– О боже. Обычно у меня в шкафчике образцовый порядок, не то что сейчас. Эмма уставилась на нее. Не подумала ли Клара, что она собирается устроить ей выволочку? – Не глупи. На самом деле я любовалась тем, как у тебя все разложено. – Правда? – У Клары загорелись глаза. Потом она нервно закусила губу. – Послушай, Саттон, говорят, что в эту пятницу намечается какая-то топ-секретная вечеринка. Вроде бы в заброшенном доме или что-то в этом роде? – Верно, – сказала Эмма. Мадлен рассказала ей подробности, добавив, что вечеринка пройдет в давно выселенном доме. От Эммы не ускользнуло просящее выражение лица Клары. – Хочешь пойти? Я скину тебе подробности смской. – Ты не шутишь? – Клара чуть не запрыгала от восторга. – Это было бы супер! Клара поблагодарила Эмму еще раз шесть, потом переоделась, схватила свои вещи и исчезла. Эмма оглядела раздевалку. Народу прибыло – вернулись теннисистки и пловчихи. Совсем не подходящее время, чтобы обследовать шкафчик Саттон. Эмма решила, что пересидит где-нибудь в тихом уголке, пока школа не опустеет… а уж потом возьмется за дело. К семи вечера в школе воцарилась полная тишина. Погасили свет, и Эмму, затаившуюся под дверью библиотеки, окутала темнота. Мимо прошло несколько учителей, направляясь к своим машинам, но никто не спросил, почему она еще в школе. Наконец она пробралась обратно в коридор и вернулась в раздевалку для девочек. Дверь за ней захлопнулась, оставляя ее в кромешной тьме. Даже запах хлорки не мог перебить вонь потной спортивной одежды. В душевых кабинках капала вода, и звук, похожий на вздох, разнесся в воздухе. Эмма нащупала выключатель, и неприятный свет люминесцентных ламп заполнил раздевалку. Она подошла к шкафчику Саттон и дрожащими пальцами открыла кодовый замок. Потом вытащила кроссовки, розовые теннисные носки, упаковку лейкопластырей, солнцезащитный лосьон и разложила все это на скамейке. Просунув пальцы в угол шкафчика, она приподняла нижнюю полку и поморщилась, когда в пустой раздевалке раздался металлический скрежет. Под полкой, служившей дном шкафчика, оказалась узкая грязная щель. И там, среди комков пыли и ржавых заколок, лежала длинная, тонкая серебристая коробка-сейф. Сердце заколотилось, когда Эмма порылась в кошельке и достала ключик, который нашла в комнате Саттон. Она медленно вставила его в замок. Ключ подошел. Эмма открыла коробку и увидела внутри целый ворох каких-то бумаг. Она взяла верхний листок и вгляделась в убористый, аккуратный почерк. Это было письмо, подписанное Шарлоттой. «Саттон, я так сожалею обо всем». Шарлотта трижды подчеркнула слова «обо всем». «Не только о Гаррете, но и о том, что не поддержала тебя, когда ты переживаешь такие трудности сама знаешь с кем». Я уставилась на записку. Что это значит? Что за трудности я переживала и с кем? Вспышка памяти вдруг озарила сознание, и я увидела, как мы с Шарлоттой стоим у школы, с сумками через плечо, склонившись друг к другу и перешептываясь. Она знает, Саттон, точно тебе говорю, шептала Шарлотта. Она не дура. И потом добавила: Тебе нужно подумать о своих привязанностях. Я старалась хоть ненадолго удержать воспоминание, но оно ускользнуло быстрее, чем пришло. Эмма сложила послание Шарлотты и копнула глубже. Следующим ей попался составленный Габби и Лили список причин, по которым их следует принять в клуб «Игра в ложь». В качестве основных аргументов упоминались «оригинальный стиль и актерский талант». Затем она отыскала диктант по немецкому, в котором все ответы были заполнены, а в правом верхнем углу значилось: «Экземпляр преподавателя». Эмма отдернула руку как ошпаренная, поддавшись безотчетному страху перед фрау Фенстермахер, словно та могла ворваться в раздевалку и застукать ее с поличным. Звуки капающей воды почти стихли. Зашумела вентиляция, и откуда-то издалека донеся чей-то кашель. Эмма взяла себя в руки и продолжила раскопки. Среди бумаг лежали старый полицейский протокол о задержании, контрольная работа с красным жирным «неудом»… И вдруг она наткнулась на ветхую страничку с косыми мальчишескими каракулями: «Дорогая Саттон, прости. Я не хочу быть таким с тобой… Таким злым. Просто что-то внутри как будто заставляет меня… Но я боюсь, что если между нами ничего не изменится, я сорвусь. – Т.» Холодок пробежал по спине Эммы. Это написал Тайер. Больше некому. Она не знала, за что он просит прощения, но письмо звучало как угроза и свидетельствовало, насколько Тайер нестабилен. Ком встал в горле, когда Эмма перечитала записку. Она устала гадать и тыкать пальцем в небо. Оставался лишь один способ выяснить, что же, черт возьми, происходит. И встреча с Тайером была неизбежна. 18 Посетитель к Тайеру Веге Камера предварительного заключения примыкала к полицейскому участку, хотя у нее был отдельный охраняемый вход. Эмма остановилась в нерешительности перед стальными воротами, пытаясь выровнять дыхание. Наконец толстый лысый охранник в темно-синей форме, с зажатой под мышкой книгой в мягкой обложке, подошел к двери и уставился на Эмму. – Вам помочь? – спросил он, позвякивая связкой длинных серебристых ключей на поясе. – Часы посещения уже заканчиваются, – буркнул он. Эмма взглянула на часы от Cartier, которые нашла в шкатулке Саттон. 07:42 вечера. – Мне всего на несколько минут, – сказала она, улыбаясь самой сладкой улыбкой, какую только могла изобразить. Охранник мрачно посмотрел на нее. Эмма увидела обложку его книги: на обложке накачанный детина с мечом целовал хрупкую блондинку. В детстве Эмма читала подобные романы от издательства Harlequin — на книжных полках в домах ее приемных матерей они занимали почетное место. Одно время она воображала, будто брюнетка в костюме пирата на обложке «Разбитых сердец» и есть Бекки. Наконец охранник открыл ворота и впустил ее внутрь. Он достал планшет с регистрационным листом. Эмма пыталась унять дрожь в руке, пока писала САТТОН МЕРСЕР в графе ПОСЕТИТЕЛЬ и ТАЙЕР ВЕГА в графе ЗАКЛЮЧЕННЫЙ. Эмма знала, что совершает рискованный шаг, но что делать, если она зашла в тупик. Ей необходимо выслушать версию Тайера. И разговор лицом к лицу, в тюрьме, где их разделяет пуленепробиваемое стекло, казался самым безопасным в сложившихся обстоятельствах. Охранник взглянул на имя заключенного, которое указала Эмма, и кивнул. – Пойдемте со мной. – Он открыл тяжелую стальную дверь и повел ее по длинному коридору. Второй охранник, в такой же темно-синей форме, с бэйджем «СТЭНБРИДЖ» на широкой груди, ожидал Эмму в небольшой квадратной комнате, разделенной посередине перегородкой из толстого стекла. Эмма обрадовалась, увидев, что это не Квинлан – ей совсем не хотелось общаться с ним сегодня. – Садитесь здесь, – сказал Стэнбридж, указывая на одну из кабинок. Эмма села на жесткий оранжевый пластиковый стул. Деревянные панели по бокам, вероятно, обеспечивали подобие конфиденциальности, хотя Эмма сомневалась, что в пустой комнате это необходимо. На панелях кто-то оставил надпись цветным маркером и чернилами: «СП ЛЮБИТ СН. ВМЕСТЕ НАВСЕГДА» и вырезал дату: 5/4/82. По ту сторону перегородки распахнулась дверь, и Эмма вздрогнула, а ее сердце подпрыгнуло к горлу. В кабинку в сопровождении пузатого коротко стриженного охранника вошел Тайер. Он осунулся, бледная кожа была туго натянута на скулах. Увидев Эмму, он опешил и напрягся. На мгновение Эмме показалось, что он сейчас развернется и уйдет. Но охранник ткнул его между лопатками, подталкивая к кабинке. Тайер неохотно шагнул вперед и сел напротив Эммы. Когда он снял телефонную трубку по ту сторону стекла, оранжевый рукав его комбинезона задрался и обнажил татуировку, которую Эмма не видела на очной ставке в полицейском участке. На внутренней стороне запястья красовался орел, а под ним – крошечные буквы «ПБС». Не об этой ли татуировке говорила Мадлен? Я пристально смотрела на Тайера, вглядываясь в каждую черточку. Пыталась представить себе, как я его любила. Как хранила в тайне наши отношения. Рисковала ради него дружбой. Даже мертвая, лишенная памяти, я чувствовала, что во мне что-то шевелится, толкает меня к нему, вызывает желание быть рядом, насколько это возможно. И в то же время его темные глаза и угрожающее выражение лица пугали меня. Я знала, что в моих воспоминаниях спрятано что-то особенное, чего я еще не видела, какой-то страшный момент, который память отказывается воспроизводить. Эмма тоже взяла трубку и сделала глубокий вдох. – Нам нужно поговорить, – произнесла она настолько решительно, насколько у нее хватило сил. – У меня к тебе несколько вопросов о той ночи, – продолжила она, имея в виду ночь гибели Саттон. – И обо всем, – добавила она. Тайер поднял глаза. Синеватые тени залегли под ними полумесяцами; казалось, он не спал много дней. – Ты получила мои послания. Поэтому у тебя не должно быть никаких вопросов. Но вместо этого ты повела себя как законченная психопатка и все испортила. Послания? Холодное липкое чувство накрыло Эмму. Наверное, он говорил о записке: «САТТОН МЕРТВА. ПРОДОЛЖАЙ ИГРУ… ИЛИ ПРИСОЕДИНИШЬСЯ К НЕЙ». И о надписи, которую оставил на доске во время репетиции школьного бала, после того как едва не прикончил Эмму, сбросив ей на голову прожектор. Эмма открыла рот, собираясь что-то сказать, но слова не шли. Тайер откинулся назад и уставился на нее холодным, расчетливым взглядом. – Или это просто игра? Ты что, забыла? Со мной играть опасно. Тем более что только я знаю, кто ты на самом деле. Эмма ощутила слабость во всем теле, от кончиков пальцев ног до самого горла. Рука, сжимавшая телефонную трубку, задрожала, и Эмма с трудом удерживала ее возле уха. Все стало слишком очевидно. Тайер знал, кто она такая… и кем не является. Значит, это он сделал. Он убил Саттон. Эмма сидела напротив убийцы своей сестры. – Тайер, что ты сделал? – Ее голос прозвучал почти шепотом. Мне тоже до смерти хотелось это знать. Слова Тайера, его поза, все его существо излучали злость. Как он мог говорить, что любит меня, а потом расправиться со мной? – Представляю, как тебе не терпится это узнать, – усмехнулся Тайер, сверкнув белыми зубами. – Но ты ведь уже слышала хорошую новость? Судебное заседание перенесли на следующую неделю. Так что скоро я выйду на свободу. – Ты выходишь на следующей неделе? – переспросила Эмма, и ее затрясло. Значит, всего через восемь дней безопасной жизни придет конец. – Да. Мой адвокат пытается добиться прекращения дела. Я несовершеннолетний, а меня арестовали как взрослого, да еще по сфабрикованному обвинению. Но мой адвокат собирается доказать, что это туфта. Он считает, что Квинлан мне мстит. Этот парень меня ненавидит. И тебя, Саттон, тоже. – Тайер устремил на нее долгий взгляд. – И, когда я выйду, мы, наконец, сможем поговорить по душам. Как в старые добрые времена. Слова Тайера звучали безобидно, но его голос сочился сарказмом и ненавистью. Он подался вперед, почти вплотную приблизив лицо к стеклу, которое слегка запотело от его дыхания. Зрачки его расширились и превратились в черные дыры. Эмма крепче сжала телефонную трубку, чувствуя, как потные пальцы скользят по бежевому пластику. Тайер вдруг с треском бросил трубку на рычаг. В ухо ей ударил гудок. Кто-то похлопал Эмму по плечу, она вздрогнула и обернулась. Стэнбридж строго смотрел на нее. – Время истекло, мисс. Эмма машинально кивнула и вышла за ним из комнаты. Я не отставала от нее. Все во мне искрило, как будто вспыхивали электрические разряды. Встреча с Тайером и этот жест охранника, похлопавшего Эмму по плечу, словно открыли шлюзы моей памяти. Я почувствовала запахи пыли и пустынных цветов в Каньоне Сабино. Почувствовала прикосновение холодного воздуха к моей голой коже. И чья-то рука легла мне на плечо – может быть, рука Тайера. И, может быть, прямо перед самым убийством. В очередной раз я мысленно перенеслась в прошлое…