– Ну вон Симмон же дворянин, – возразил Манет, указывая ложкой. – И ничего, обходится как-то. Совой шумно фыркнул носом: – Симмонов папаша – бумажный герцог, который кланяется жестяному корольку в Атуре! У рысаков моего отца родословные длиннее, чем у половины вашей атуранской знати. Симмон слегка напрягся у себя на лавке, но глаз от тарелки не поднял. Вилем развернулся к Совою, его черные глаза сделались жесткими. Но он не успел ничего сказать – Совой сник, потер лицо ладонью. – Прости, Сим. Мой дом и род к твоим услугам. Просто… я рассчитывал, что в этой четверти станет лучше, а стало еще хуже. Мое содержание не покроет даже платы за учебу, а в долг мне больше никто не дает. Ты представляешь, как это унизительно? Пришлось отказаться от номера в «Золотом пони». Я теперь живу на третьем этаже «конюшен». Еще немного – и мне пришлось бы поселиться в комнате на двоих! Что сказал бы мой батюшка, если бы он узнал? Симмон сидел с набитым ртом, поэтому пожал плечами и махнул ложкой, давая понять, что он, мол, не в обиде. – Ну, может, тебе стало бы попроще жить, если бы ты не ходил разряженным, как павлин, – посоветовал Манет. – Снял бы шелка-то свои, когда на экзамен идешь. – Ах вот как, да?! – снова вспылил Совой. – Я, значит, унижаться должен? Может, мне еще голову пеплом посыпать? В рубище облачиться? Чем сильнее он злился, тем заметнее становился его певучий акцент. – Нет уж! Они никто ничем меня не лучше! Я перед ними кланяться не стану! За столом воцарилось неловкое молчание. Я обратил внимание, что очень многие за соседними столами следят за представлением. – Хюльта тиам! – продолжал Совой. – До чего же мне все тут опостылело! Погода у вас дикая и некультурная. Религия варварская и чопорная. Шлюхи несносно невежественны и не умеют себя вести. И языку вашему недостает тонкости, чтобы выразить, как здесь все ужасно… Голос Совоя звучал все тише, под конец начало казаться, будто он разговаривает сам с собой. – Мой род восходит на пятьдесят поколений назад, моя кровь древнее дерева и камня! И вот до чего я докатился! Он уронил голову на руки, глядя в свой жестяной поднос. – Черный хлеб! О боги вездесущие, человеку положено есть пшеницу! Я наблюдал за ним, пережевывая кусок свежего черного хлеба. Хлеб был чудесный. – Не понимаю, о чем я думал! – сказал вдруг Совой, вскочив на ноги. – Я этого не вынесу! И вихрем умчался прочь, бросив поднос на столе. – Ну, вот тебе наш Совой, – сказал мне Манет как ни в чем не бывало. – Довольно славный малый, хотя обычно он не ужирается так, как сегодня. – Модеганец, да? Симмон расхохотался: – Модеганистей не бывает! – Зачем ты его дразнишь? – сказал Вилем Манету. Из-за сильного акцента мне трудно было понять, упрекает он старшего студента или нет, но на смуглой сильдийской физиономии явственно отражался укор. Я подозревал, что Вилем, будучи иностранцем, сочувствует Совою, которому трудно приноровиться к языку и культуре Содружества. – Да уж, нелегко ему приходится! – согласился Симмон. – Помните, когда ему пришлось уволить своего лакея? Манет, не прекращая жевать, обеими руками сделал вид, будто играет на скрипке. И закатил глаза – никакого сочувствия его лицо не выражало. – На этот раз ему пришлось продать свои перстни, – добавил я. Вилем, Симмон и Манет обернулись и уставились на меня с любопытством. – У него такие бледные полосочки на пальцах, – пояснил я, показывая на своей руке. Манет смерил меня пристальным взглядом: – Ты гляди! А новичок-то наш толковый малый! – Он обернулся к Вилему с Симмоном. – Эй, парни, предлагаю пари! Ставлю две йоты на то, что наш юный Квоут попадет в арканум еще до конца своей третьей четверти. – Третьей четверти? – удивленно переспросил я. – А мне говорили, что надо всего лишь доказать, что я овладел основными принципами симпатии! Манет мягко улыбнулся: – Это всем говорят. Принципы симпатии – это всего лишь один из предметов, которые надо одолеть, прежде чем тебя сделают э-лиром. Он выжидательно посмотрел на Вилема с Симом: – Ну как? Две йоты? – Ну, я готов поспорить, – Вилем улыбнулся мне слегка виновато. – Ты не обижайся. Я готов рискнуть. – Ну а что ты изучать будешь? – спросил Манет, когда они пожали друг другу руки. Вопрос застал меня врасплох. – Все, наверное… – Ну прям как я тридцать лет назад! – хмыкнул Манет. – Ну а начнешь-то с чего? – С чандриан, – ответил я. – Мне хотелось бы как можно больше узнать о чандрианах. Манет нахмурился, потом разразился хохотом: – Ладно, ладно, все нормально! Сим, вон, изучает фейри и эльфов. Вил верит во всех этих дурацких сильдийских небесных духов, и все такое. – Он издал нелепое фырканье. – Да я и сам увлекаюсь бесами и шатунами! Я почувствовал, как щеки у меня вспыхнули от стыда. – Тело Господне, Манет! – перебил его Сим. – Какая муха тебя укусила? – Я только что поставил две йоты на парня, который хочет изучать детские сказки! – буркнул Манет, тыкая вилкой в мою сторону. – Он же имел в виду фольклор. Все вот это. Вилем обернулся ко мне: – Ты в архивах собираешься заниматься, да? – Ну да, и фольклор тоже! – поспешно согласился я, стараясь спасти лицо. – Я хочу выяснить, соответствуют ли народные сказки разных культур Теккамовой теории нарративной септагии. Сим снова обернулся к Манету: – Видал? Чего ты сегодня дерганый такой? Ты когда спал последний раз, а? – Не надо со мной разговаривать таким тоном! – проворчал Манет. – Я ж прикорнул на несколько часов прошлой ночью. – Прошлой ночью – это когда? – не отставал Сим. Манет помолчал, глядя в тарелку. – На поверженье? Вилем покачал головой и что-то пробормотал на сиарском. Симмон, похоже, пришел в ужас. – Манет, вчера же было возжиганье! Ты что, двое суток вообще не спал? – Ну, может, и да, – неуверенно ответил Манет. – Я каждый раз теряю ход времени, когда у нас экзамены. Занятий же нет. И я выбиваюсь из графика. А потом, я застрял в фактной, у меня там проект… Он умолк, потер лицо руками, посмотрел на меня: – Ну да, ребята правы. Я сейчас немного не в себе. Септагия Теккама, фольклор и все такое… На мой взгляд, чересчур заумно, но тоже дело. Изучай на здоровье. Я не хотел тебя обидеть. – Да я и не обиделся! – беспечно ответил я и кивнул в сторону Совоева подноса. – Подвиньте его сюда, а? Если наш аристократический отпрыск не вернется, я, пожалуй, хлебушек-то его приберу… После того как Симмон сводил меня записаться на занятия, я отправился в архивы. Мне не терпелось их увидеть после того, как я столько лет об этом мечтал. Когда я вошел в архивы на этот раз, за столом сидел молодой дворянин, постукивая пером по клочку бумаги, который был весь исписан и исчеркан. Когда я подошел, он нахмурился и вычеркнул еще одну строчку. От его ослепительно-белой рубашки и камзола дорогой, ярко-синей ткани так и разило деньгами. У той части меня, что еще недавно бродила по Тарбеану, так и зачесались руки срезать у него кошелек. Он еще немного постучал пером и наконец отложил его со вздохом, выражающим крайнее раздражение. – Имя! – бросил он, не поднимая глаз. – Квоут. Он пролистал книгу, отыскал нужную страницу и нахмурился.