряется резонировать у тебя в грудной клетке. Он снова жизнерадостно улыбнулся мне. Все погрузились в молчаливую задумчивость. – И то верно, – признал Элкса Дал, пристально взглянув на меня. Ректор добрую минуту глядел в пустой стол. Потом пожал плечами, поднял взгляд и улыбнулся на удивление беспечной улыбкой. – Кто согласен признать неосторожное использование симпатии новопоступившим студентом Квоутом за доказательство того, что он овладел основными принципами симпатии, поднимите руки! Килвин и Элкса Дал подняли руки одновременно. Арвил присоединился к ним немного погодя. Элодин помахал рукой. Ректор, помедлив, тоже поднял руку и сказал: – Пять с половиной голосов за то, чтобы принять Квоута в арканум. Решение принято. Заседание окончено. И оборони нас Тейлу, всех дураков и детей! Последнюю фразу он произнес совсем тихо, уткнувшись лбом в основание ладони. Хемме вихрем вылетел из зала, Брандер – следом. Когда они выходили за дверь, я услышал, как Брандер спросил: – А разве на вас не было грама? – Не было, не было! – огрызнулся Хемме. – И нечего со мной так разговаривать, как будто я сам виноват! С тем же успехом можно обвинять человека, которого пырнули ножом в переулке, что на нем не было доспеха! – Ну, все-таки следует принимать необходимые меры предосторожности, – примирительно возразил Брандер. – Вы же не хуже моего знаете, что… Дальше их голоса стихли за захлопнувшейся дверью. Килвин встал и повел плечами, потягиваясь. Посмотрел в мою сторону, с задумчивым видом поскреб обеими руками лохматую бороду и подошел ко мне. – Э-лир Квоут, вы уже изучали сигалдри? Я уставился на него: – Это, в смысле, руны, сэр? Боюсь, что нет. Килвин задумчиво пропустил бороду сквозь пальцы. – Ну, не трудитесь ходить на основы артефакции, куда вы записались. Приходите вместо этого прямо ко мне в мастерскую. Завтра в полдень. – Увы, магистр Килвин, завтра в полдень у меня другие дела. – Ах, ну да! – он нахмурился. – Ну, тогда к первому колоколу. – Боюсь, Килвин, сразу после порки молодому человеку придется иметь дело с моими подчиненными, – сказал Арвил с легкой усмешкой в глазах. – Пусть кто-нибудь поможет тебе дойти до медики, сынок. Мы тебя заштопаем. – Спасибо, сэр. Арвил кивнул и удалился из зала. Килвин проводил его взглядом, обернулся и посмотрел на меня: – У меня в мастерской. Послезавтра. В полдень. – Судя по его тону, это был не вопрос. – Почту за честь, магистр Килвин! Он только крякнул в ответ и удалился вместе с Элксой Далом. В результате я остался наедине с ректором, который так и не встал из-за стола. Пока из коридора слышались звуки удаляющихся шагов, мы смотрели друг на друга. Я выпустил себя из «каменного сердца» и ощутил смешанный страх и восторг из-за всего происшедшего. – Простите, что из-за меня вышло столько хлопот, да еще так сразу, сэр! – осторожно сказал я. – Ах вот как? – переспросил ректор. Теперь, когда мы остались наедине, лицо у него сделалось куда менее суровым. – А долго ли вы намеревались обождать с этим? – Ну, сэр, один оборот хотя бы! Теперь, когда я осознал, что на волосок разминулся с катастрофой, голова у меня шла кругом от облегчения. Я почувствовал, что неудержимо расплываюсь в улыбке. – Оборот хотя бы… – повторил ректор. Он потер лицо ладонями, снова посмотрел на меня, и я с изумлением увидел лукавую усмешку. Теперь, когда суровая гримаса исчезла с его лица, я сообразил, что не такой уж он и старый. Возможно, ему едва перевалило за сорок. – Что-то не очень вы похожи на человека, которого завтра должны высечь! – заметил он. Я отмахнулся от этой мысли: – А, сэр, до свадьбы заживет! Ректор посмотрел на меня странно – я не сразу сообразил, что это был один из тех взглядов, к которым я привык у себя в труппе. Он открыл было рот, но я перехватил его мысль прежде, чем он успел ее высказать: – Я не так юн, как кажется, сэр. Я-то это знаю. Хотелось бы, чтобы и другие это тоже понимали. – Ну… полагаю, они скоро это поймут. – Ректор смерил меня долгим взглядом и, наконец, встал из-за стола. Он протянул мне руку: