Хюго обдумывал отцовскую ложь. И вот наконец Пит услышал, как заскрипели половицы у кровати старшего сына. А потом быстрые шаги Хюго в сторону лестницы. — Но это такая тоска… — Хюго старался выглядеть бодрым, когда завязывал шнурки на старых кроссовках, которые никак не хотел поменять на новые. И когда снимал рюкзак с крюка у входной двери. — …Я имел в виду, сидеть и смотреть, как ты работаешь. Тоска. А ведь были времена, когда мальчики интересовались, что делают мама и папа на работе — в том загадочном месте, где коротают часы в ожидании, пока их дети не наиграются с друзьями в детском саду. И тогда на каждое посещение хватало пол-литра мороженого, большого стакана «пепси» и пары-тройки серий «Винни-Пуха». Пит положил руку на хрупкое плечо, притянул сына к себе и обнял, как не мог позволить себе на людях. — Тоска, понимаю… Да, к сожалению, иногда бывает и так. В машине, по дороге в офис в центре Стокгольма, Пит вспомнил одно проверенное средство против тоски. Мальчики нередко прибегали к нему, когда были младше и вместе толкались на заднем сиденье, — считали по-польски. — Еден, два… — Еден, два… Пока за спиной Хоффмана откликался только один голос. Пит повернулся к старшему сыну: — А ты, Хюго? — Не хочу. — Пусть Расмус один считает, пока не приедем? Хюго молчал, и положение спас Расмус: — Не трогай его, папа. Давай считать вдвоем. Теперь я начинаю, и каждый говорит только одно число, ладно? — Тше. — Чтери. — Пьечь. Так они дошли до ста тридцати шести — Расмус начинал, Хоффман подхватывал, а Хюго вздыхал. А потом машина припарковалась возле углового здания на Васагатан, где на третьем этаже располагался офис «Хоффман Секьюрити» с почтовым ящиком. Хоффман отпер укрепленную входную дверь, потом решетку и набрал четыре цифры на панели управления в прихожей, чтобы выключить сигнализацию. Охранная фирма — так работала польская мафия, в которую Пит внедрился по заданию шведской полиции, да и вообще, все ветви восточноевропейской мафии. Потому что «Хоффман-секьюрити» была лишь одним из филиалов головной фирмы «Войтек-секьюрити». До тех пор пока ее владелец Пит Хоффман, год от года все больше входивший в доверие, не добрался до самого сердца преступной структуры и не развалил ее на части. — И как долго мы здесь будем? — Ты знаешь, Хюго. — Я спросил, потому что ты мог передумать. — Мой дорогой, любимый старший сын, будь добр, сядь за стол рядом с Расмусом. Посмотри телевизор, почитай, поройся в Сети, поиграй во что-нибудь. Я не передумал. В годы скитаний Пита Хоффмана Эрик Вильсон, его куратор в стокгольмской полиции, пунктуально оплачивал аренду этой пустовавшей квартиры. Пит Хоффман и сам толком не мог понять, почему это было так важно для него. То, что заработанные или добытые каким-либо другим путем деньги шли на содержание семейного гнезда в Эншеде, казалось естественным, но этот неоправданно дорогой офис в центре города, все назначение которого с самого начала сводилось к тому, чтобы Пит имел возможность приблизиться к властному ядру польской мафии… Это потом все прояснилось, когда они вернулись в Швецию и Пит чудом избежал тюремного заключения. Тогда эта квартира стала для него единственным надежным убежищем — в то время как все остальное в жизни являло полную противоположность тому, что обычно подразумевается под словом «надежность». Только здесь жизнь казалась понятной и все вставало на свои места. Отсюда, когда пришло время, он и начал вести поиски нового жилья. Пит зашагал по комнатам с высокими потолками, светлыми стенами. Окнами, выходящими на Нурра-Баторгет и Кунгсбрун. Камин — в Эншеде они построили такой же, потому что так захотела Зофия. В кабинете, который располагался рядом с кухней, стоял тяжелый антикварный стол и два оружейных шкафа, того же типа, что были в подвале. Именно здесь и началась его легальная деятельность. А ведь Пит Хоффман был уверен, что никогда не научится выживать вне криминального мира. Полдня он продавал и монтировал камеры наблюдения и сигнализации, вторую половину укреплял окна и двери в офисе. И лишь изредка по будням, а иногда и по выходным, если получалось согласовать с графиком Зофии, подрабатывал охранником там, где за это хорошо платили. — Я хочу пить, — раздался голос Расмуса из переговорной. — Пить, папа! — Видишь маленький холодильник в углу? — Да. — Загляни туда. На верхней полке найдешь то, что наверняка тебе понравится. Оранжевого цвета, начинается на «Ф», кончается на «А». Там на каждого по банке. Входя в квартиру, Пит сознательно переступил через кучу бумаг на ковре. Теперь же, когда мальчики нашли себе занятие, вернулся к двери и подобрал все до единой. Отложил в сторону бесплатные газеты, рекламные брошюры и профессиональный журнал по индустрии безопасности, а шесть отобранных конвертов сложил в новую стопку на письменном столе. — Я не нахожу, папа! Снова Расмус, с отчаянием в голосе. — Их здесь нет! Прохладительные напитки — слишком важный вопрос, чтобы его можно было так запросто проигнорировать. Поэтому Пит Хоффман тут же поспешил в переговорную. Миновал мальчиков, которые сидели за столом как заправские менеджеры. Хюго прекратил вздыхать и погрузился в какую-то игру на Айпаде. Расмус смотрел рисованный мультфильм, который сейчас стоял на паузе. Хоффман открыл маленький холодильник в углу и тоже ничего не увидел. Краем глаза он заметил, как за его спиной младший сын развел руками — «я же говорил, папа». Хоффман прошел на кухню. Прохладительные напитки лежали в большом холодильнике. Он взял две банки, поставил перед довольными мальчиками и вернулся к антикварному столу с кучей корреспонденции. Семь конвертов. Пит отыскал письмо от британского поставщика бронежилетов из кевлара, которые давно ждал. В Швеции таких не купишь. Ходовой товар, не в пример лучше тех, в которых бегают местные полицейские. Но главное письмо оказалось в самом низу, и это было то, чего Пит ожидал меньше всего. Хотя и знал после вчерашнего, что рано или поздно нечто подобное должно произойти. Собственно, это была бандероль. В пакете на мягкой подкладке, какие продаются на почте. И адрес напечатан тем же шрифтом, что и записка, прилагавшаяся к «человечку». И снова — ни марки, ни штемпеля. Питу Кослов-Хоффману Значит, он проник и сюда, за его укрепленный фасад. Но кто он? Чего хочет? Пит бросил взгляд в сторону переговорной. Они сидели там, его любимые мальчики. Каждый в своем мире, бесконечно далекие от того, что ни в коем случае не должно было их коснуться. Пит потрогал бандероль, надавил пальцами на пакет на мягкой подкладке — толстый. И хорошо заклеенный, не как в прошлый раз. Внутри только бумаги. Много, а не один листок, которым была обернута ручная граната. Пит достал из ящика перочинный нож и вскрыл пакет, который был продолжением и в то же время только началом самого кошмарного и головокружительного периода в его жизни. Пит сразу понял, что это значит. Документы, к которым никто не имел доступа, — оружие куда более разрушительное, чем граната или пистолет. Из конверта на мягкой подкладке Пит извлек копии протоколов и рапортов, а также кодовые имена сотрудников, составлявших неофициальную инфильтрационную сеть шведской полиции. Все это существовало в единственном экземпляре и хранилось в сейфе у начальника отдела по сбору информации в полицейском управлении округа «Сити». Такое казалось невозможным, но именно эти бумаги держал сейчас в руках Пит Хоффман. Убористо исписанные страницы из черных секретных папок. Детальное описание встреч на заброшенных квартирах и в шикарных современных особняках, каждый раз по новому адресу. В первой колонке кодовое имя. Потом — дата и точное время. И далее вкратце суть информации, которой обменивались сотрудник-осведомитель и его полицейский куратор. Питу не нужно было особенно вчитываться, чтобы понять, что те страницы, которые он держал перед глазами, были написаны рукой его личного куратора Эрика Вильсона и посвящены его, Пита Хоффмана, скромной персоне. Речь шла о его вербовке десять лет тому назад. Там же указывалось и его кодовое имя — Паула. Именно так его тогда звали, — единственное имя, под которым его знали работодатели из управления. Оно же стало для него прикрытием, после того как Пит Хоффман разоблачил и выдал полиции эту жестко организованную преступную группировку. В том же сейфе, где протоколы и рапорты, обычно хранилось и настоящее имя осведомителя. Написанное на листке бумаги, оно со дня вербовки лежало в белом конверте, запечатанном красным сургучом. В кипе бумаг на письменном столе Пита Хоффмана обнаружилась и копия этого листка — ответ на вопрос, кем на самом деле был агент Паула. Даже это. Пит Хоффман глубоко вдохнул и выдохнул — еще и еще раз. Доступ постороннего лица к этой информации мог означать что угодно, в том числе и смертный приговор. Потому что мафия, как и любая другая преступная организация, очень не любит, когда в нее внедряются полицейские осведомители. В таких случаях они не пишут заявлений в суд, но действуют на свой страх и риск — немедленно и беспощадно. Смерть. Это так просто. — Что ты делаешь, папа? Хоффман вздрогнул. Он и не заметил, как Расмус прошмыгнул к нему за спину и теперь стоял, облокотившись на стол и глядя на опасные бумаги. — А ты, Расмус? Почему не смотришь телевизор?